6+

Воспоминания Натальи Ребер — уникальная аудиозапись

НОВОЕ НА СЕРВИСЕ СКАЧИВАНИЙ

14 ноября 2020 г.

ВОСПОМИНАНИЯ

Наталья Алексеевна Ребер (урожд. Лотова) (1905 – 1995)

СКАЧАТЬ АУДИО

Редактор — Людмила Зотова

 

Людмила Зотова, Н.Р. Ребер

 

Среди встреч автора мемуаров — Маяковский, М.Волошин, Эренбург, Скоропадский, Сталин…

Вспоминает Наталья Ребер

(аудиозапись сделана в 1974 — 1976 гг.)

…мы пошли на выступление Маяковского, не могу вспомнить, что он читал, но он показал на нас и сказал: «не вам, ожиревшим…»

…были мы на спектакле Дни Турбиных по Булгакову, когда он еще не был запрещен — и многие в партере падали в обмороки, настолько это было похоже на их жизнь.

…я помню, когда пришли красные, то выбросили, глумясь, мощи из гробов в Киево-Печерской лавре.

…а когда пришли белые, то священники вышли их встречать с крестом и пели Христос воскресе.

Наталья Алексеевна Ребер (аудиозапись):

Я поехала в Ленинград учиться, а моя подруга Марина вернулась на Дальний Восток. Наш начальник там — коммунист, у которого был настоящий гарем, он чувствовал себя магнатом. И чтобы не попасть в этот гарем Марина вынуждена была вернуться в Киев. Это было в конце 1920-х — начале 1930-х годов. Начались раскулачивания и родителей Марины выселили, а она подала заявление в Политехнический институт, но она должна была публично порвать с семьей раскулаченных, ей было тяжело это, но пришлось это сделать, чтобы учиться. Вышла замуж она за комсомольца из деревни, он помог ей замести следы — отец раскулачен и сослан, брат был в белой армии… И они с ним уехали на Урал. Она называла его ласково «мой комсомольчик». Я не знаю, насколько она его любила, но он был свой среди нового класса, а она считала, что обеспечит ей какое-то будущее, при ее шатком положении в жизни. А вышло, что этого комсомольца арестовали и потом она о нем ничего не знала. А Марина с двумя детьми осталась. Когда я была в России, я ей написала, но она мне не ответила. Наверное, боялась со мной переписываться. Понятно, судить ее за это нельзя. Это очень больно — когда-то наша дружба была нерасторжимой.

В институте я получила довольно странное предложение от одного студента, он выступал от какой-то организации студенческой, не хочу ли я им помочь в чем-то, а именно уличить одного студента, сходить с ним на какой-то бал, было сказано, что, вы знаете, оставшиеся буржуи устраивают что-то вроде афинских ночей. От вас требуется немного — несколько улыбок и потом передайте нам разговор с ним, и только. Я наотрез отказалась, сказав, что я не умею кокетничать и это не моя область. Как и во всех высших учебных заведениях, были студенческие организации, называлось легкая кавалерия. И что они делали — проверяли студентов, их социальное прошлое и их настоящие взгляды. Потом ко мне пришел дворник Николай и передал мне вызов в милицию, я говорила: что ж такое, я ничего не знаю. Когда пошла в милицию, мне вручили вызов в ГПУ. Когда я пришла на знаменитое место — это Гороховая улица, дом ГПУ, и вошла с вызовом туда, мне дали номер комнаты и я прошла дальше. Произошел такой разговор. Что мы от вас больше ничего не хотим, если только вы услышите от кого-нибудь что-то, сообщите нам. На мои отговоры пустили такие доводы: а если вы видите пожар, то вы вызовете пожарных? Так вот и это так же. Я говорила: хорошо, я это сделаю, но зачем же меня обязывать к этому? Но они были неумолимы, и, к сожалению, я должна признать, что да, я подписала, что в случае чего я им сообщу. Меня спросили, хочу ли я иметь псевдоним? Я сказала нейтральную фамилию — Иванова. Я была как в чаду. Меня страшно мучило это. Я не помню, как часто, но я должна была, я думаю, раз в месяц, ходить на определенные квартиры. Но я ничего не сообщала, я всегда говорила, что у меня ничего нет. Сначала это была квартира на Фонтанке, недалеко от нас, она выходила на три улицы, я читала потом, что в ней некоторое время жил Достоевский. Потом это было на Невском некоторое время, и меня еще спросили: вы знаете Ребера, инженера? Я сказала: да, очень поверхностно. Я страшно боялась, чтобы меня не прикрепили к нему и не обязали сообщать о нем. Мне очень, понятно, трудно и больно говорить. Считаю, мне не хватило мужества. Надо было иметь большее мужество и честность. Но не все же Солженицыны. Но это как раз то положение, о котором пишет Солженицын. И я радуюсь, что мне удалось ни о ком ничего не говорить, и никого не привлекли потом к ответственности — и это меня радует. А то, что я систематически должна была ходить, и это было так унизительно — это до сих пор я вспоминаю с ужасом. Понятно, мне не доставляет удовольствия это вставлять в свои записки, но что ж делать — это было и я не хочу себя выставлять лучше, чем я есть. Я не сказала о третьей квартире, это было на Кирпичном переулке. Туда я недолго ходила, и потом это прекратилось.

Вообще тогда я как-то жила не раздумывая, это была пора молодости, чувства силы. Студенческие практики я использовала согласно своему такому характеру — много ездила, много видела, знакомилась с людьми. … Студент Георгиевский тоже имел такую грустную судьбу, он рассказывал мне, что его отец в свое время ушел в Белое движение и не вернулся, а сестра его была замужем чуть ли не за первым ГПУ-шником в Ленинграде, такой Медведь. А потом, при Ягоде, он был снят с места, и понятно, полетела и его сестра — с ним выслана была. Задело это и Георгиевского. А по Ленинграду ходил такой анекдот: Медведь ест ягоду, а тут Ягода съела Медведя.

Мы много ездили на лодке по Днепру… И, кстати, тогда пришло грустное известие, что утонул мой любимый двоюродный брат и мой крестный отец Боречка, отец вот этой Наташи Андреевой, которая так гнусно отозвалась о Солженицыне, я до сих пор ей не ответила, но собираюсь сделать.

 

Н.А. Ребер с дочерью Натальей Робертовной, для которой записаны воспоминания

По поводу моей днепропетровской практики. … По поводу этой общей жизни, было какое-то общее собрание — просто в тех комнатах, где мы жили, один студент, фамилия его Кузнецов, явно не из пролетарской семьи, и он обратившись ко всем оговорился и сказал «господа» — я помню до сих пор, какое-то мгновение было молчание, будто бы разорвалась бомба, все почувствовали страшную неловкость. Это очень характерно — как было немного нужно для того времени, чтобы так перепугать советского студента. … Все время проходило под бдительным наблюдением органов ГПУ, это вносило неуверенность и сопровождало русского человека буквально всюду.

Экспедиция на Дальний Восток

Изыскания по поводу строительства железной дороги в Сибирской тайге

Помню как на пути следования встретился нам золотой прииск. Вольнонаемным был только заведующий этим прииском. А все рабочие, мужского и женского пола, все были сосланные. Запало в душу, как уже вечером пришла ко мне женщина и говорит: «Милая, ты ведь грамотная, напиши мне письмо, потому что я не знаю, где я нахожусь, за что я сослана, и где моя семья, где муж и дети. А кому писать? Пиши какой там адрес правительства». Я ей что-то написала, а куда это пошло? Понятно, никакого результата это не имело.

Крещение дочери в 1935 году

Решили тебя крестить. По-моему, уже позакрывали церкви, часть священников сослали. Папа с трудом добыл одного священника, который, кстати, секретно к нам пришел, не мог выдать удостоверения о крещении. Но произошло это в начале 1935 года. Крестной матерью была Елена Григорьевна, а крестным отцом был папин друг Парфёнов. Ты была в папиной еще крестильной рубахе, которую прислала няня. Пришла, кажется, и жена Парфенова...

Однажды мама мне сказала, что все правительства — сволочи, а я, поживя в Швейцарии, теперь не могу с этим согласиться.

Работала Наталья Алексеевна в Ленинграде инженером-мостостроителем, о работе высказывается так: «Обстановка там была приятная, антисоветская»…

СКАЧИВАЙТЕ

воспоминания Натальи Ребер, надиктованные ею в середине 1970-х годов, и слушайте живой голос истории.

Наверх

Рейтинг@Mail.ru