6+

«Учитывая и право женщины не рожать, и право ребенка родиться»

Simonov-1

Программа Александра Крупинина

«Неделя»

Прямой эфир 2 октября 2016 г.

АУДИО + ТЕКСТ

 

Александр Крупинин: Сегодня у нас в гостях настоятель храма во имя святых Первоверховных апостолов Петра и Павла при Российском государственном педагогическом университете им. Герцена отец Димитрий Симонов. Начнем с того, что на этой неделе исполнилось 10 лет архиерейской хиротонии епископа Царскосельского Маркелла.

 

Священник Димитрий Симонов: Для меня это событие особое. Через полгода после рукоположения в сан епископа владыка Маркелл  рукоположил меня в сан пресвитера, чему я немало рад, и тоже присоединяюсь к поздравлениям владыки Маркелла. У нас в епархии это событие было очень замечено, это был первый епископ за много лет, которого из нашей епархии, из наших священников-архимандритов рукоположили в сан епископа и он остался у нас викарием. Владыку Маркелла знали очень многие, потому что он преподавал  в семинарии, был, что называется, «свой», и для всех на тот момент это было большим событием.  И для меня теперь это тоже очень памятная дата, потому что по традиции, даже литургической, во время совершения проскомидии священник, когда молится о живых, после официального поминовения правящего архиерея и Святейшего Патриарха, первым поминает епископа, который его рукоположил в сан.

 

Александр Крупинин: Присоединяемся к поздравлениям владыке Маркеллу. На этой неделе самой обсуждаемой темой стала тема абортов. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл подписал обращение, призывающее к полному запрету абортов в России. Потом подписали такое же обращение владыка Иларион, владыка Тихон (Шевкунов), еще ряд иерархов Русской Православной Церкви. И в то же время Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям с обществом и СМИ сказал, что официальная позиция Церкви заключается в том, чтобы не оплачивать аборты за счет фонда обязательного медицинского страхования (ОМС), а идея запрета абортов – некий путеводный маяк, то есть, когда-то может быть будет. И еще на этой неделе состоялся семинар для священнослужителей, где подробно говорилось, как они должны относиться к тем, кто совершил аборт и к тем, кто собирается совершать аборт. Ваше мнение, отец Димитрий, по поводу идеи о запрете абортов.

 

Священник Димитрий Симонов: Эта тема не только в России бурно обсуждается,  но и в Европе. Польша тоже сейчас меняет свое законодательство. В Польше, например, самый консервативный закон и так-то был по отношению к абортам, а сейчас его хотят сделать еще более жестким. У нас в Социальной концепции есть мудро сформулированный тезис, что если есть какие-то критические обстоятельства (после насилия или если в семье есть дети, а врачи говорят, что текущая беременность представляет угрозу жизни матери), то это решение Церковь оставляет полностью на личности матери, внутри семьи идет обсуждение. Церковь никого не принуждает на риск мученичества. Такие вещи оговорены и есть определенная свобода.

Законодательно это все очень сложно, потому что радикально запретить – это риск подпольных абортов, и это дополнительная криминогенная ситуация. С другой стороны – никакого, конечно, оправдания абортам быть не может. Мне очень близка позиция, которая была озвучена Патриархом – пусть это не будет бюджетное финансирование. То есть если человек принимает решение убить своего ребенка, то (за редкими оговоренными случаями) пускай он и оплачивает эту процедуру. Здесь могут быть такие исключения: беременность несовершеннолетних, это отдельно юридически и медицински нужно рассматривать, потому что бывает так, что ребенок, подросток, при определенной реакции родителей (негативной или равнодушной) может оказаться настолько в стрессовой ситуации, что можно сломать жизнь человеку и всем людям, которые будут его окружать.

 

Александр Крупинин: Аборты ведь редко делают люди богатые, у них есть другие способы для планирования семьи, чаще это люди из бедных слоев населения.

 

Священник Димитрий Симонов: Я все-таки позволю себе не согласиться. Есть отвратительный термин «незапланированная беременность», бывает и у людей вполне благополучных и состоятельных. И все-таки идея такая, что взрослый, самостоятельный и обеспечивающий себя человек, оказавшийся в такой ситуации, должен сам оплачивать себе эту процедуру. По крайней мере, не делать участником общество, тех, кто радикально не согласен с этим. Сравнительно недавно, лет пять назад был принят закон, разрешающий врачу-гинекологу не делать аборт, отказаться от него, ведь до этого аборты были в обязательном порядке. Я сам, когда кто-то из прихожан (студенты-медики) выбирали себе будущую профессию, я рекомендовал не становиться врачом-гинекологом именно потому, что тогда в практику обязательно входило совершение аборта, и отказ врача от аборта был равносилен увольнению. Это, бесспорно, нарушение прав человека, его свободы совести. Совсем недавно мы дали такую свободу доктору.

Я бы предложил сделать первый шаг и с другой стороны: активизировать социальные и психологические службы, которые помогали бы женщине иначе посмотреть на ситуацию, в которой она оказалась. То есть прежде чем принять это решение – чтобы она поговорила с психологом.

Нужно также поменять психологию врачей, потому что очень часто врач, констатировав беременность, первым делом спрашивает у женщины, когда она узнает о беременности и это первый момент, когда она переживает: «Сохранять будете?» Как будто речь идет о молочном зубе. Я вовсе не хочу сказать, что во всем виноваты «врачи-вредители». Но нужно помочь и врачам иначе посмотреть на ситуацию, более бережно относиться к проблеме. Общество должно правильно формулировать свое отношение, взгляд на друг друга и на проблемы, которые возникают. Если в каждой женской консультации будет висеть телефон священника, то возможно, разговор со священником поможет человеку. Я бы даже предложил обязательный разговор с психологом, который поможет женщине подождать, не торопиться, не принимать решение сразу. Потому что иногда люди в состоянии паники приходят, а потом жалеют о принятом решении, приходят в ужас от содеянного, потому что на пути не оказалось ни одного человека, который бы успокоил, положил руку на плечо и сказал: «Давайте не будем торопиться, давайте поговорим, давайте вместе все обсудим». Этого диалога никто нигде не предлагает. А статистика смертности и рождаемости у нас довольно печальная: смертность значительно выше рождаемости. Мне кажется, что работать в этом направлении для общества было бы качественно важнее. Мы должны помогать людям не принимать вот этого неправильного решения.

И со стороны государства, конечно, нужно бы проявлять заботу. Особенно, если в семье есть финансовый недостаток.

 

Александр Крупинин: Есть же «материнский капитал», 450 тысяч.

 

Священник Димитрий Симонов: Он не может решить всех проблем. У меня у самого трое детей. Недостаток материнского капитала в том, что его предлагают потратить на учебу или на улучшение жилищной площади (а некоторые строительные компании с неохотой принимают этот вид оплаты). Но самая серьезная проблема – это то, что его нельзя потратить на медицинское обслуживание, а это очень нужно бывает, ребенку иногда требуется лечение, обследование, иногда дорогостоящее.

 

Александр Крупинин: Есть большое количество противников регулирования, запретов абортов. Люди (неверующие) считают, что это – часть тела женщины, которой она имеет право распоряжаться по своему усмотрению, и все остальное – это вмешательство в ее собственную свободу,  и это вызывает у людей протест. Но ведь сначала, чтобы человек понимал, что такое аборт, он должен стать верующим человеком. Может быть, нужно нам на это обратить больше внимания? Православный человек не пойдет ведь делать аборт? Или бывает?

 

Священник Димитрий Симонов: Бывает. Я выскажу свое мнение, хотя оно кому-то покажется неординарным. При всем моем уважении к людям неверующим, я настаиваю на том, что наша система (вообще государственная система), социальная, должна исходить из принципа равенства всех, неважно – верующий ты или неверующий, каждый должен иметь право оставаться собой. Но та ситуация, которая у нас сейчас происходит – она крайне дискомфортна для человека, убежденного в том, что аборт – это зло, вне зависимости от религиозных убеждений. Есть люди, которые не ассоциируют себя ни с одной мировой религией, но при этом они считают, что аборт плох, это вредно для женщины, это вредно для жизни, для социума. Еще в античной Греции клятва Гиппократа, клятва врача предполагала однозначно прерывание беременности как зло. И врач обещал ни в коем случае не помогать людям совершить такое злодеяние. Мне кажется, что в дискуссии с людьми, которые отстаивают права женщины, мы все должны согласиться на том, что у свободы тела тоже есть свои ограничения. Так вот, первые шаги, которые мы должны совершить – это людей, которые не допускают для себя идеи аборта, дать им право не оплачивать эту процедуру. Ведь нормально, если в обществе люди скажут «мы не хотим оплачивать работу палача, поэтому давайте мы отменим смертную казнь, потому что мы против убийства людей». Общество не может заставить женщину сохранить жизнь зачатого ребенка, в конце концов, есть много примеров, как женщина может избавиться от ребенка самыми ужасными способами.  Но общество должно, по крайней мере, дать шанс маленькому человеку все-таки родиться. Это в целом иной подход к человеческой личности – с уважением. И к женщине, и к ее желанию изначально надо отнестись с уважением, и тогда первая реакция может быть такой: «А, может, все-таки стоит родить?» Есть ведь и самоубийцы – да, человек сам хочет покончить с жизнью. Но ведь приезжает МЧС и пытается человека спасти, психологи пытаются отговорить. В каком-то смысле с женщиной, желающей сделать аборт, надо вести себя так же. Возможно, и священников надо обучать деликатно в такой ситуации подойти и помочь.

 

Александр Крупинин: А смогут ли наши священники – деликатно? Я замечаю, что наши православные борцы с абортами как раз не отличаются деликатностью. Распространяют все эти ужасные фотографии, которые могут людей просто озлобить.

 

Священник Димитрий Симонов: Шоковая терапия может быть полезна. Хотя я не сторонник шоковой терапии.

 

 

Звонок слушателя: Я хочу сказать, что запрещать аборты нельзя категорически. Если женщина не может рожать, она вправе это решать сама, иначе пойдет криминал и будут трагические последствия. Лучше бы вы боролись с алкоголем, с тем, что дети рождаются у пьяных родителей, они рожают по 5-10 детей, а потом отдают их в детские дома и их воспитывает государство. Ужас, что творится с алкоголем! Вот это надо искоренять и запрещать категорически – чтобы люди не пили, а не аборты.

 

Священник Димитрий Симонов: О том, чтобы радикально запрещать аборты без каких-то оговорок, речь не шла. Речь шла о том, как минимизировать эту проблему. К тому же, нельзя бороться только с одним. Если все силы бросить на борьбу с пьянством и не решать другие вопросы – это неправильно.

 

Александр Крупинин: Это все взаимосвязанные вещи, те же аборты и пьянство.

 

Священник Димитрий Симонов: Конечно, поэтому здесь нужно решать вопросы одновременно, разными людьми и разными структурами, даже разными служениями в Церкви, но при этом в понимании того, что все мы делаем одно дело, ради Христа и с любовью к тем людям, которым мы помогаем. Общество должно участвовать очень активно и совсем не однобоко, учитывая и право женщины не рожать, и право ребенка родиться.

 

 

Александр Крупинин: От абортов перейдем к жизни тех, кто уцелел. По поводу школьной программы. Мнение бывшего ректора Санкт-Петербургского государственного университета Л.Вербицкой о том, что нужно убрать из школьной программы Достоевского, Толстого («Войну и мир») и заменить это все Библией. Вы согласны?

 

Священник Димитрий Симонов: Я немного озадачился, когда услышал эту новость: а что, сейчас Достоевского больше, чем обычно изучают? Когда я учился в школе, изучали только «Преступление и наказание». По-моему, сейчас ничего не изменилось. Я сложный период своей подростковости переживал именно тогда, когда «проходили» «Преступление и наказание», и внутренне у меня был какой-то протест, и роман я так и  не осилил. Но в конце десятого класса, когда я уже стал церковным человеком, первая книга, которую я прочитал, был роман «Преступление и наказание»,  и  я просто влюбился в Достоевского, это для меня было открытием.

 

Александр Крупинин: Более христианского романа, чем «Преступление и наказание», трудно придумать.

 

Священник Димитрий Симонов: Совершенно верно. Я убежден, что отказ от каких-то важных произведений неверен.

 

Александр Крупинин: Эти произведения, такие, как «Война и мир» и «Преступление и наказание» – это основа русского национального менталитета. Без этих произведений нет русского языка, нет русского человека. Кто же это вырастет?

 

Священник Димитрий Симонов: К сожалению, очень многие школьники, окончив школу, навряд ли обратятся к русской классической литературе, которую рождала христианская Россия, а ведь это пространство нашей христианской культуры, бесспорно.

 

Александр Крупинин: Якобы там много таких разных идей, которые дети не могут понять. А что, в Библии мало разных идей, особенно в Ветхом Завете, который дети не смогут понять?

 

Священник Димитрий Симонов: Как преподаватель «Введения в Священное Писание Нового Завета», я могу сказать вам, что большинство тем Священного Писания взрослые-то люди никак не могут понять и усвоить. Мне кажется, что Библия, бесспорно, очень важное произведение мировой культуры. Но познакомить с оригинальным текстом, не на уровне «Детской Библии», а в Синодальном переводе – какие-то основные темы из Книги Бытия (взять тех же Каина и Авеля, Авраама, Иосифа) – это было бы очень интересно. И, может быть, имело бы смысл из Нового Завета предложить школьникам хотя бы Евангелие от Марка, просто чтобы быть знакомым с этим текстом. Это культурообразующий текст для всей нашей цивилизации. В этом есть определенный смысл.

 

Александр Крупинин: Но одно другим никак не подменяется.

 

Священник Димитрий Симонов: Есть произведения, убирая которые мы просто потеряем какие-то внутренние столпы восприятия. Потому что фамилия Раскольников для любого образованного человека ассоциируется с конкретной идеей, жизнью, судьбой, как и Сонечка – персонаж трагический, имеющий вполне конкретные ассоциации. Я бы хотел, чтобы мои дети в школе прочитали роман «Преступление и наказание».

 

 

Александр Крупинин: Следующая, для Вас тоже важная тема, по поводу того, что  Всероссийское общество глухих подготовило проект Словаря церковных терминов. У Вас же тоже глухие есть в приходе?

 

Священник Димитрий Симонов: Да, и клирик нашего храма диакон Антоний Молоток принимал участие в этом семинаре, где обсуждался этот проект. Я, к сожалению, уже в Петербург должен был возвращаться, потому что накануне отслужена была литургия Патриархом Кириллом для глухих и слабослышащих, первая патриаршая литургия с сурдопереводом, в храме Всех Святых в Новокосино. Там есть довольно плотная и довольно серьезная работа с глухими, там есть община глухих и слабослышащих. 25 сентября – это День глухого человека, праздновали 90-летие со дня образования Всероссийского общества глухих. В нашем храме община глухих и слабослышащих – это наследие императрицы Марии Федоровны, супруги императора Павла, она организовала там училище для инвалидов по слуху (в этих помещениях), это был домовый храм, и в 2000 году там была организована община.

Непосредственно на этом семинаре был представлен очень интересный проект словаря, который помогает унифицировать некоторые жесты, которые в русском жестовом языке отсутствовали в силу его светскости. Например, многие жесты в разных городах разные: есть жест «Иисус Христос», который понятен всем, но есть какие-то понятия, слова, которые отображаются не у всех одинаковыми жестами. Работа очень серьезная и сложная, и опыт нашей общины был тоже учтен при работе с этим словарем. Неслышащие люди в определенном смысле находятся в более печальном положении, чем другие, нуждающиеся в помощи, потому что эта группа людей лишена полноценной коммуникации с обществом.

 

Александр Крупинин:  А как они исповедуются?

 

Священник Димитрий Симонов: Либо  жестами, либо на бумажке. А чтобы это не видно было остальным, в некоторых храмах ставят ширму, в некоторых исключительно по бумажке, в некоторых нечто среднее. У нас на приходе глухие пишут что-то на бумажке, а если нужно что-то уточнить, я на жестах могу спросить.

 

Александр Крупинин: Вы владеете языком жестов?

 

Священник Димитрий Симонов: Я учу и у меня жестовая речь скорее на уровне разговорного языка, но для решения каких-то вопросов достаточная. И если вопрос какой-то серьезный, я вместе с глухим прихожанином могу уйти в ризницу и там все обсудить на жестах.

 

 

Александр Крупинин: Хотел спросить Вас по поводу эвтаназии. Сегодня много вопросов  биоэтики – аборты, эвтаназия. Католические епископы Канады высказались за то, чтобы не совершать погребальные обряды над теми, кто по собственной воле ушел из жизни, путем эвтаназии.

 

Священник Димитрий Симонов: Тема очень болезненная и сложная, я недавно читал интересное интервью одного голландского врача, который практикует эвтаназию, он сообщал интересные факты об этой процедуре: какие должны быть факторы, которые являются допустимыми для человека, который решился на эвтаназию. И, несмотря на все положительные и внешне честные и справедливые аргументы, когда человек не может и не хочет терпеть какую-то жуткую болезнь, совершенно не готов к страданиям, он их боится, а, с другой стороны, он в ужасе от того, что близкие будут обременены его болезнью, и он принимает решение сделать такой шаг, евангельски оправдать это не видится возможным.

Уход из жизни – это не выбор самого человека, за исключением каких-то крайних случаев, когда действительно человек уходит из жизни просто жертвуя собой, например, на войне, когда человек во время военных действий попадает в плен и не питает иллюзий (потому что нет такого человека, который бы выдержал пытки). Так вот, такой офицер, понимая, что он сейчас попадет в плен, и из-за него погибнут тысячи, он убивает себя. Я склонен скорее это воспринимать как героизм. Он не из страха делает это, он это делает из любви к ближним. Но это совсем исключительный случай. А мы сейчас находимся в такой ситуации, когда возможности медицины столь широки, что можно сохранять жизнь человека в определенных условиях очень длительный период времени. И возникают вопросы: а, может быть, при отсутствии таких медицинских средств человек  давно бы от болезни тихо умер, не мучился сам и не мучил бы других. И вот дилемма: до какой степени оказывать медицинскую помощь? А в какой момент человек имеет право попросить прекратить оказывать медицинскую помощь, то есть прервать его жизнь – это вопрос, который бесспорно еще будет обсуждаться и дискутироваться, но все-таки библейский взгляд на человека говорит нам о том, что жизнь священна и уходить из жизни самостоятельно человек не должен. Церковь свою позицию озвучивает именно так.

 

Текст: Н.М. Лукьянова

 

Текст — сокращенная версия программы. 

Передача полностью — в аудиоверсии. 

Наверх

Рейтинг@Mail.ru