«То, что кажется так просто и ясно для нас, никогда не понять Шмелеву»

Программа Марины Лобановой

«Встреча»

Гость: Николай Александрович Карпов

Тема: биография Сергея Шмелёва, сына писателя И.С. Шмелёва

Эфир: 25 ноября 2023 г.

АУДИО

 

Николай Карпов:

 

Действительно, очень интересная личность – Сергей Шмелёв. И, как вы правильно, Марина, сказали, биография его досконально не изучалась. Конечно, о нём упоминали, особенно в связи с трагической смертью, но вот подробности детства Сергея, его учёба, его интересы… как-то обычно об этом не говорилось. На самом деле, я тоже только начал заниматься этой темой, вообще сейчас мы планируем вместе с коллегами осуществить такой большой проект, глобальный проект, касающийся издания семейной переписки Шмелёвых. Она, действительно, очень обширная, это и письма Ивана Сергеевича Шмелёва к сыну, и ответные письма сына к Ивану Сергеевичу, это переписка Шмелёва с женой, это письма многочисленных родственников Шмелёвых. Действительно, проект глобальный и требуется время, чтобы этот проект осуществить, требуются, конечно, какие-то финансовые вложения. Мы сейчас находимся в начале этого большого пути. Что-то уже сделано, в частности, вашим покорным слугой. Я занимаюсь, например, перепиской Ивана Сергеевича с сыном и планирую издать переписку ранних лет, довести её до 1915 года, по крайней мере. Сейчас вместе с коллегами начали, по сути, изучение архива Шмелёва и, в частности, его переписки.

Что касается Сергея Шмелёва… Конечно, до сих пор много в его биографии пробелов, загадок. И одна загадка до недавних пор оставалась… Как до недавних? На самом деле, уже в начале 2000-х годов была издана переписка Шмелёва с его последней любовью Ольгой Александровной Бредиус-Субботиной, и вот в этой переписке, в общем-то, был решён вопрос, о котором я говорю – загадка даты рождения Сергея Шмелёва…

…

 

 

В письмах к Ольге Александровне Шмелёв пишет: «О, какой это был мальчик! Святой, весь – любовь». «Весь – любовь», вот эта любовь в Сергее Шмелёве, любовь к родителям, к семье, к своему роду, к своей стране – она была, действительно, беспредельна.

…

Родился он в 1896 году, а вот уже в начале XX века, как известно, с 1901 года Иван Сергеевич служит во Владимире, и, естественно, во Владимире живёт и Сергей. Шмелёвы берут няню, Дашу, к которой Сергей очень привязался, и Даша любила Сергея, и Сергей Дашу. … Учился, вероятно, во Владимирской гимназии, в которой, кстати, учился Константин Бальмонт (и он эту гимназию очень не любил). … Когда Иван Сергеевич службу забросил и Шмелёвы переехали в Москву, то Сергей учился уже в Московской гимназии, это была частная мужская гимназия Касицына – педагога-энтузиаста, преподавателя математики Владимира Дмитриевича Касицына, сына, кстати, известного богослова протоиерея Дмитрия Федоровича Касицына. И вот эту гимназию заканчивает Сергей Шмелёв в Москве. Есть отдельные сведения о том, как он учился. Если сегодняшние какие-то мерки применять –  можно сказать, что он был хорошистом, не все оценки «отлично» он получал. Сейчас я пример из писем один приведу. Вот Сергей сообщает, в частности, о том, как он сдал экзамен, это 1909 год:

 

«Милый Папа! Экзамен выдержал я хорошо. Французский устное без ошибок – чтение и перевод; диктант L’otomne 4 ошибки. Немецкий – все знал хорошо, грамматику – не знал пассив. Русский устное хорошо, диктант 3 ошибки, изложение слабо. Изложение слабо, потому что я ужасно устал, а Русский язык был последним в 4 часа» (письмо от 20 августа 1909 г.).

 

Из писем С.И. Шмелева С.И. Шмелеву (ОР. РГБ. Ф 387. Картон 10. Ед. хр. 21. Шмелев Сергей Иванович. Письма к Шмелеву Ивану Сергеевичу. 1909-1916)

 

L’otomne, скорее всего, описка, а правильно на французском – l’automne, осень.

Какие-то предметы давались легче, очень любил Сергей, например, как он пишет, геометрию, а вот алгебра давалась ему тяжелее. Что касается русского языка и литературы, да, мы видим, что оценки не всегда получал Сергей отличные, но, конечно, очень любил русскую литературу, и в архиве Шмелёва в Российской государственной библиотеке сохранилась школьная тетрадь Сергея с его сочинениями по русской литературе. Вот, например, могу один из отрывочков тоже привести. Сочинение о «Мёртвых душах» Гоголя:

 

«Да, один Гоголь был в состоянии раскрыть пред публикой всю страшную бездну русской жизни тогдашней, довольно невежественной жизни, один был в состоянии подсмотреть … часто ускользающие от глаз типы, один был в состоянии без всякой обиды, под видом шутки, забавной историйки, бросить в глаза публики ее же собственный портрет». 

 

Мне кажется, владение словом замечательное у Сергея. Но не все обороты удачны, всё-таки. Например:

 

«Что такое Чичиков современного общества? Это несколько другой тип, чем гоголевский, это уже человек, не только покрытый лаком мнимого образования, но пронизанный насквозь этим лаком, человек умнейший, чем его окружающие, но человек, не вполне соединяющий все качества гоголевского героя. В нем мелькают только отдельные черты Чичикова; в нем еще труднее узнать Чичикова современного общества, чем можно было узнать в Чичикове…»

 

Из гимназических сочинений С.И. Шмелева (ОР РГБ. Ф. 387. Карт. 9. Ед. хр. 50)

 

То есть начинаются какие-то повторы, тяжёлые конструкции, и вот за это сочинение Сергей получил оценку «четыре».

Здание Гимназии Касицына сохранилось, оно находится в Москве в Черниговском переулке дом 9/13 – это старинная усадьба XVIII века, и вот это здание, может быть, многие сейчас вспомнят, т.к. в нём проходили съёмки фильма «Брат-2», помните – сцены в гимназии: «Я узнал что у меня/Есть огромная семья…» – вот там это снималось. Там учился Сергей Шмелёв и эту гимназию он закончил, судя по всему, в 1915 году.

 

 

О темпераменте Сергея – то, с чего вы начали… Как Сергей сам не раз признавал – он человек горячий. Весь в Ивана Сергеевича. Человек горячий, вспыльчивый, эмоциональный. И, кстати, в письмах Ивана Сергеевича Сергею есть такой мотив: Иван Сергеевич часто пишет: не горячись, веди себя рассудительно, думай головой. Иногда случались истории, в которых, может быть, Сергей не очень рассудительно поступал, особенно в подростковом возрасте. Вот, например, такая история, которую он рассказывает также в письмах, 1911 год, то есть ему 15 лет. Сергей сообщает, что ему пришлось, как он говорит, подраться:

 

«У нас в гимназическом клозете собрались курильщики. Один ученик – Куман – обрызнул их водой и этим испортил одному из них папироску. Те бросились за ним. Куман от них. В это время я стоял, разговаривал с Лебедевым. Они налетают на Кумана перед нами и начинают тузить его. Тогда я говорю Лебедеву, что надо вмешаться в это дело и начинаю вырывать у них Кумана. Один из них, Теплиц, ударил меня в бок, я дал ему сдачи и разбил этим ему нос. Тогда все человек 7 набросились на меня. На помощь мне пришли Лебедев и Куман, и мы здорово поколотили всю компанию» (письмо от 2 октября 1911 г.).

 

Из писем С.И. Шмелева С.И. Шмелеву (ОР. РГБ. Ф 387. Картон 10. Ед. хр. 21. Шмелев Сергей Иванович. Письма к Шмелеву Ивану Сергеевичу. 1909-1916)

 

…

Увлечение Сергея, очень симпатичное, на мой взгляд, это футбол. О нём мы узнаём и из писем Сергея, и из писем родственников Шмелёвых. В 1911 — 1912 гг., по крайней мере, Сергей активно играл в футбол, особенно когда он приезжал в Серпухов, а летом Шмелёвы часто отдыхали в Серпухове, во Владычной слободе Владычного монастыря. Дело в том, что именно Серпухов в те годы являлся, можно сказать, центром и где-то родиной российского футбола. Почему так произошло? Потому что там находилась хлопчатобумажная фабрика, и вот в Россию в начале 1900-х годов приехали англичане братья Чарноки. И вот эти братья Чарноки как раз занимались хлопчатобумажным производством, были директорами этих фабрик, не только в Серпухове, но и в Подмосковье, в Орехово-Зуеве, например, и заодно популяризировали футбол. Для того, чтобы отвлечь молодежь от пьянства, хулиганства, они организовывали футбольные команды, футбольные матчи. И в одну из таких команд попал Сергей Шмелёв, участвовал в футбольных матчах. И вот об этом он тоже частенько сообщает в письмах к Ивану Сергеевичу. Например, 17 июля 1912 года он пишет отцу, который отправился в путешествие по России:

 

«Чарнок ушел из “Спорта” и поступил к мызинским; в воскресение будут москвичи – кажется, К.Ф.С., если не ошибаюсь».

 

А 20 июля того же года Сергей сообщал:

 

«Чарнок выписал сюда команду Британского клуба спорта. Будет играть Паркер, Томас и Ньюман  против сборной. Сборная: голкипер Хохлов («Мыза»). Беки: Савельев 2-ой («Спорт»), Лошадиная сила («Мыза»). Хав-беки. Куньев, Савельев, Борисенко («Орлы»). Форварды Мительштет, Шалагуров («Орлы»), Чарнок Э. («Спорт»), Макишин и Бочаров («Орлы»). Но все-таки вряд ли они что-либо сделают против Паркера» (письмо от 20 июля 2012 г.).

 

Из писем С.И. Шмелева С.И. Шмелеву (ОР. РГБ. Ф 387. Картон 10. Ед. хр. 21. Шмелев Сергей Иванович. Письма к Шмелеву Ивану Сергеевичу. 1909-1916)

 

К.Ф.С. – «Кружок футболистов Сокольники» – московский футбольный клуб в начале ХХ в. «Британский клуб спорта» – одна из крупнейших спортивных организаций Москвы в 1910-е годы. Артур Паркер, Эдвард Томас, Гарри Ньюман – игроки футбольной команды «Британского клуба спорта».

А Ивану Сергеевичу не слишком нравилось увлечение Сергея футболом, по-видимому. Вот в ответ на это письмо, которое было отправлено Ивану Сергеевичу в Череповец, Иван Сергеевич отвечал:

 

 

«Здравствуй, Сергей! Вот бы тебя сюда готовиться к экзаменам! Здесь, брат, не слобода. Жители не знают ни футболов, ни ухажорства. … Говорят по-русски, а потому слова футбол – нет» (письмо от 18 июля 1912 г.).

 

Из письма И.С. Шмелева к С.И. Шмелеву (ОР РГАЛИ. Ф. 1198. Оп. 1. Ед. хр. 10)

 

То есть не очень, видимо, Иван Сергеевич приветствовал это увлечение.

…

В 1915 у Сергея появилось серьёзное увлечение, и эта любовь была взаимной. Любовью Сергея стала Мария Никитична Абрамова, Маруся, как он её называет в письмах, Мура, как она сама подписывается. К сожалению, нам мало что известно о личности Марии Никитичны. Сохранились её письма Сергею в архиве Российской государственной библиотеки, около 9-10 писем. Ответные письма Сергея только два нам известны. Это действительно было сильное чувство, Сергей собирался жениться, но обстоятельства этому помешали. Закончив гимназию в 1915 году, Сергей поступает в Московский университет на естественное отделение, и практически сразу, осенью 1915 года, он мобилизован в армию – шла Первая мировая война.

Первоначально он служил под Серпуховым, который он прекрасно знал, во Владычной слободе, как я уже говорил, Сергей жил не раз вместе с родителями, у них там были хорошие знакомые – семейство батюшки, как его называют Шмелёвы. Батюшка, батя (ласково) это священник Владимир Георгиевич Куньев. Сохранились также несколько писем Куньева к Шмелёву. Сергей какое-то время жил у батюшки, поскольку помещение для мобилизованных было не оборудовано. И вот Мария Абрамова писала сначала в Серпухов, Сергей иногда приезжал, они встречались, а вот уже в 1916 году, осенью 1916 года Сергей попал на фронт, и Мария, Маруся, конечно, тяжело переживала эту разлуку. Вот несколько цитат из писем:

 

«Здравствуй, милый Сержек! Ты опять не пишешь, и мне приходится опять тебе напоминать о себе. Сержек, хоть бы ты приехал в Москву, мне так хочется увидеться и крепко, крепко поцеловать твой лобик, – бедный лобик, как он должно быть устал! Право, мой милый, я так соскучилась, так соскучилась, ну не могу выразить. Мысли только о любви… Сергей, ты знаешь, мне кажется, если бы я совершенно тебя не знала, мне было бы легче жить, а теперь даже не могу без ужаса подумать о том, что мы с тобой должны расстаться» (письмо от 4 февраля 1916 г.).

 

И вот Сергей уезжает на фронт, встречи прекратились, Маруся пишет, осень 1916 года:

 

«Далекая моя радость, где ты? – Может быть, под дождем где-нибудь, холодно тебе, ласковая радость моя. Ах, Сержек. Как тоскую, как бесконечно тоскую» (письмо от 1 ноября 1916 г.).

 

Из писем М.Н. Абрамовой к С.И. Шмелеву (ОР РГБ. Ф. 387. Карт. 10. Ед. хр. 9. Л. 15)

 

Сергей собирался жениться, отец поначалу даже пытался где-то его отговорить, говорил, что брак – это дело серьёзное, надо подумать. Но тут уже распорядились обстоятельства. К сожалению, не очень понятно, что произошло по возвращении Сергея – он же вернулся из армии в Москву, потом в Алушту, но, видимо, встреч уже больше не было.

…

Сергей, конечно, человек увлекающийся, эмоциональный и творческий. Сохранилось несколько литературных произведений Сергея, адресованных, прежде всего, Марусе. Есть его стихи.

…

Творчеством Сергей занимался и в армии, сохранилась пьеса, написанная, по-видимому, Сергеем и его товарищем Прозоровым. Пьеса под названием «Неприятель», ориентировочно она была создана, как мне кажется, в 1917 году или в конце 1916 года. Пьеса времён войны  1914 — 1918 годов, и вот, возможно, эта пьеса готовилась к постановке или даже, может быть, ставилась, насколько это было возможно во фронтовых условиях. По крайней мере, в этой рукописи вклеен план сцены к постановке, примечания, в которых указана обстановка на сцене (печь, стол, лавки, табуреты, сундук, кадка, лестница), приложен список актёров. В этой пьесе основные героини – женщины, а актёры – понятно, все мужчины. Арина – Шмелёв, Настасья – Рукосуев, Дарья – Чехов, Михей – Драпкинд и так далее. Основная тема пьесы – это тяжёлое положение крестьянства во время войны. Небольшой кусочек зачитаю:

 

«Дарья. На деревне-то почитай, никого не осталось.

Арина. К бурмистру-то барскому нешто не ходили.

Дарья. Ходили давеча с дядей Матвеем.

Арина. Ну а он что?

Дарья. Делайте, как знаете, говорит. Ишь, пес брюхастый! На деньги, чай, на басурманские позарился».

 

С.И. Шмелев, В.В. Прозоров (?). «Неприятель»: пьеса времен войны 1914-1918 гг. 1916-1917 гг. Отрывки (ОР РГБ. Ф. 387. Картон 9. Ед. хр. 52)

 

Возникают темы рекрутского набора, ужасающей нищеты. Арина сокрушается: «Весь дом разорила мне война эта самая! Не хуже людей да преж того жили, а теперь – хуже».  Сама речь персонажей, такие яркие речевые характеристики высекают некую искру комизма,  смотрите – вот тоже речь Арины, она говорит о вахмистре:

 

«Верь ему поганому, глупая! Жабьи кости ему матка в ладонке дала, а не икону святую. Ведьмы все старухи у них, странник мне сказывал…»

 

То есть, мне кажется, Сергей Шмелёв вместе со своим товарищем (если, действительно, авторы они вместе), создавая вот эти яркие образы крестьянок, воспроизводя их речь, пытались как-то скрасить свои будни военные вот таким юмором. И вообще, о войне, о военном быте фронтовом Сергей всегда пишет с юмором. Вот это качество – юмор (это такая умная ирония, я бы сказал) Иван Сергеевич тоже не раз отмечал и хвалил сына: молодец, пишешь с юмором.

…

 

 

Например, такие интересные подробности своей военной жизни сообщает Сергей:

 

«Однообразная работа, хотя утомительная и кропотливая. Батарейцы поставлены в сравнительно лучшия условия, чем мы, и опасности ничуть не больше – нам подчас приходится туже. Ну да с опасностью быстро свыкаешься и не обращаешь внимание ни на что. Сейчас у нас стоят морозы, хотя без снега, как-то непривычно видеть такую зиму. Мой полушубок оказался шикарным и греет здорово. … Моя кобыла (имя ей теперь вполне официальное Аида) окончательно избаловалась и при каждой встрече норовит влезть ко мне в карман чуть не с ногами – подметила шельма, что в кармане я носил ей сахар, сейчас она немножко не здорова, болит у нее живот. Живем мы с нею душа в душу, как влюбленная парочка» (ноябрь 1916 г.).

 

«…возимся с уборкой лошадей и дрессировкой михрюток для развлечения, двух поросят, возимся с ними, такие милые парочки. … Лошади чувствуют себя хорошо. … Все время ждем, что куда-нибудь бросят из резерва» (б.д., 1916 г.).

 

Из писем С.И. Шмелева С.И. Шмелеву (ОР. РГБ. Ф 387. Картон 10. Ед. хр. 21. Шмелев Сергей Иванович. Письма к Шмелеву Ивану Сергеевичу. 1909-1916)

 

То есть с юмором, конечно, Сергей описывает тяжёлые подробности фронтовой жизни. Конечно, письма Сергея из армии – это очень интересный источник, который позволяет узнать не только о Сергее Шмелёве, но и вообще о жизни русских офицеров, о их быте времён Первой мировой.

…

Недалеко от города Луцка Сергей уже принимает участие в сражениях. Во время одного из сражений немцы применяли химическое оружие, Сергей был отравлен газами, это сильно повлияло на его здоровье, он заболел туберкулёзом и фактически стал инвалидом, заболел чахоткой. Как пишет Иван Сергеевич уже впоследствии, «с мокрым платком у рта командовал огнём».

Именно состояние здоровья привело к тому, что Сергей был уволен со службы и вернулся в Москву. Скорее всего, он прибыл на фронт в октябре 1916 года, а удостоверение об увольнении со службы датируется мартом 1918 года. В марте 1918 года он возвращается в Москву, затем уезжает с родителями в Алушту. Шмелёвы купили там участок земли, домик.

Но начинается гражданская война – и Сергей мобилизован в Добровольческую армию Деникина. Это было уже в декабре 1918 года. И вот затем на какое-то время Шмелёвы потеряли сына из виду. Как пишет Шмелёв, на семь месяцев. А Сергей в это время попадает в Закаспий, в Туркестан, то есть в Среднюю Азию. Иван Шмелёв об этих подробностях пишет Иван Ильину:

 

«Мальчик кончил, поступил в университет и – с 1 курса, ожидая набора, поступил в артиллерийскую бригаду, с которой и был на войне 16-17 г. – честно мужественно (отравлен газами (первыми!) на Стоходе), и – с мокрым платком у рта – командовал огнем. Ранен не был, но 2 раза серьезно был прострелен. Мы, конечно, мучились… о, вспомнишь… – и после, в добровольческой Армии – всего повидал мой мальчик! Бился на бронепоезде под Асхабадом, чудом спасся из красного “кольца”, отступая (путь подорвали большевики), сами белые сожгли бронепоезд и отступали в кольце красных диких туркмен! Собирался командир застрелиться, но Сережа удержал его… – и спаслись!»

 

Из письма И.С. Шмелева И.А. Ильину от 29 марта 1947 г.

 

То есть он спас своего командира, он отговорил его от самоубийства. Итак, он воюет в Туркестане и возвращается к семье в ноябре 1919 года. Селится с родителями в Алуште, где и живёт примерно год, до ноября 1920 года.

 

Многие спрашивают, почему Шмелёвы не эвакуировались вместе с Белой армией из Крыма в ноябре 1920 года. Есть разные версии, например, принято было считать обычно, вслед за Верой Николаевной Муромцевой-Буниной, что Шмелёвы и не хотели эвакуироваться, потому что у них не было отвращения к большевикам. Скорее, это не так. Как можно судить из писем Ивана Сергеевича, большевиков он терпеть не мог. Хотя, с другой стороны, и антибольшевиком, пожалуй, до гибели Сергея он тоже не был. Есть версия, что именно Сергей не хотел эвакуироваться, он хотел остаться в России. Сам Шмелёв называл разные причины.

 

«Бывает, что и “внутренний голос” в нас, что мы называем иногда, ошибочно, “голосом совести”, – не подлинный голос совести, а внушение нам “со стороны”, влияние сил враждебных, – “искушение”. Я такие случаи знаю, в моей жизни. … Так, в Крыму, мы послушались этого “голоса”, поддались слабости перед предстоящими трудностями, остались с Сережечкой в Алуште, – а могли же, могли же уехать! – и потеряли его. Я никогда не могу простить себе этого “голоса”, этого подчинения вражескому во мне».

 

Из письма И.С. Шмелева О.А. Бредиус-Субботиной от 23 января 1942 г.

 

Но вот недавно, буквально летом этого года, стало доступно письмо Шмелёва вице-адмиралу Кедрову, который как раз руководил эвакуацией из Крыма, эвакуацией Белой армии из Крыма в ноябре 1920 года. И вот в этом письме Шмелёв сообщает такие подробности, он пишет как раз о своём сыне, что он, задыхающийся (потому что болел чахоткой) побежал…

 

«И вот, задыхающийся, с винтовкой, побежал – русский офицер больной, честно дравшийся 5 лет, покинувший университет, юный – на пристань и просил взять отца и мать – и его, если можно. Его знали и меня знали … – я читал в алуштинском госпитале этого Креста, на днях читал для больных и раненых на вечере… – и не взяли ни его, ни нас… Да, да… не взяли. …боевому офицеру было отказано, в суматохе, да! – и русскому писателю отказано, и жене его – матери офицера, отказано. И мы, не имея сил, остались… и – потеряли сына».

 

Из письма И.С. Шмелева адмиралу М.А. Кедрову от 29 февраля 1936 г. (ДРЗ. Ф. 41. Ед. хр. 215. л. 2 об.)

 

То есть желание эвакуироваться было. Вот настоящая драма Шмелёвых. Они остаются в Алуште, а буквально спустя месяц после эвакуации, 4 декабря 1920 года Сергей был арестован. Как сказали отцу – чтобы пройти регистрацию, соблюсти простую формальность, отметиться.

…

К сожалению, Сергей был увезён, как оказалось, в Феодосию. Писал оттуда письма родителям в декабре 1920 года. 19 января 1921 года Шмелёвы получили последнюю открытку, которая была датирована 27 декабря 1920 года. И уже по интонации Сергея было понятно, что, скорее, живым едва ли он выйдет. Он пишет о своей болезни, о том, что они находятся в ужасных условиях. И вот после этого Сергей пропадает. Известно, что 29 декабря ему был вынесен смертный приговор. И по разным источникам, да, есть разные сведения, кто-то говорит о том, что расстрелян он был в конце января 1921 года, кто-то утверждает, что, возможно, всё-таки в марте 1921 года. Так или иначе, Иван Сергеевич ничего не знает о судьбе сына. Я думаю, это довольно известная история. Он пишет буквально всем, кому может: русским писателям (Вересаеву, Серафимовичу, Тренёву) с просьбой помочь, пишет Горькому, пишет Луначарскому с одной просьбой – помогите найти сына. И, в общем-то, предпринимались какие-то усилия, тот же Луначарский усилия предпринимал. Хотя, во-первых, было уже поздно, Сергей уже был расстрелян…

…

В письме к Ольге Александровне Бредиус-Субботиной Шмелёв пишет:

 

«Нет Сережечки… сестра милосердия одна, полюбившая его в тюрьме – в подвале, в Феодосии, видела… как вывели его ночью с другими… – на казнь-убой. В таком чудес не бывает, Оля. Я еще надеюсь найти его останки, у меня есть признаки – нехватка двух зубов – передних, – у него был протез в два зубка, – не выросли почему-то внизу, после выпадения молочных. Он, кажется, не любил протеза. Так вот, по этому знаку, может быть найду, отличу, когда будут разрывать «бесовские бойни», в окрестностях города. Слабая надежда… Не мог он спастись, когда уже повели… студеной ночью… черной ночью… моего светлого, чистого, единственного…»

 

Из письма И.С. Шмелева Бредиус-Субботиной от 21 мая 1942 г.

 

Иван Сергеевич пишет о том, что, может быть, ему удастся найти тело сына. И спустя столько лет он надеялся найти его.

 

Марина Лобанова:

 

А знал ли Иван Сергеевич, сколько вообще расстреляли человек, он представлял себе количество?

 

Николай Карпов:

 

Он представлял, конечно, он представлял себе, об этом он пишет в «Солнце мёртвых», помните: тысячи вагонов человеческого мяса…

 

Но каждый в подвале знает, знает! – что вот, еще день или два дня будет слабнуть – ведь им, как общее правило, в наших, в здешних-то, крымских подвалах и по четверке хлеба соломенного не давали, а так… теплую воду ставили – для успокоения нервов?! может быть, ихний профессор присоветовал, для опыта?! – так вот, каждый в подвале знает, что вот и эту или в ту ночь начнет истлевать. Где только? В яме ли тут, в овраге, или в море? И судей своих не видал, нет судей! А потащут неумолимо, и – трах! Я даже высчитал: только в одном Крыму, за какие-нибудь три месяца! – человечьего мяса, расстрелянного без суда, без суда! – восемь тысяч вагонов, девять тысяч вагонов! Поездов триста! Десять тысяч тонн свежего человечьего мяса, молодого мяса! Сто двадцать тысяч го-лов! че-ло-ве-ческих!! У меня и количество крови высчитано, на ведра если… сейчас, в книжечке у меня… вот… альбуминный завод бы можно… для экспорта в Европу, если торговля наладится… хотя бы с Англией, например… Вот, считайте…

 

«Солнце мёртвых»

 

Что касается цифр, да, здесь тоже историки указывают разные цифры: кто-то говорит – десятки тысяч, кто-то говорит – 150 тысяч расстрелянных. Я думаю, что примерный масштаб он представлял.

…

Как узнал Иван Сергеевич, что сын мёртв? Вы знаете, он ощущал, он понимал, что, возможно, он мёртв. Даже, возможно, когда Сергей был ещё жив. Уже в письмах января 1921 года мелькает этот мотив: жив он или, может быть, уже нет. Уже тогда Иван Сергеевич понимал, что, скорее всего, сына потерял. Но, конечно, надеялся. А вот когда он узнал эту историю от сестры милосердия, это произошло уже в эмиграции, то, понятно, что надежды уже не было никакой. И та же Ольга Бредиус-Субботина пишет ему, что, может, всё-таки жив Сергей, но Иван Сергеевич отвечает – нет, точно известно, что нет.

 

Марина Лобанова:

 

Он получил какой-то ответ, бумагу какую-то о том, мёртв или нет его сын?

 

Николай Карпов:

 

Да, он получил. Разные были ответы: кто-то ему писал: «Выслан на Север»… Но вот когда Луначарский обратился к Калинину… вот Калинин такой дал интересный ответ Луначарскому:

 

«Для нас ясны причины расстрела его сына, расстрелян, потому что в острые моменты революции под нож революции попадают часто в числе контрреволюционеров и сочувствующие ей. То, что кажется так просто и ясно для нас, никогда не понять Шмелеву».

 

Из служебной записки председателя ВЦИК М. И. Калинина наркому по просвещению А.В. Луначарскому от 25 мая 1921 г.

 

Когда Иван Сергеевич как раз просил найти сына, он писал о том, что его сын ничего против советской власти не сделал, что он служил родине, что он был настроен остаться на родине… Вот так он преподносил эту ситуацию, что Сергей был готов остаться в советской России. Но Калин пишет в ответ: «То, что кажется так просто и ясно для нас, никогда не понять Шмелеву».

То есть, конечно, уже уезжая в эмиграцию, а произошло это летом 1922 года, Шмелёв знал, что сына не вернуть, что он расстрелян.

 

Марина Лобанова:

 

В этом году мы отмечаем не только 150-летие Ивана Шмелева, но и 100-летие «Солнца мёртвых». Как вы считаете, «Солнце мёртвых» – это памяти Сергея Шмелёва?

 

Николай Карпов:

 

Конечно, памяти Сергея. Хотя о Сергее нет упоминаний. И вроде бы мотивов, которые прямо говорят о гибели Сергея, там нет. Но Шмелёв об этом неоднократно пишет – о том, что это произведение создано под влиянием личной трагедии.

…

 

 

В передаче впервые цитируются архивные материалы – письма С.И. Шмелева, его стихи и другие произведения, а также неопубликованные письма И.С. Шмелева, этот материал подготовлен Н.А. Карповым. Иллюстрации в тексте также предоставлены гостем передачи, архивный шифр указан в подписи к фото.

 

 

Полностью слушайте в АУДИО.

 

 

См. также: