К 800-летию Александра Невского: образ государя-воина в истории и культуре Руси-России

Программа Марины Лобановой

«Под знаменем России»

Гость: Петр Александрович Сапронов, культуролог, автор более 20 монографий по истории и теории культуры, ректор Института Богословия и Философии, профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии, доктор наук

Тема: Александр Невский как образ правителя и образ государя-воина в истории и культуре Руси-России

Эфир: 15 и 22 июля 2021 г.

АУДИО

Марина Лобанова:

Наша передача не могла обойти вниманием 800-летний юбилей очень значимого святого для России, для русской культуры, прежде всего, исторического, государственного, политического, военного деятеля святого князя Александра Невского. Я пригласила поговорить об Александре Невском и о том, почему правитель, государь всегда воин (а князь Александр Невский, мне кажется, очень ярко на протяжении веков символизировал именно эту роль: государь-воин),  Петра Александровича Сапронова, ректора Института богословия и философии, профессора Санкт-Петербургской духовной академии.

Петр Сапронов:

Давайте начнём, так сказать, со злобы дня сегодняшнего, с Александра Невского. Я не буду пространен в рассмотрении этой персоны, слишком много вокруг сказано, я просто обращу внимание на какие-то моменты, которые ничего сложного сами по себе не представляют, но каким-то образом на передний план не выходят. Ведь если принято считать, иногда несколько преувеличено или сильно преувеличено, что наше общество расколото, что здесь есть диаметрально противоположные жизненные позиции и так далее, не в последнюю очередь это касается фигуры Александра Невского.  Часто звучит вот этот момент, что он вступил в союз с Ордой, что он покорствовал ордынскому хану и тем самым сам едва ли не поддерживал ордынское иго, не укреплял его. И наоборот, что Александр Невский это какая-то грандиозная фигура, подчеркиваются его воинские доблести, его роль как полководца, но и, конечно, акцентируется его святость.

Мне всё-таки представляется, что ничего такого уж взаимоисключающего в этой фигуре нет. Не такая уж она бесконечно сложная и противоречивая, как нам пытаются это представить.

Русский князь Киевской поры и последующих времен не мог не быть воином. Князь это воин по преимуществу, князь это воин, который стоит во главе дружины. Ведь как княжеская Русь в Киевскую пору образовывалась? Князь был прежде всего князем дружины, а потом уже князем земли княжения. И это, конечно, распространяется и на Александра Невского.

Безусловно, святой Владимир, равноапостольный князь Креститель Руси, он тоже был прежде всего воином. Совсем странным кому-то может показаться, что святые первые наши русские канонизированные князья Борис и Глеб – они же тоже были воинами и воинами испытанными в сражениях. А если возьмем других святых, скажем, страстотерпца Михаила Черниговского, который такой страшной казни был подвергнут в Орде, конечно, он тоже был воином прежде всего, безусловно, а потом уже он правил своей землей, своим Черниговским великим княжением.

И вот если мы говорим о том, что он воин, то, собственно, как будто бы это сильно не совпадает со святостью. Как раз на этот момент я хотел указать, что святость и воинское среди князей – это совершенно неизбывное совмещение. Если князь канонизируется, то канонизируется ещё и воин. Но вот если, скажем, Александра Невского упрекают в том, что он верой и правдой служил Орде, сохранились какие-то смутные летописные свидетельства, что он подавлял какие-то восстания горожан, которые, в общем-то, были направлены против Орды, это всё такие смутные свидетельства, и что за ними стоит, мы толком не знаем. Но что более-менее несомненно? Видите ли, у русских князей вот этого периода, начального периода ордынского ига, не было никакого выхода, кроме того, чтобы остаться князьями, никакого другого выхода, чем ехать в Орду и получать там ярлык на княжение. Ну, скажем, отец Александра Невского получил ярлык на великое княжение, это был Ярослав Всеволодович, а вот его сын Александр Ярославич точно также стал великим князем Киевским, Владимирским именно получив из рук ордынского хана вот этот самый ярлык.

А если бы восстал, скажем, Александр Невский против ордынского хана, то собственная земля его была бы в развалинах, пепелище было бы, ничего другого быть не могло. Если Александр Невский в какие-то отношения вступал, кому-то кажущиеся двусмысленными, с Ордой, ну так это, в общем-то, не от хорошей жизни, по существу никакого выхода, никакого выбора не было.

А вот на что бы я ваше внимание обратил в особенности, так это на то, что Александр Невский как бы противостоял всё-таки Западу… И вот нам рисуют такую картину: что мы в союзе с Ордой, но благодаря этому союзу мы отторгаемся от Запада, противопоставляем себя ему, и это пагуба для будущего России, Руси тогда ещё. Насколько это верно?

В общем-то, натиск на восток со стороны Ливонского ордена или Швеции никогда не был вот уж таким мощным, сокрушительным. Настоящего крестового похода папы против Руси никогда не объявляли. И если Александр Невский выигрывает свою знаменитую битву, это Чудское побоище, то битва эта была всё-таки эпизодом в наших отношениях с Ливонским орденом и вообще с Западом. Масштабы этого сражения очень скромные. Да, оно действительно приструнило Ливонский орден, но ведь в каком смысле приструнило? У Ливонского ордена не было никаких шансов захватывать русские земли, он мог, скажем, захватить на некоторое время Псков, этот орден преимущественно «специализировался» на набегах, часто разрушительных, но когда шведы во главе с ярлом Биргером высадились в устье Невы и Александр Невский разбил их наголову, что называется, это был эпизод. Ярл – это не король. Да, Александр Невский сделал благое дело, он отразил не такие уж сильные натиски со стороны ливонцев и со стороны шведов, но вот сказать, что он прекратил этим экспансию Запада, к каковой Запад стремился изо всех сил – повернуть православную Русь сторону католицизма, и что эта страшная опасность над нами висела… в таких утверждениях очень много домыслов, очень много легковесности. Да, римские папы хотели под свою руку Русь, русские княжества, князю Галицкому они вообще даровали королевский титул, этот королевский титул явно предлагался и Александру Невскому. Но это была такая всё-таки мягкая линия. Они пытались, и римские папы, и эти духовно-рыцарские ордена, как-то договориться с русскими князьями. И, конечно, они пользовались ослаблением Руси под натиском Орды. И дело могло доходить до того, что ордынцы помогали войском противостоять ордену. Ничего такого особенного страшного, на мой взгляд, в этом не было.

А вот если говорить об отношениях с Ордой, то самое страшное в этой ситуации, один из самых тяжелых в этом моментов состоял в том, что ослабленная Русь, ослабленная ордынским нашествием, она стала относиться к Западу очень настороженно, она вот как-то слишком преувеличенно видела опасность со стороны Запада. Эта дистанция по отношению к католическому миру, дистанция не вероучительная, сейчас этот вопрос мы не трогаем, а дистанция культурная – она, конечно, сильно возрастала.

…

Второй импульс в прославлении Александра Невского связан не с Московской Русью, не с московскими царями, а связан уже с Российской империей.

Если Пётр заложил Санкт-Петербург в устье Невы, если Петербург стал образом новой России, если возникла петербургская Россия, это совершенно естественный ход со стороны самого Петра Великого и потом последующих императриц и императоров к тому, чтобы Александр Невский стал фигурой решающей значимости.

Да, Александр Невский – фигура в очень сильной степени мифологизированная, это один момент, а другой момент состоит в том, что было кого мифологизировать.

…

Переходя от фигуры святого князя Александра Невского к той теме, которую вы задали под знаком вопроса: «почему в России государь всегда воин?» – на что бы я хотел ваше внимание обратить. В нашей западной традиции, восток ли это будет запада или запад запада, практически без исключений всегда государь являлся ещё и воином. Идёт эта традиция еще с античности, с античной Греции или античного Рима, эта традиция продолжается и в Средние века, она никуда не денется и в Новое время.

…

После этого некоторого введения по поводу универсальности соотнесённости государь-воин, обратимся к нашей русской истории.

Наши государи так или иначе были воинами, в разной степени, в разном отношении, но воинами.

Что это значит для Киевской Руси? Князь соответствующей русской земли или княжения (княжение и земля в данном случае это синонимы) они были в первую очередь воинами, у них, собственно говоря, отношение к земле, в которой они властвуют, было отношение защитников, они как бы щит этой земли.  Их власть в привычном для нас в смысле была совершенно ничтожная, по последующим меркам. Они были воинами.

С Московской Русью ситуация несколько меняется. Воинская повадка у московских царей, может быть, и не так ярко выражена, но она, в общем-то, совсем исчезнуть не может.

…

И вот вроде бы наступает время империи, а империю без завоеваний мы не можем себе представить, соответственно, наши государи становятся подчёркнуто воинственными, как будто бы Россия уже приобретает вот такой милитаристский характер. С этими «милитаризмом» имперским надо ещё разбираться. Я чуть позже коснусь этого вопроса.

…

И вот когда наши государи были первыми солдатами империи, то здесь важно не то, что они были воинами – это важно, но не первозначимо, а что более значительно для меня, например, то, что если ты император и в качестве императора ты солдат, то ты становишься человеком, который служит. Государь служит Богу и Отечеству. Государь такой же слуга, как и рядовой солдат, у каждого – есть свой «пост» в Российской империи.

… И государи обязаны были в себе культивировать это или, по крайней мере, разыгрывать эту карту. И это – несравненно важнее вот того завоевательного начала, присущего империи.

…

Если государь берет на себя роль первого солдата империи, то, возвращаясь к этому моменту, мной уже упомянутому, то всё-таки солдат  – человек служения, а значит он человек доблести, он человек чести. Вы можете сколько угодно искать изъяны в наших государях, но это то, к чему они внутренне обязаны, это та роль, которую они как минимум должны играть. А если ты человек чести, доблести, служения, то честь, доблесть и служение в их западной транскрипции, а мы всё-таки за основу берем западную транскрипцию, они уже не могут быть не причастны свободы.

Потому что если ты человек доблести и чести, то те, кто тебе служит, а в твоём лице России, они становятся, в каком-то смысле, твоими соратниками, а не рабами.

…

Если государь является первым солдатом империи, то это вовсе не та линия, что «смирно, равняйсь», нет, а здесь есть гораздо более отрадные вещи, понимаете, у нас в Российской империи до отмены крепостного права всё-таки солдат считался хотя бы номинально причастным уже сословию свободных, он переставал быть крепостным, и хотя это ещё та была свобода, но государь – он не мог заявить, что он возглавляет армию, состоящую из холопов. Вот это воинское-солдатское в императоре для меня несомненно важнее вот того милитаристского привкуса империи, о котором гораздо чаще говорят.

…

Полностью слушайте в АУДИО.

— Если до 1917 года в русской культуре существовал образ правителя-воина, то что было после 1917 года?

— Каков культурологический образ правителя в постсоветской России?

— Можно ли научить не только знать, но и понимать свою историю?

…

…

Об авторе см.: ibif.ru

См. также: