«Из Америки может ли быть что доброе?» Культуролог Аркадий Небольсин об американизме

Программа Марины Михайловой

«Культурная реакция»

2010 г.

М.Михайлова: Здравствуйте, дорогие братья и сестры! С вами радио «Град Петров», программа «Культурная реакция» и ее ведущая Марина Михайлова. И сегодня с большим удовольствием я представляю вам нашего гостя – это профессор, культуролог, философ Аркадий Ростиславович Небольсин. Здравствуйте, Аркадий Ростиславович!

А.Небольсин: Здравствуйте!

М.Михайлова: Я очень рада, что Вы предложили такую интересную тему как американизм, американизация жизни. Мне бы хотелось услышать, что Вы думаете по этому поводу. Ведь Вы живете в Америке очень давно, Вы – американец, но при этом Вы – русский человек. И вот это Ваше удачное пограничное положение, принадлежность одновременно к двум культурам, наверное, позволяет рассмотреть какие-то интересные вещи.

А.Небольсин: Да, я – такой мост на двух ногах. Я в Америке живу почти постоянно с 1937 года, хотя я часто бываю и в других странах, и после 1972-го года начал часто посещать Россию. Я бы хотел назвать свою презентацию «Америка и американизм», потому что в каждой стране есть свои качества и есть свои, скажем, «некачественные элементы», и их нужно различать. Совсем глупо просто огульно ненавидеть Америку и американцев, как и любую другую страну.

М.Михайлова: Конечно.

А.Небольсин: Есть очень много недостатков, против которых, конечно, можно восставать и стараться от них избавиться. Это другое дело. Это касается многих американцев, и хороших американцев. Так что я с этого хотел бы начать. И мы начнем, скорее, с плохого и перейдем к хорошему.

М.Михайлова: Да, думаю, это правильно.

А.Небольсин: Есть американизм, который захватил все здешние масс-медиа, все средства массовой информации и увлечения – я подразумеваю, например, музыку. Культура рок, и поп, и даже я небольшой любитель джаза. Мне казалось даже в детстве, что это довольно вредно, что в этом какой-то примитивизм и какая-то грубость, которые отучают людей от классической музыкальной восприимчивости. И это, конечно, очень жаль. Я сам учился классической музыке, и даже должен был стать музыкантом, но потом я «перерешил» этот вопрос, когда мне исполнился 21 год. Но я просто очень люблю музыку, и мне больно видеть, какие вредные влияния, даже в самой Америке. И совсем меня удивило, что после войны эти влияния появились и в Европе. Сперва в Европе, и, вероятно, после перестройки в России. Я бы сказал, что это очень низкий уровень массового человека. В 20-е годы Ортега-и-Гассет написал изумительную книгу «Восстание масс», которую перевели на русский язык довольно скоро. Именно это массовое сознание, по-немецки говорят «массенменш», чрезвычайно разрушительно. Например, мы с Вами говорили и о проблемах современной архитектуры, и о разрушении Петербурга – другого слова я не нахожу. И все это, конечно, проявления массового сознания.
Говорят, архитектура – это «замороженная музыка». И, конечно, оба с греческих времен взаимно связаны, оба должны опираться на гармонию, идею согласия. Даже церковнославянское слово «согласие» – там один из инструментов, о котором пишется в Новом Завете и то, что мы сами понимаем в другом смысле слова, что нужно «соглашаться». То есть без согласия ничего нет. Ни страны, ни общества, ни семьи, ни государства – и даже капитализма нет. И мы сейчас перейдем к этому, потому что вредный, пиратский капитализм – исторический – появился сперва в Англии и в Америке, а потом быстро начал переходить к другим странам. Капитализм попал в Германию – это заметили Маркс и Энгельс, но против капитализма начали воевать немецкие социал-монархисты, Мюллер и другие мыслители. И очень хорошо и правильно на все эти вопросы реагировали, и потом, кстати, другие монархисты тоже подхватили это. Вероятно, кажется, что царь и служилое дворянство – или, скажем, аристократия, но благородная аристократия (именно слово «noble» на всех языках, а по-русски говорят «благородный», но это тоже называется «знать» и «дворянство»), это люди, которые представляют собой разные идеалы. И если есть жадность к приобретению богатств и денег наперекор ближнему, часто не в выгоду твоего брата, а наоборот, стремление ему насолить, чтобы самому побольше поесть или побольше себе положить в карман, – все это, увы, разрослось, и в разных странах. Я тут немножко «переборщил», конечно, в отношении капитализма. Но капитализм, как мы его понимаем сегодня, родился в Англии, у Адама Смита, и довольно рано перешел в Америку. И к концу XIX века Америка славилась тем, что там был такой пиратский капитализм больших миллионеров. Против них многие восставали. И вот тогда возродилось слово «американизм», которое перешло из экономической среды и в культурную среду.

М.Михайлова: Можно я уточню одну вещь? Ведь мы с Вами прекрасно понимаем, что само по себе стяжательство, и жадность, и все пороки, связанные с деньгами, по-видимому, существовали столько же, сколько существовали сами деньги.

А.Небольсин: Да, конечно, это правда.

М.Михайлова: Но когда Вы говорите о «пиратском капитализме», означает ли это, что вот этот принцип стяжательства оправдывается и провозглашается как нравственный принцип, как допустимое поведение, и даже становится центром какого-то государственного и общественного устроения? Это так?

А.Небольсин: Да, Вы очень хорошо сказали. Эта тенденция не всегда проявляется. Например, ростовщичество часто осуждалось, начиная с Библии и Евангелия, и брать какие-то лишние проценты, не в выгоду своего ближнего, своего брата, по-евангельски говоря, это уже осуждалось. Это осуждалось и в ветхозаветном законе, и в христианском законе, и осуждалось Церковью, и притом довольно строго, и даже в протестантской Церкви. Но, с другой стороны, всякие писатели, вроде Макса Вебера и Тони, который, кстати, был знакомым моего дяди, профессор в Кембридже, и он написал «Religion and the rise of capitalism», где он доказал именно то, что Вы начали говорить. Не то, что это считалось потом человечным и нормальным, но это даже хвалилось, и капиталисты возгордились. И появилось с ними то, что сейчас так плохо во всех странах, и особенно у «новых русских», – какая-то гордыня, и самохваление вместе с этим капитализмом.
И я бы говорил о разрушительном влиянии этого капитализма. Например, он повлиял на ход модернизма, на ход культа уродства, культа всяких изъянов и даже провокаций. И на радио, и на телевидении это все идет из-за злоупотребления деньгами, потому что, оказывается, это выгодно играть на людях таким образом и учить их плохому примеру. И в этом исторически Америка кое в чем виновата. Я не пойду так далеко, как некоторые здесь, что даже когда Америка как бы политически распространяла свою власть, то это было одним методом, что она могла проникать и политически, и экономически тем, что она насаждала этот модернизм, близко связанный с капитализмом. Может быть, это случилось невольно, и как-то по разным причинам – мы не знаем, как дьявол действует. Иногда мы знаем, а иногда не знаем. И я вижу что-то демоническое и в модернизме, и в таком оголтелом капитализме. Конечно, в Америке есть противоядие, и много американцев борется против этого, и, конечно, не только русские люди здесь, которые насаждают христианскую нравственность или стараются ее распространить, но и многие в Америке. И не только православные, но католики и протестанты тоже стараются какую-то альтернативу предложить. Например, разные движения христианского социализма. В 30-е годы ХХ столетия, кстати, даже демократия Рузвельта насаждала такие нравственные экономические ценности, и разные религиозные круги, и даже богословы, и даже поэты и великие писатели, вроде Эзра Паунд. Это очень интересный пример для нас сегодня. Он недавно умер, и многие считают, что это самый великий поэт ХХ века. У него были всякие теории, своего рода учения. Он, конечно, был классик, исходил из Древнего Рима и Древней Греции, но он также изучил Древний Китай. У него своеобразный китайский классицизм и идеализм. Он учит людей другим экономическим привычкам, а не тем, которые сейчас главенствуют в Америке или даже в его время.

М.Михайлова: Можно я спрошу? Насколько голос поэтов звучит вообще в Америке? Понятно, что Эзра Паунд – это великий поэт и великий мыслитель, но услышан ли он обществом?

А.Небольсин: Зависит от общества. Многие учатся в университетах, и во всех университетах его изучают. Вы сами знаете, как в России все возятся с поэтами. Но наши поэты мало обращали внимания на общественные вопросы. Может быть, я не прав, но Мандельштам, или Ахматова, или Гумилев, или символисты – это все чистое искусство.

М.Михайлова: Но Ахматова написала «Реквием». Это не «чистое искусство».

А.Небольсин: Да, она осуждает коммунизм, это другое дело. То, что многие великие писатели выступали против коммунизма, я, конечно, согласен с этим. Но в Америке были целые системы фермерства, как заниматься сельским хозяйством, вопросы частной собственности, как это контролировать – и очень ярые атаки на капиталистических жадных миллионеров. Называли семью Рокфеллера и других «пиратских капиталистов». После этого, сравнительно недавно, капиталисты начали заниматься благотворительностью. И теперь существуют, как Вы знаете, большие фонды, каких здесь, по-видимому, нет, которые очень-очень много делают и для искусства, и для архитектуры, и для исторических городов, и для защиты окружающей среды. Это все как бы такое покаянное движение среди самых богатых элементов. Гейтс раздал свое имущество, и известен своими благодеяниями. Я это особенно хочу подчеркнуть, потому что, может быть, какие-то здешние очень эгоистичные капиталисты, которых я называю «новыми русскими» (может быть, нужно придумать новое название?), и эти люди, они, по-моему, очень мало что делают. Среди них есть верующие, иногда они помогают Церкви. Но я бы сделал обобщение, что этот класс людей не выполняет свою общественную обязанность, а в Америке это отчасти делается. Но не всеми, и в Америке тоже свои проблемы продолжаются. В Америке это началось раньше, чем в России, потому что даже в России была традиция купцов-миллионеров и благотворителей, а в Америке они позже начали заниматься благотворительностью. А, наоборот, пример Америки, о котором по всему миру говорили, это был пример вот этого ростовщичества, против которого выступал Эзра Паунд.
Теперь я повторяю: да, в России, конечно, тоже преклоняются перед своими поэтами, но в Америке это просто преподается во всех университетах без исключения.

М.Михайлова: Даже на технических специальностях?

А.Небольсин: Даже на технических. Бывают так называемые гуманитарные науки. В Колумбии все будущие инженеры, без исключения, должны были пройти «Great Books», то есть курс «Великих книг», начиная с «Илиады» и даже включая Библию. Многие студенты единственный раз, может быть, и прочитывали Библию. Так что в таком случае, почему я привел этот пример в лице Эзры Паунд, но сами поэты и писатели часто убегали из Америки, начиная с XIX века. Им настолько была противна жизнь там, такое уныние, такая скука от всего это материализма. И потом еще известное пуританское восстание иконоборчества и нелюбовь к религиозному искусству. Эта традиция тоже существовала. В результате великие писатели, Генри Джеймс, Скотт Фитцджеральд, все убегали в Европу, и часто там поселялись – и тот же самый Эзра Паунд. Революции в Америке не было, насилия не было, кровь там не текла, концлагерей не было, но почему-то духовная элита не хотела там жить и убегала в Европу.

М.Михайлова: А не кажется ли Вам, что дух американской культуры – это дух посредственности? Безусловно, есть в Америке великие писатели, поэты, очень интересные художники, некоторые снимают хорошее кино. Но тем не менее, когда началась экспансия американской культуры в Европу, возникла некоторая парадоксальная ситуация: насколько интеллектуалы, и французские, и английские, и русские протестуют против этого и не могут смириться, настолько народ доволен этим. Не кажется ли Вам, что американская культура нащупала какую-то очень соблазнительную низкую сторону человеческой природы?

А.Небольсин:
Да, Вы правы. Это то, что я сказал о «восстании масс» и массовости. Это значит, индивидуальный человек может быть очень хорошим, и хорошим семьянином, но с точки зрения культуры он является частью этих масс и проповедует это «псевдоевангелие». К сожалению, Вы совершенно правы, в Америке, и, кстати, это заметили уже давно, Диккенс, например…

М.Михайлова: Да, у Диккенса очень хорошая статья…

А.Небольсин: …и даже Токвиль. И американская интеллигенция, которая часто так критикует Америку, как никто. Например, сегодня Курт Воннегут, с которым я знаком, и другие повторяют то же самое, что Вы сказали.
А теперь поговорим о добром. Я с этого начал. Можно и критиковать, и я подарю Вам свою книгу, и Вы там найдете – я это называю «буржуазность» в своей диссертации, это и «пошлость», и «посредственность». Кстати, Набоков, хотя он тоже любил Америку, и все-таки там он разбогател, за что он очень был благодарен, но как он пишет об Америке – хотя бы «Лолиту» ужасную почитайте. И он тоже уехал навсегда в Швейцарию и поселился в городе, где я родился, в Монтре, и проживал там очень хорошо свою старость. Потому что это культурный европеец.
Все это очень плохо, но я скажу одно: тут нужно немножко отделить прекрасное от доброго, хотя в России, наоборот, гениальная мысль русской Церкви, русского народа, русской традиции – это все соединить в одно, и все прекрасное непременно «добро есть», а все доброе, хорошее непременно прекрасно. И словарь русского языка нам это доказывает «благообразием», о котором писал петербургский эмигрант Вейдле. О культе благообразия у Достоевского. Это мне всегда очень нравилось в родной культуре, потому что это было и в Древней Греции. Одно неразличимо от другого.

М.Михайлова: Да, калокагатия…

А.Небольсин: Конечно, может быть очень красивая женщина – и блудница, и так далее, бывают всякие изъяны, но принцип остается непоколебимым, я считаю. И все-таки иногда нужна грань между этими понятиями. Я считаю, что в Америке есть какой-то культ уродства – например, довольно глупый праздник Хеллоуин, который нашим православным священникам совсем не нравится. В это время переодеваются в каких-то монстров и скелетов, и дети, и взрослые ходят в таких костюмах, и все наслаждаются этим чистейшим уродством и монструозностью.

М.Михайлова: А это чисто американский праздник? В Ирландии, или еще где-нибудь, там такого нет? Таких карнавалов?

А.Небольсин: Может быть, это есть немножко в Англии. Ведь это было преддверие Дня всех святых в Западной Церкви – и это те чертики, которые наслаждаются. Да, конечно, есть и «Ночь на Лысой горе», и так далее. Но, кстати, «Ночь на Лысой горе» Мусоргского – это что-то совсем другое; это трагическая музыка, эта музыка полна какой-то жалости и ужаса, и особенно в конце, где происходит примирение. Так что как раз это пример не того, что Вы могли бы подумать. Но в Америке как раз все это очень поверхностно и весело, и я не думаю, что это совсем правильно.
Но в Америке есть другое – доброта. Невероятная доброта этого населения, о котором мы говорили. Я даже не говорю об элите или интеллектуалах, или интеллигенции, или даже аристократии – там всякие бывают. А просто народ – фермеры, бедные негры на Юге. У них есть одно качество – это доброта, доброе отношение к другим людям. Нет зависти. Зависть – это европейская черта и, к сожалению, русская. Может быть, после коммунизма – я не говорю о предреволюционном крестьянстве или о народе, но теперь есть зависть и известная жестокость. Об этом многие из вас говорят, а не только я. И, к сожалению, это так. Даже Ключевский об этом писал в своей «Истории». И он был недоволен собой и написал книгу о добрых людях Древней Руси. Так же, как Лихачев написал книгу «О добром и прекрасном». Но главная характеристика сегодня, увы, это не то, что они, может быть, недобрые, они недоброжелательные. В Америке всегда, если сосед разбогател, ты ему не завидуешь, ты думаешь, что ты тоже можешь поработать и разбогатеть, как он. В России, если мужик сегодня построит новую избу, то его соседи могут эту избу разобрать, ночью прийти и утащить все, что можно. Я знаю примеры этого лично. Такое в Америке нельзя даже вообразить, это никому даже в голову не придет. К сожалению, те замечательные качества, которые вы находите в великой литературе, – Марк Твен «Гекльберри Финн», который, кстати, Вы знаете, это до массового сознания, до вашего телевизора, до наших средств массовой информации это не доходит почему-то. Об этом не говорят. И я должен признать, что, может быть, я сам не очень добрый человек по натуре, я стараюсь, но всякие у меня недостатки. И я могу завидовать, и даже очень. Вчера выступал Пиотровский, и я завидовал ему – почему, я не говорю. Другое дело, что я бы по-другому сказал, чем он. Но это не без зависти – вот я исповедуюсь сейчас перед христианским сообществом. Да, я ему завидовал – это часть моего характера. Американец, особенно простой народ, этого не сделает. Они радуются жизни очень часто, они веселятся, иногда очень глупым образом, потому что это веселье – это какой-то дурацкий голливудский фильм, и это сразу вульгарно, и даже получается какая-то неприятная нота.
Вот Лихачев написал книгу «Смеховая культура Древней Руси».

М.Михайлова: Да, это очень хорошая книжка.

А.Небольсин: Да, очень хорошая, но я на это скажу, что с основным тезисом я не согласен, и я написал это в своей книге. Может быть, я не прав, но я сегодня просто делюсь с Вами своим мнением. Я не специалист по Древней Руси, кстати, я учился у Федотова, который был замечательным эмигрантским философом, учителем Шмемана, например. И я на это отвечаю – смеховой культуры нет. Есть горький смех, обличительный смех, смех сатиры, смех юродивый, смех, смешанный с плачем. Вспомните Мусоргского и так далее, и святых юродивых. Скажем, блаженная Ксения – я там даже не так уж много заметил смеха. И есть очень много трогательных характеристик. Юродивый может быть исключительным и даже добрым и замечательным человеком, но сказать, что он смеется из радости чистого веселья и радости жизни, и о том, что Бог нам подарил все блага мира? Кстати, это есть и песнь трех отроков в Ветхом завете, это есть и Пасха, скажем сразу, это чистое веселье, чистое благодарение. Но в самой культуре, в русских, в российских текстах чистого смеха нет. Есть только одно исключение – это Пушкин. У Пушкина не только сатира, но у него есть и веселые стихи…

М.Михайлова: То есть смех радости. Вы имеете в виду смех от полноты жизни?

А.Небольсин: Да, радость – и шутка. Это очень часто у людей, скажем, я знал князя Гагарина, он часто шутил. И даже были такие шутки немножко злые – но идея была пошутить по-доброму. Основная идея была – добрая шутка. Времени нет, чтобы приводить примеры. Но у Пушкина это было, и у раннего Гоголя. Потом и у него начались слезы и началась сатира. И в коммунизме, конечно, сплошная сатира.

М.Михайлова: Но детские писатели были все-таки очень радостные, даже в советское время.
Но давайте мы вернемся все-таки к Америке. По литературе американской, читая Брэдбери или Харпер Ли, или еще кого-то, насколько я могла почувствовать атмосферу таких маленьких провинциальных американских городков, – там какой-то удивительный дух добрососедства и солидарности. То есть не просто доброта к человеку, в принципе, но какое-то умение жить маленькой общиной, знать своих соседей, уважать их, как-то друг друга поддерживать. Вот насколько это сейчас в Америке существует? И везде ли это существует или только в маленьких городках?

А.Небольсин: Это продолжается. И в Нью-Йорке тоже это есть. И добрососедство, и поддержка. Вот в нашем квартале, наши соседи, они скорее доброжелательны.

М.Михайлова: А вы знаете друг друга? Живя в каком-то квартале, доме, скажем?

А.Небольсин: Да, но это не сразу получается. Можно много лет жить, и там такой имперсонализм – люди здороваются, или даже не здороваются, но скорее там тоже я бы тоже сказал, доброжелательные отношения. Но я Вам быстро отвечу про детские книжки советского времени. Вот чего там нет – это, как бы сказать, доброжелательного смеха, где, скажем, один зверь радуется счастью другого животного. Возьмем «Мойдодыра» или что-то еще: там одеяло убежало, или какой-то крокодил, который съел одеяло, – да, это очень смешно, но немножко по иллюстрациям это бьет в сатиру. Мне так кажется, мне в детстве тоже родители читали, и я все-таки не отказываюсь от своего тезиса. Это что-то другое. Если хотите – надсмехательство, но и в нем ничего плохого нет. Пусть иногда люди смеются друг над другом. Но это не то, о чем я говорил, не тот смех.

М.Михайлова: Возможно, мы с Вами разный круг детской литературы имеем в виду. Потому что, скажем, Голявкин или Виктор Драгунский и многие другие авторы, которые писали в 50-70-е годы – это как раз уже какая-то совершенно другая структура комического. Там смех от такой нежности к другому человеку. И это тоже теперь есть.

А.Небольсин: Это замечательно, я просто не читал этих авторов. Это все для меня совсем новые имена.

М.Михайлова: Но, может быть, еще у Вас будет возможность – это действительно прекрасные детские книги.
Но давайте мы еще поговорим вот о чем: когда американская культура приходит в Европу, она как-то меняет свое качество? Например, я помню, как в одном христианском журнале читала интервью с молодым человеком, американцем, который приехал в Россию учиться и который очень симпатизировал Православной Церкви. И вот у него взяли интервью. И он говорит, что у нас, в Америке, такие фильмы, которые у вас показывают по телевизору по всем каналам, – с огромным количеством насилия, с насыщенным сексуальным содержанием – у нас их нет. Для этого есть специальные каналы. То есть не получается ли так, что какие-то, может быть, не вполне честные и очень безнравственные бизнесмены от культуры выбирают из американского культурного пространства не лучшее, а, наоборот, худшее? И поэтому наше представление об Америке искажается. Это так или нет?

А.Небольсин: Я только могу догадываться. Поговорите со Швыдким, спросите, почему он выбирает одно, а другое он не выбирает. Я впечатлен тем, что Вы говорите, и что многие другие говорят. Например, писатель Распутин, которого я очень люблю и уважаю, – кстати, тоже пример: никакого юмора почти, так и Солженицын, например. Ни намека на смеховую культуру.

М.Михайлова: А Сергей Довлатов? Какие смешные книжки пишет человек? Читаешь и радуешься на каждой странице.

А.Небольсин: Да, я, правда, мало вниманию на него обратил. Но возвращаясь к нашему разговору: конечно, наверное, что-то есть, хотя многие критикуют нас, теорию конспирации или теорию заговора. Но как христиане мы должны верить, что есть заговор дьявола, – иначе очень трудно верить и понимать, откуда зло. Не правда ли? И во всяком случае, вот мы на Страстной седмице читаем и поем о том, что существовал и существует заговор против Христа. Это часть нашей веры, нашего вероучения. Но, конечно, часто говорят, что это плохой тон – верить в заговор, что на самом деле это просто так случается по несчастным обстоятельствам или каким-то человеческим ошибкам. Древние греки верили, что это от отсутствия мудрости, что когда люди глупы, то все делается из глупости и недостатка пайдейи. Но иудео-христианская традиция говорит о чем-то худшем – о том, что действует какая-то настоящая злая воля. И нас так учили о коммунизме, и я остаюсь при этом убеждении. Зачем мне сегодня проклинать Ленина, и Троцкого, и Сталина; мое убеждение, что это зло, это принцип зла.

М.Михайлова: Есть об этом замечательные слова у К.С.Льюиса, который говорит, что лучшая уловка сатаны – это то, что он научил людей верить, что его нет.

А.Небольсин: Да, это замечательные «Письма Баламута».

М.Михайлова: Да, чудесная книжка, очень мудрая.

А.Небольсин: Вы видели его в переводе «Вестника РСХД»?

М.Михайлова: Теперь он уже многократно переведен, и переиздан, и отдельными книгами.

А.Небольсин: Да, я горжусь тем, что я его знал, и мне кажется, что, может быть, если говорить о христианстве вообще, самый убедительный апологет для всего мира, даже нет ни одного христианского мыслителя ХХ века, какие бы они ни были, К.С.Льюис всех превышает.

М.Михайлова: Думаю, да.
Поскольку наше время уже завершается, я бы задала последний вопрос, вот какой: как Вы думаете, Аркадий Ростиславович, какое лучшее качество американского способа жить и какое худшее? Вот так, чтобы подвести итог.

А.Небольсин: Я бы сказал, то, что уже говорил. Доброжелательность. Это самое лучшее. Это замечательное качество. И почти что детское отсутствие зависти. И это качество почти что у всех. Я никогда не был в Голливуде или в Лас-Вегас, так что я мало могу говорить об этой вредной, уродливой культуре. Но я прямо скажу: самое плохое качество – это материализм, или «плохой» капитализм, который ведет к культу уродства. И то, что модернизм как-то сильнее подействовал на Америку и из Америки перешел опять в Россию. Он и начался среди большевиков, потом это долго здесь не прививалось, а из Америки это пришло обратно в Россию. То есть культ уродства, я ничем другим это не называю. Черный квадрат. Черная дыра. И это ужасный порок, и Америка отвечает и еще будет отвечать за это. Это понимают большинство мусульман, например, которые из-за этого начинают всякие свои безобразия. И если это будет продолжаться, то виновата в этом будет сама Америка. Один русский слишком далеко зашел и сказал, что это конспирация, заговор, американское правительство занимается конспирацией против всего мира и хочет разложить все другие сильные страны и действует таким образом. Разложение нравов и тем самым расслабление: люди делаются ленивыми, пассивными и просто лежат перед телевизорами с открытым ртом, а им подают какую-то жвачку, какое-то уродство, и каких-то голых баб, и всякую всячину. Это ужасный порок. Насколько это политика американского государства – это не я говорю, но мне известно, что это мнение распространено и у европейцев, и у русских, и в Китае, и в Индии, и у мусульман. Так что, конечно, владетели американского общественного сознания должны были бы почесать затылок и послушать свою собственную интеллигенцию, которые именно такие опасения и высказывают.

М.Михайлова: Ну что же, большое спасибо, Аркадий Ростиславович, за интересный разговор. Я хочу напомнить вам, дорогие слушатели, что сегодня в программе «Культурная реакция» принимал участие философ, культуролог Аркадий Ростиславович Небольсин. Всего вам доброго, до свидания!

А.Небольсин: Спасибо!

См. также: