«Я понял, что мне надо самому писать»

«Крещенные крестами». Комментарии

Программу ведет протоиерей Александр Степанов, главный редактор радио «Град Петров»

Гости программы: народный художник Российской Федерации, академик Академии художеств, главный художник Большого драматического театра имени Г.А. Товстоногова Эдуард Кочергин, актер Чеслав Сымонович

Программа записана 16 сентября 2016 г. 

АУДИО

Протоиерей Александр Степанов: Эдуард Степанович! Я узнал Вас несколько по иному образу Вашего творчества, а именно по Вашим книгам; и это для меня удивительно, потому что эти литературные опыты, которые, я так понимаю, начались гораздо позже, оказались, на мой взгляд, ничуть не менее успешными, чем Ваше творчество художественное. Книга «Крещённые крестами» в 2010 году получила премию «Бестселлер года». Абсолютно, я думаю, заслуженно. Мне кажется, что именно Ваши литературные опыты сделали Вас, действительно, очень широко известным, потому что театральных художников знают меньше — кроме людей, которые увлекаются театром, интересуются — а вот Ваши книги действительно разошлись. Ко мне Ваша книга случайно, в общем-то, попала, мне ее посоветовали, подарили и сказали: «Вот это стоит почитать». У меня тоже очень мало времени, и я не так легко берусь  что-то читать, но мне потом ещё сказали об этом разные люди, которым я доверяю. И я подумал: «Да, это надо прочесть». И вот тогда я прочёл и был глубоко потрясён этой книгой.

Казалось бы, в этой книге о Церкви впрямую ничего не говорится, и, тем не менее, нам показалось, что эта книга имеет самое прямое отношение к истории, анатомии человеческого духа. Она об этом, мне кажется, главным образом. Хотя по жанру это «записки на коленках», как Вы сами определили. Такие воспоминания – очень и остроумные, и, в тоже время, очень трогательные, и поразительно глубокие. Поэтому, конечно, нам захотелось познакомить нашу аудиторию с этой книгой. Мы не знали, что уже существует аудиоверсия Вашей книги, поэтому мы пригласили Чеслава Сымоновича прочесть эту книгу на нашем радио. Мне сегодня хотелось бы, прежде всего, поговорить об этой книге и, конечно, о Вас как о её авторе, поскольку эта книга автобиографическая.

Первый вопрос, который я хотел бы задать: по книге понятно, что способность к художеству у Вас проявилась очень рано, поначалу в самодеятельных формах — но, тем не менее, совершенно очевидно, что Вы выделялись среди своих сверстников этой способностью. А вот способность к литературе, литерный дар, если хотите, он как-то проявлялся раньше?

 

Эдуард Кочергин: Ну, я не знаю,… что значит проявлялся? Я всё-таки себя считаю художником, а не литератором, как ни странно. Это естественно, потому что зарабатываю рисованием, и не думал никогда писать. Рассказывал в кругу близких людей, в ту пору не всё можно было рассказывать, как понимаете. И мне все говорили: «Это надо записать». Первые мои рассказы были записаны на магнитофон, и потом прописаны. Но по ходу такой работы, для меня совершенно необычной, я понял, что записывающие, в том случае, первых моих работ по литературе, театроведы, которые ближе всего к театральному художнику, они не очень понимали этот язык, и что-то там переделывали на основании того, что так нельзя говорить. Я понял, что мне надо самому писать —  нельзя так переделывать, потому что это характеристика времени, той прослойки людей, в которой я оказался. Потом, это очень интересно – какие-то образные слова. Специально я не занимался языком, но так как я прошёл через толщу людей, большую, огромную толщу людей, что-то во мне оставалось.

Я русский язык стал учить в четыре года, до этого только польский. Может быть, даже поэтому мне пришлось прислушиваться к русскому, и даже более внимательно относиться к этому языку. Естественно, было определенное напряжение.

 

Чеслав Сымонович: Cтимул был. Стимул был очень серьёзный. Ошибаться Вам нельзя было в понимании русского, потому что за этим следовали избиения и избиения.

 

Эдуард Кочергин: Да, конечно.

 

Чеслав Сымонович: Эта школа была страшная.

 

Эдуард Кочергин: «Что ты пшекаешь по-польски? Ты что, змея? Пшш…» Меня спрашивали: «Как это у Вас свой язык какой-то?» Я просто не понимаю, свой или не свой. Я просто прошёл  через толщу людей за шесть с половиной лет, а потом в  детприёмнике — там совсем из разных семей и разных национальностей были ребятишки, с разных областей, с разными говорами. Целая группа немцев была.

 

Протоиерей Александр Степанов: Сейчас Вы пишете? Не на компьютере набираете текст?

 

Эдуард Кочергин: Пишу карандашиком.

 

 

Протоиерей Александр Степанов: Вы – художник, поэтому для Вас ручная работа сама по себе, наверное, многое даёт. У нас на радио сейчас популярна такая рубрика — «Непридуманное».  Мы читаем в ней дневники, письма, воспоминания. Примерно в том же жанре, что у Вас, но у Вас более в литературном переложении, с диалогами. Мы просто сырой такой материал даём, и это очень интересно людям. Кое-что мы даже сами открыли, из архивов, из рукописных каких-то материалов, многое привезли из эмиграции – у нас хорошие давние связи. Вот Вы, действительно, блестящий рассказчик. Я так и думал, что начинали Вы просто с рассказов, потому что такой живой язык, очевидно, что Вы рассказывали. Хороший рассказчик обычно не то чтобы придумывает, но он подключает к рассказу какие-то сюжеты, которые, может быть, даже не с ним произошли, но где-то рядом. Они абсолютно документальные. Насколько точно документально, то, что Вы пишете? Есть ли в этом небольшая игра, примысливание, или это совершенно как было, так и есть.

 

Эдуард Кочергин: Нет-нет. Обязательно отбор и игра. Если бы я буквально писал то, что происходило, это было бы страшновато.

 

Протоиерей Александр Степанов: Ну, может быть, иногда и скучно.

 

Эдуард Кочергин: И скучно, и страшновато, и неприятно, потому что я свидетелем был очень нехороших сцен, которые нельзя писать. Так же как матушка моя, она не могла даже рассказать то, что происходило в женском лагере. Особенно в женском. Так что это, конечно, отбор.

 

Чеслав Сымонович: Но, может быть, то, что вы не включили в Ваши литературные  воспоминания, может быть, в какой-то степени, эти ужасные сцены отразились в Вашем художественном творчестве, потому что многие оформления спектаклей у Вас просто леденят душу.

 

Эдуард Кочергин: Ну, может быть. Так или иначе, у каждого человека биография отражается в его жизни и в его работе. От этого никуда не деться. Каждый из нас на спине носит пережитое, так что, нормально.

 

Протоиерей Александр Степанов: Конечно, творчество отражает внутренний мир, который сформировался в этих суровых условиях.

 

Чеслав Сымонович: На меня, действительно, очень тяжёлое впечатление произвело оформление к спектаклям «Борцы» и «Ревизская сказка». Это какие-то брейгелевские, искажённые образы. Эта рука, вылезающая из стены, колонна с головами и так далее. Это очень страшно. И, видимо, так и было задумано, чтобы было страшно.

 

Протоиерей Александр Степанов: Может быть, это такое гоголевское, фантастическое.

 

Эдуард Кочергин: «Борцы» — это абсурдистская пьеса, против террористов, против фашизма. Так что сама тема, она тоже диктует свои особенности, не очень весёлые.

СКАЧАТЬ ЦИКЛ ПЕРЕДАЧ

«Крещенные крестами» на Сервисе скачиваний

 

 

Наверх

Рейтинг@Mail.ru