Литургия Преждеосвященных Даров. Беседа 3

А.Павлович:
Здравствуйте, уважаемые радиослушатели!
В эфире беседы о великопостных богослужениях. В студии протоиерей Александр Степанов. Здравствуйте, отец Александр!

Протоиерей Александр Степанов:
Здравствуйте, дорогие радиослушатели!

А.Павлович:
…и Анна Павлович.
Мы продолжаем наш цикл о Литургии Преждеосвященных Даров. В наших предыдущих передачах мы уже говорили об истории возникновения чина этой Литургии и начали говорить о самом чине этой Литургии. И вот сегодня мы продолжим этот разговор.

Протоиерей Александр Степанов:
Я напомню, что мы не успели рассмотреть весь чин на прошлой нашей беседе и остановились, собственно, на окончании вечерни. Она, напомню, заканчивалась сугубой ектенией, затем ектенией об оглашенных и следующей ектенией «иже ко Просвещению», то есть о тех, кто непосредственно через несколько недель готовился принять таинство Крещения. О них молились особо. Это собственно окончание сирийской, или сирской, как говорят, вечерни.
Надо сказать, что в то время, когда этот чин формировался и утверждался в Церкви, он, судя по всему, в том виде, в каком мы его сейчас используем, формировался прежде всего именно в Сирии. Тексты, которые мы знаем, имеют происхождение сирийское. И этот чин был из Сирии, так сказать, «экспортирован» в Константинополь, а Константинополь был, понятно, столица и законодатель, так сказать, богослужебной практики. Так вот, это был VI век, время императора Юстиниана. Сирия в это время, Антиохия в то время были монофизитскими. Как мы из церковной истории знаем, Юстиниан приложил очень много усилий для того, чтобы православных с монофизитами как-то примирить, объединить, соединить; из этого, к сожалению, ничего не получилось, но тем не менее, это было время благоприятное для влияния монофизитского крыла Церкви на общий ход событий. Вообще влияние Антиохии было огромным на Константинополь, изначально просто потому, что сам городок Византий, который потом превратился в Константинополь, входил в состав Антиохийской митрополии. Антиохия была крупным мегаполисом, а Византий был маленьким городком, который был на ее территории. Потом уже, постепенно значение епископа этого Византия с ростом столицы стало тоже расти, его удельный вес стал больше. Но все равно антиохийское влияние продолжалось очень долго. Мы знаем, что очень многие патриархи, Иоанн Златоуст, Григорий Богослов тоже из Малой Азии. Так вот, это как раз был тот момент, когда чин Антиохийской Церкви, в то время монофизитской, очень легко мог быть усвоен Церковью Константинопольской. Поэтому считается, что именно в 30-е годы VI века и сформировался этот чин и получил широкое распространение. А письменные источники, как мы говорили в прошлый раз, сохранились самые ранние от VII века, которые уже явно отсылают нас именно к этому чину, и известный список Барберини – это конец VIII века.
Если мы посмотрим, что дальше следует по чину, то по некоторой аналогии с обычной Божественной Литургией происходит следующее. Возглас «Оглашенные, изыдите», «Иже ко Просвещению изыдите», «Да никто от оглашенных, никто от иже ко Просвещению». То есть все они должны были покинуть собрание, и дальше начиналась уже собственно Литургия Преждеосвященных Даров, Причащение, при котором не могли присутствовать оглашенные.
Так же, как и в обычной Литургии, тут явная аналогия просматривается, тоже совершаются две молитвы верных. Но содержание их, конечно, отличается от Литургии обычной. Сейчас у нас возможности нет проводить сравнительный анализ этих молитв, но они более краткие, скажем так. Вот, первая молитва верных:
«Боже великий и хвальный, иже животворящую Христа Твоего смертию в нетление нас от тления приставивый (такие здесь греческие инверсии, которые, может быть, не очень понятны. Поясню: животворящая смерть Христа нас сделала из смертных бессмертными), Ты вся наша чувства страстнаго умерщвления свободи (то есть освободи все наши чувства от страстей, которые их умерщвляют и нас самих умерщвляют), благаго тем владыку внутренний помысл приставив (то есть приставив к нашим чувствам благой помысл как владыку, который будет этими нашими чувствами, склонными к страстям и грехам, управлять), и око убо да неприобщно будет всякаго лукаваго зрения, слух же словесем праздным невходен, язык же да очистится от глагол неподобных (то есть перечисляются те наши органы чувств и наши уды, которые эти грехи как раз совершают). Очисти же наша уста, хвалящие Тебя, Господи (то есть, если мы хвалим своими устами Бога, то наши уста должны быть очищены. Сразу вспоминается, конечно, пророк Исайя, который пришед в храм, воскликнул: «Как же я пойду проповедовать, я человек с нечистыми устами!» И тогда ангел Божий слетает на жертвенник, хватает щипцами уголь и прижигает ему уста, очищая тем самым его. И уста Исайи открываются, и он начинает пророчествовать. И мы здесь тоже молимся о том, чтобы наши уста, хвалящие Бога, были очищены). Руки наша сотвори злых убо ошаятися деяний (то есть, сделай так, чтобы наши руки, руки как образ вообще нашей активности земной, были удалены от всяких злых деяний), действовати же точию яже Тебе благоугодная, вся наша уды и мысль Твоею утверждая благодатию (то есть, чтобы наши руки были удалены от всех злых дел и делали только то, что благоугодно Богу)».
Вот такая молитва. Она абсолютно еще никак не связана с предстоящим Причащением, а если мы посмотрим на молитвы верных на обычной Божественной Литургии, там уже будет говориться о том, что мы готовимся принести жертву и так далее. А здесь жертва уже принесена, об этом молиться не надо. Вот такая первая молитва общенравственного характера, где мы просим Бога нас очистить. Это молитва о духовной и нравственной чистоте.
Вторая молитва верных звучит таким образом:
«Владыко Святый Преблагий! Молим Тебя, в милости богатаго, милостива быти нам, грешным, и достойны нас сотворити подъятия Единороднаго Твоего Сына и Бога нашего, Царя славы». (То есть нам предстоит сейчас совершить вот этот перенос Святых Даров, то есть Тела и Крови Христовых на дискосе из сосудохранилища, как в древности, а у нас с жертвенника, на престол; поднять его, как мы поем на обычной Божественной Литургии, «ангельскими невидимо дориносима чинми», то есть на копьях носимого, как императора во время триумфа несли воины – так же мы переносим на обычной Литургии просто еще пока нашу жертву, которая предобразует, так сказать, Жертву Христову, но еще ею не является в полном смысле, а вот здесь мы, действительно, переносим Самого Христа в Его Теле и Крови. И мы молимся о том, чтобы мы достойными были для того, чтобы поднять, «подъять Единородного Твоего Сына и Бога нашего, Царя славы»). «Се бо Пречистое Его Тело и Животворящая Кровь, в настоящий час входящия, на тайней сей предложитися имут трапезе», (то есть они имеют быть предложенными на этой тайной нашей, как бы, вечери, трапезе) «от множества воинства небеснаго невидимо дориносимыя» (повторяется фактически та же мысль, которая в «Херувимской» звучит) «Ихже причастие неосужденно нам даруй, да теми мысленное око озаряюще, сынове Света и дне будем» (то есть, эти Дары просветят наше мысленное око, то есть наш ум – помните в Евангелии: «Если око твое будет чисто, то и все тело твое будет чисто». Так вот, как раз Святые Дары просвещают наш ум и делают нас сынами света и дня – в отличие от сынов ночи и тьмы). Вот такая вторая молитва, в которой уже говорится о предстоящем Причащении, о перенесении Даров. То есть это уже молитва не отвлеченного, общего характера, а это уже Литургическая молитва, причем адресованная именно очень конкретно к этому типу Литургии.
Эти молитвы читаются обычно, к сожалению, у нас тайно. В это время произносится ектения, которая заканчивается возгласом. Этот возглас заканчивает молитву, последние слова ее: «сынове Света и дне будем». И возглас: «по дару Христа Твоего, с Нимже благословен еси со Пресвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и во веки веков». Этот возглас сам по себе звучит немножко странно: «По дару». Так вот, все это благое, что мы хотим стать сынами Света и дня и просветить око мысленное свое – как мы можем это сделать? По дару Христа. Тело и Кровь, которые мы будем вкушать, это дар Христа нам, дар Себя Самого.

А.Павлович:
Это из контекста вырывается и получается не очень понятно.

Протоиерей Александр Степанов:
Да, как, к сожалению, очень многие возгласы на Божественной Литургии, вырванные из контекста молитвы, звучат немножко странно.
И сразу вслед за этим поется песнопение, которое сопровождает перенос Святых Даров с жертвенника на престол: «Ныне силы небесныя с нами невидимо служат. Се бо входит Царь славы, се Жертва тайная совершена дориносится». То есть Жертва тайная, уже совершенная, «дориносится», то есть торжественно переносится. И после поставления Даров на престол хор продолжает: «Верою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем. Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя». Вот такое восторженное завершение этого песнопения. Оно поется с перерывом, потому что пока совершают священники молитву с воздеянием рук, потом переходят к жертвеннику, кадят, начинают переносить Дары, песнопение поется, и затем в тот момент, когда священники выходят из алтаря, обычно песнопение заканчивается, и сам перенос на глазах народа происходит в полной тишине, и совершенно естественно и оправданно здесь все совершают земной поклон, поклоняясь прямо до пола, не дерзая взирать на это великое таинство, потому что здесь мы не просто хлеб и вино переносим, как на обычной Божественной Литургии в этот момент, но мы переносим уже Тело и Кровь Христовы, Самого Христа. И вот Он перед нами проходит.
На обычной Литургии это перенесение сопровождается поминовением, потому что, во-первых, это перенесение следовало непосредственно за проскомидией, которая в древности, до VIII века, совершалась в этот самый момент, она не была вынесена в отдельную службу до начала Литургии. И соответственно, все поминовения совершались в этот момент в жертвеннике. А, во-вторых, это образ символический – этот перенос хлеба и вина на обычной Литургии с жертвенника на престол как бы прообразовал восхождение Христа на Голгофу, Распятие, и потом, когда мы поставляем чашу и дискос на престол, это как бы Положение Христа во гроб – такая символика в этих действиях содержится. И во время Распятия, все помнят этот эпизод с благоразумным разбойником, который не хулил Христа, а, наоборот, сказал: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем». И как бы мы все здесь вслед за этим разбойником просим Христа: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем». И поэтому мы поминаем Великого Господина и Отца нашего и всех других. Но здесь уже Жертва принесена, все это уже было на той, полной, Божественной Литургии, на которой освящались Дары, поэтому здесь уже эти воспоминания неуместны. Проскомидии здесь нет, изъятия частиц нет, поэтому это действие совершается в полном молчании и благоговейной тишине.

А.Павлович:
Но вот такой все-таки возникает вопрос. Мы говорили о том, что в начале богослужения Дары уже были на престоле. То есть все эти переносы с престола на жертвенник, потом с жертвенника на престол – это делается для того, чтобы эта Литургия была похожа на обычную Божественную Литургию?

Протоиерей Александр Степанов:
Я уже говорил о том, что в древности этот Вход был не просто какой-то красивой процессией. Это был технический момент службы, когда нужно было из скевофилакиона, сосудохранилища, где Дары хранились, перенести эти Дары в алтарь, на престол. И такая процессия была, песнопение было. И что же, все это упразднять? Все-таки Церковь в этом смысле очень консервативна и старается всегда сохранить, тем более такие яркие и красивые, наполненные смыслом священнодействия. И, соответственно, теперь нужно обеспечить перенос. Теперь на жертвеннике не хранят Дары, потому что жертвенник – это не отдельное помещение. Хранят Дары уже на престоле, потому что есть традиция, что до престола никто не дотрагивается, кто входит в алтарь, кроме священнослужителей – то есть это наиболее безопасное место для хранения Святых Даров. И поэтому мы делаем некоторые предварительные ходы, которые обеспечивают возможность осуществить этот перенос.
Дальше на обычной Божественной Литургии здесь бы разворачивалось самое главное – Евхаристический канон. До этого «Символ веры», который свидетельствует о том, что мы все едины в Духе, едины в своем исповедании, и «едиными усты и единем сердцем» можем совершать саму Евхаристию, Благодарение. Здесь ничего этого не нужно, потому что все уже совершено. Поэтому остается ектения: «Исполним молитву нашу Господеви», которая следует обычно за Евхаристическим каноном. То есть вся эта центральная часть, основное ядро Литургии, оно вынуто, его нет. И просто следует ектения. Но эта ектения, правда, сопровождается большой молитвой, которую тоже народ не слышит, но она очень полезная. Молитва следующая:
«Иже неизреченных и невидимых тaин, Боже, у Негoже суть сокрoвища премудрости и разума утаeна, Иже служение службы сея открывый нам и положивый нас, грешных, за многое Твое человеколюбие во еже приносити Тебе дaры же и жертвы о наших гресeх и о людских невeдениих!» (то есть Бог, несмотря на наши грехи и несовершенства, дает нам возможность участвовать в этом великом таинстве. Молитва все-таки священниками произносится и о «людских неведениих», о том народе, который вместе с ними молится. Все-таки надо понимать, что все эти молитвы как бы от лица народа произносятся священником; священник – это «уста народа», но по сути он – часть этого народа, который весь есть царственное священство, и это всегда надо не забывать). «Сам невидимый Царю, творяй великая и неизслeдованная, славная же и изрядная, имже несть числа, призри на ны, недостойная рабы Твоя, иже святому сему жертвеннику, aки херувимскому Твоему предстоящия Престолу, на немже Единородный Твой Сын и Бог наш предлежащими Страшными почивает Тaинствы, и, всякия нас и верныя люди Твоя свободив нечистоты, освяти всех нас дyши и телесa освящением неотъемлемым. Да чистою совестию, непосрaмленным лицeм, просвещенным сердцем Божественных сил причащающеся святынь и от них оживотворяеми, соединимся Самому Христу Твоему, истинному Богу нашему, рекшему: Ядый Плоть Мою и пияй Кровь Мою во Мне пребывает и Аз в нем. Яко да, всeльшуся в нас и ходящу Слову Твоему, Господи, будем храм Пресвятаго и покланяемаго Твоего Духа, избaвлени всякия диавольския козни, деянием, или словом, или мыслию действуемыя, и получим обетованная нам благая со всеми святыми Твоими, от века Тебе благоугодившими». Это молитва, конечно, определенно перед Причащением, со вставкой евангельских слов Спасителя. Мы помним, что на полной Божественной Литургии установительные слова, которые Христос говорит на Тайной вечери, цитируются в точности. А здесь из Тайной вечери ничего не процитируешь, потому что мы ее здесь не совершаем, собственно говоря. Но мы говорим: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь во Мне пребывает и Я в нем», такая евангельская цитата здесь все-таки тоже присутствует – по некоторой аналогии со словами установительными из Евангелия в Евхаристическом каноне.
И дальше возглас этой ектении такой же, как на обычной Литургии: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением, неосужденно смети призывати Тебе, Небеснаго Бога, Отца, и глаголати». Это возглас перед пением или чтением молитвы «Отче наш». И его было бы точнее перевести, вообще говоря, с греческого: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением, неосужденно смети называть Тебя». Не «призывать Тебя», а «называть Тебя», и это великое дерзновение, что мы Бога можем называть Своим Отцом. И поэтому смысл возгласа сразу проявляется: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением, неосужденно» (потому что если мы недостойны быть сынами, как мы можем называть Его Отцом?) «смети называть Тебя, Небеснаго Бога, Отцом, и глаголати: «Отче наш».
И дальше все идет точно так же, как в обычной Литургии. Главопреклоненная молитва, правда, другая, чем в Литургии Иоанна Златоуста и Василия Великого. Но, думаю, все молитвы мы здесь не будем комментировать. И еще мы пропустили один момент после совершения этого Входа: мы знаем, что обычно в этот момент задергивается завеса, если не служит архиерей или какой-то заслуженный протоиерей, которому дано право служить с открытыми вратами. В обычном порядке задергивается завеса, и это тоже имеет символический смысл: совершено положение Христа во гроб, и затем камень приваливается ко двери гроба – и завеса символизирует этот камень. На Литургии Преждеосвященных Даров завеса задергивается до половины, как бы давая знак, что это необычная Литургия.
Так вот, далее еще одна деталь. Обычно в конце, когда после «Отче наш» совершается главопреклоненная молитва, звучит такой возглас, тоже очень важный: «Святая святым», то есть святыня, Тело и Кровь Христовы, даются святым. И святыми назывались не те святые, которые прославлены, они, конечно, в частности, но вообще все верные. Эта святыня предназначена для всех верных, для всех христиан. И в этот момент Агнец подымается. Вообще говоря, должен высоко подыматься над головой священника, чтобы народ видел. И, строго говоря, только после этого окончательно задергивается завеса. У нас практика в храмах другая – чаще всего завеса задергивается задолго до этого возгласа. Хотя смысл в том, чтобы именно показать возношение Агнца так, чтобы народ видел. И потом Агнец раздробляется и разделяется. Здесь, в Литургии Преждеосвященных Даров, не совершается вот это возношение. Возглас сам есть: «Святая святым», но только он немножко уточнен: «Преждеосвященная Святая святым». И вот этого возношения Агнца не совершается.
А дальше уже следует все обычным порядком для мирян. Но есть во всем дальнейшем как раз некоторые особенности, которые радикально отличают эту Литургию от обычной Литургии, и вот эти особенности, конечно, стоит обсудить, ибо в них и заключена главная, можно сказать, проблема богословская, которая содержится в этой Литургии. Я думаю, что, может быть, имеет смысл поговорить об этом в следующей нашей программе.

А.Павлович:
Да, сегодня время нашей передачи заканчивается. Я напоминаю, что мы говорим о Литургии Преждеосвященных Даров. В студии были протоиерей Александр Степанов и Анна Павлович. Всего доброго! До свидания!

Протоиерей Александр Степанов:
До свидания!