В программе «Неделя»
события прошедшей седмицы обсуждают
Александр Крупинин и протоиерей Александр Рябков
Прямой эфир 12 октября 2014 г. АУДИО
Александр Крупинин: Сегодня у нас в гостях – клирик храма во имя святого великомученика Димитрия Солунского в Коломягах протоиерей Александр Рябков. Главное событие этой недели – это празднование 700-летия со дня рождения преподобного Сергия Радонежского. Почему у нас такое особое почитание преподобного Сергия?
АР: Для Северо-восточной Руси фигура преподобного Сергия является такой же фундаментальной и значимой, как, например фигура Феодосия Печерского для Южной Руси, который создал первый общежительный монастырь. Преподобный Сергий стал таким светочем, лучи которого освятили область, еще совсем недавно освоенную славянскими племенами. И сам он, и его монастырь стали очагом, который охватил проповедью христианства земли Северо-Восточной Руси. До него там не было такой яркой монастырской жизни, а ученики преподобного Сергия пошли еще дальше на Север, в Вологду. Кирилло-Белозерский, Спасо-Губинский монастырь основаны если не прямыми учениками преподобного, то учениками его учеников. И Нил Сорский является наследником преподобного Сергия Радонежского, в этом прослеживается очень серьезная преемственность. Преподобный Сергий связан не только с освоением новых земель и миссионерским подвигом, он – икона российской государственности и российской культуры. Он первым построил храм во имя Святой Троицы в своем будущем монастыре, и это почитание Святой Троицы отразилось в его современниках, в том числе и в святом Андрее Рублеве. Благодаря в том числе и преподобному Сергию тема Троицы и троичности появилась в иконописи и в богословии. Мы не знаем точно, кто был наставником преподобного Сергия, есть данные, что он не был ни на Афоне, ни в Иерусалиме, ни в Палестине, но исихазм у него прослеживается. Начинал он как отшельник, в особножительном монастыре, когда монахов объединял только храм, а жили они по кельям, причем кельи могли далеко друг от друга отстоять, по правилам – на расстоянии летящего камня. Монахи жили в безмолвии, вдали друг от друга и собирались в храме только для общей воскресной службы. Потом был принят общежительный устав, но братский корпус был построен не сразу и монахи продолжали какое-то время жить каждый в своей келье, только несколько централизованней распределялись послушания. Преподобный Сергий настаивал на том, чтобы монахи не принимали никаких подаяний и питались только трудами своих рук. У монаха не должно быть ничего лишнего. Во главе угла – нестяжательство, отдаление от мира во всех его проявлениях, попытка убежать даже от служения миру. Мне очень близко то, что создал преподобный Сергий. И преподобный Нил Сорский, чей общежительный монастырь очень похож на монастырь преподобного Сергия, говорил: к нам пойдут люди не за тем, чтобы мы их кормили (едой), к монаху можно идти только за тем, чтобы питаться от него его словом, его житием, его поведением и его наставлениями.
АК: Часто, когда говорят о преподобном Сергии, говорят не столько о его монашеской деятельности, но о его месте в истории Российского государства как государственно-идеологического деятеля. Насколько верно так говорить о преподобном?
АР: Ему выпало жить в такое время, что он не мог быть не вовлеченным в процессы политической жизни: Русь освобождалась от татаро-монгольского ига, от Орды. Это было время собирания Русских земель воедино и их совместное выступление против иноверного врага, и заслуга в этом преподобного Сергия Радонежского огромна.
АК: Обычно, когда говорят о преподобном Сергии, всегда вспоминают благословение князя Димитрия Донского на Куликовскую битву, и о том, что он отдал своих монахов на поле брани. Получается, он был сторонником военных действий?
АР: Он благословлял воинов на битвы, это зафиксировано в его житии. А разве христианство отказывало народам в праве на самозащиту? Нет. И Иоанн Предтеча не осуждал служения воинов, но говорил, что нельзя воровать, грабить, обижать, нужно быть послушным начальству. Само служение воина не подвергалось критике или остракизму. Воины-монахи не были в священном сане и монашество того времени в основном было из людей благородного звания: бояр, дворян. А дворянин – это всегда воин, поэтому эти монахи были знакомы с военным искусством. Участие монашествующих в борьбе – это случалось часто. Монах, а иногда и священник (например, у болгар, греков), боролись не только словом, но и с оружием в руках. В условиях выживания и борьбы это было нормально, и другого выбора не было. Должна была сплотиться вся Русь, чтобы отстоять свою независимость.
АК: Почему именно Троице-Сергиева пустынь оказалась центром этих торжеств, какова ее связь с Троице-Сергиевой Лаврой?
АР: Преподобный Сергий был святой, который связан был с государственностью. Наша Свято-Троицкая пустынь под Петербургом появилась потому, что это была четкая связь с Москвой. Первый храм в честь преподобного Сергия был построен в Новгородском кремле, рядом с Софией. Память преподобного несет государствообразующий подтекст. Преподобный Сергий стал иконой всей Руси, всей русской народности. И его объединяющая роль проявилась и у нас, под Петербургом. Это связь древней столицы, которая была плотно связана с Лаврой преподобного Сергия и новой столицы с довольно обширным монастырем тоже в честь преподобного Сергия Радонежского. Сергий стал покровителем Руси, России, Российской империи.
АК: Меня интересует, отец Александр, Ваше мнение по поводу высказывания отца Всеволода (Чаплина) о том, что Россия должна обеспечить свою безопасность в религиозно-идейной сфере, что есть какие-то внешние угрозы относительно идейной сферы и нужно запрещать какие-то идеи, которые мешают или могут быть опасными для Российского государства.
АК: У преподобных Нила Сорского и Иосифа Волоцкого мировоззренческая философия – это понимание, что угроза обществу может исходить не только от силы оружия, но и от силы какой-нибудь неправильной идеи. Способы борьбы с этим у вышеупомянутых святых были разными. То, о чем говорит отец Всеволод, не выходит из контекста и тех времен, в том числе. Есть правильная идея: например, православие порождает определенное мировоззрение, идеи, которые уже распространяются в мире. Это идеи любви, братства, нравственной чистоты, христианской семьи. И есть какие-то другие веяния, может быть, и нашего производства, которые могут идти вразрез с христианской парадигмой нашего мира (Европы). Это может быть и эвтаназия, и разрушение традиционной семьи, и какая-то проповедь безнравственности, разнузданности. С такими идеями не только Россия, но и другие страны предпринимают какие-то шаги для борьбы. Мы здесь переходим мыслями на некое противостояние православия и инославия, сектантства. Есть такая секта, как «Свидетели Иеговы», но ведь даже в США не все общество принимает их, многие выступают против, есть даже некоторые голливудские фильмы об этом.
АК: Вопрос в данном случае не в каких-то сектах, а в идеях, которые проникают, и меня тронуло именно то, что это надо запрещать. Проходит какая-то проповедь разнузданности, к примеру, и это надо запрещать. Это абсолютно антихристианский подход. Если бы это было правильно, то тогда Господь поставил бы около Адама и Евы по ангелу за спиной, которые бы следили, чтобы они это яблоко не съели. И они бы не съели его, потому что сзади у них стояли с дубинами и сразу бы били их по рукам. Но в этом-то весь смысл отношения Бога к человеку, что Бог дает человеку свободу, уважает его. А так бы они были счастливы в раю – когда бы у них за спиной стояли ангелы с дубинами. Мы же призваны Богом к свободе.
АР: К свободе от греха.
АК: Вообще к свободе, человек сам должен решать, что для него грех, и нести за это ответственность.
АР: Я с Вами соглашусь вот в какой мере: «должно приходить соблазнам, но горе тем, через кого они приходят». Если я не сопротивляюсь распространению соблазна – я его участник, его проводник.
АК: Сопротивляться-то надо, но не запрещать с помощью государства, вот в чем разница. Мы с Вами здесь должны сопротивляться таким образом: говорить, что это глубоко неверно, неправильно – разнузданность, которая проповедуется, почему она неправильна, Но если мы будем говорить: «если вы будете разнузданы, то вас за это посадят в тюрьму», – то грош цена всей нашей свободе и нашему христианству.
АР: Под «разнузданностью» можно понимать все, что угодно. Возьмем конкретные вещи, например – свобода в приобретении наркотиков. Можно ли это допустить? Это вопрос.
АК: Это большой вопрос.
АР: Я считаю, что нет, нельзя. Например, эвтаназия – тоже вопрос, который требует обсуждения. Но здесь мы вступаем в очень серьезный конфликт, не только с христианством, а с цивилизацией, которая построена на христианстве. А потом уже идет вопрос о семье и браке. Если государство признает, что союз мужчины и мужчины – это тоже брак, то речь пойдет уже о существовании самого государства.
АК: Мы здесь путаем вопрос права и вопрос идей. Одно дело признавать это браком с точки зрения государства – этим пусть занимаются юристы.
АР: Юристы занимаются этим с подачи общества.
АК: Вопрос в том, разрешать или запрещать идеи?
АР: У любого движения есть идеи.
АК: Идеи пусть существуют, они могут выплеснуться в закон или остаться идеями, как решит государство. Как можно запрещать идеи? Это фашизм.
АР: Под словом «фашизм» мы понимаем уже очень многое сегодня, к сожалению. А государство, если оно желает выжить (или нация, если она желает выжить), то оно должно бороться и запрещать.
АК: Из-за этого оно и не выживет, если будет запрещать идеи, из-за этого оно и деградирует, оно будет уничтожать свободу мысли.
АР: Когда мы вспоминаем про 93-й год, то были люди, которые не только подписали письмо с требованием расстрела Белого дома, но и те, кто говорили, что нужно запретить еще и идеи.
Вопрос слушателя: Как объяснить в свете ваших рассуждений проповедь нашего первого фашиста Ленина: он объяснял ненавязчиво людям, что они должны быть свободными. И как к этому отнесся наш Господь? Мы теперь за все это расплачиваемся. Так мы и дальше будем жить?
АР: В этом мире мы всегда стоим на грани: что-то запрещая мы скатываемся, но не запрещая мы тоже можем куда-то скатываться. Мы постоянно будем делать ошибки и запрещая, и не запрещая. Инстинкт самосохранения не только человека, но и государства, и общества, и нации иногда подсказывает людям. Подсказывает, может быть, какие-то резкие формы противостояния, но подсказывает в движении в сторону запрещений чего-либо, потому что это угрожает самому существованию нации и государства. Не только традиционалисты жаждали запрещения идей, но и люди либеральных мыслей считали, что какие-то идеи, чтобы они не мешали развитию либеральных идей, нужно запретить.
АК: Тогда эти люди ничем не отличаются друг от друга. Нет ни у одного человека, самого умного, весов, на которых можно взвешивать добро и зло. И всегда будут пользоваться этим всякого рода люди в собственных интересах. Если не будет антидота.
АР: Древо познания добра и зла – это не специально какое-то древо было высажено в Раю. Это – подход человека к тому, что его окружает.
Вопрос слушателя: То, что говорит Александр Матвеевич о свободе – это соблазн для христианина?
АК: Те мысли, которые я транслирую – абсолютно церковные. Просто наши люди боятся свободы, это от страха свободы.
АР: После выбора Адама и Евы, после их грехопадения уже невозможно прожить без искушений. Но снизить накал искушений – это долг христианина.
АК: Я не против долга христианина и не против борьбы с соблазнами и искушениями.
АР: Если общество дойдет в своем плюрализме до того предела, когда уже институт брака, вопрос жизни и смерти, воспитания детей будет поставлен на такие дебаты, то… Ведь в любой религии этот вопрос решается однозначно, в пользу двуполого брака.
АК: Чем мы больше об этом говорим и раздуваем эти темы, тем больше соблазнов и приходят. А что будет, если мы запретим?
АР: Во все времена были и оставались табуированные вещи.
Вопрос слушателя: свобода христианская нужна человеку, без свободы нет христианина. А запрещай или не запрещай – несмотря на существование законов наркоторговцы и педофилы спокойно проникают везде, где наши дети, а законы существуют только на бумаге. Как говорил Достоевский, душа человека есть поле битвы добра со злом, и только в душе делается выбор, как человеку поступить.
АК: Хорошо, что у нас есть разные подходы и мнения. Очень страшно, когда люди боятся свободы. Все идет от страха и от неуверенности: вот государство за нас решит, отгородит наших детей, запретит то, запретит это – и мы все будем счастливы. Это все от страха свободы.
АР: Государство – это общественный договор. Если у нас в общественном договоре есть какие-то изъяны, то это не говорит о том, что такого общественного договора не должно быть. Если говорить о Достоевском, то человек – это не просто поле, человек – участник в этой битве.
АК: Конечно. А религия, которая запрещает то, другое, третье – это религия не Христа, а Великого Инквизитора.
АР: Вот появились идеи – продавать скот в храме. Зачем Христос пришел туда и стал выгонять плеткой торгующих?
АК: Это не идея, а традиция.
Вопрос слушателя: Свобода хороша тогда, когда человек уже понимает, что такое добро и зло. А когда он вырос во зле, то эта свобода идет ему во вред. Пример – вседозволенность 90-х годов. Сейчас хоть какие-то запреты действуют: меньше пропаганды насилия, наркомании и гомосексуализма в СМИ.
АК: Проблема не в этом – покажут по телевизору или не покажут. А проблема в том, как и на что человек настроен.
АР: Мы с Вами настроены упрощать.
АК: Я тоже не считаю, что должна быть вседозволенность, что надо все разрешать – это же абсурд. Существуют определенные законы, которые должны соблюдаться в обществе. Ни один закон никогда не будет действовать, если не было его рецепции в обществе. Можно любой закон принять, а работать он не будет.
АР: Пока еще наше общество вполне традиционно. Оно не очень цивилизованно в плане отношений друг с другом, гражданской позиции, но в целом оно сегодня не принимает вседозволенности.
АК: Не принимает – и прекрасно. Никто не может заставить человека принять то, что он не хочет принять.
Текст: Н.М.Лукьянова
Следующая «Неделя» АУДИО 19.10.2014
Предыдущая «Неделя» АУДИО 05.10.2014
![]() |
Протоиерей Владимир Сорокин в программе Александра Крупинина «Неделя»: «Это очень опасная духовная болезнь, одинаковая что в России, что на Украине» >> |
![]() |
Протоиерей Александр Рябков в программе Александра Крупинина «Неделя»: «Важно не то, что вы сегодня не прочитали правило, а страшно то, что вы не молитесь в течение дня» >> |
![]() |
Как относиться к людям с нетрадиционной ориентацией? Нужно ли отдавать в храм десятину? Нужен ли духовный отец человеку в наше время? Священники отвечают на ваши вопросы в прямом эфире программы «Пастырский час» >> |
![]() |
Протоиерей Александр Дягилев в программе Александра Крупинина «Неделя»: «Все секты – это неоплаченные долги Церкви» >> |
![]() |
Протоиерей Владимир Сорокин в программе Александра Крупинина «Неделя»: «Это красивый, наглядный урок по «Основам православной культуры»: как нужно относиться к своим выдающимся предшественникам» >> |
![]() |
Иерей Димитрий Симонов в программе Александра Крупинина «Неделя»: «Мне кажется, прежде всего нужно научиться уничтожать террориста в самом себе» >> |
![]() |
Протоиерей Александр Дягилев в программе Александра Крупинина «Неделя»: «Исповедуя людей у себя в храме я замечаю, что каждая вторая исповедь связана с семейной проблемой» |
![]() |
АУДИО + ФОТО Реклама мощей на улицах города – кто это делает и как к этому относиться? |