«Россия. Век ХХ»: 90-летие Октябрьской революции и 90-летие восстановления Патриаршества в Русской Православной Церкви: пересечение двух исторических тем. Гость программы – протоиерей Владимир Сорокин (передача 3)

Прот.А.Степанов: Здравствуйте, дорогие братья и сестры! Сегодня наша программа «Россия. Век ХХ» продолжает серию бесед с протоиереем Владимиром Сорокиным, настоятелем Князь-Владимирского собора, председателем Комиссии по канонизации Санкт-Петербургской епархии. Это программы, посвященные теме 90-летия Октябрьской революции и, одновременно, теме восстановления Патриаршества в России. Мы уже говорили в первой программе главным образом о Святейшем Патриархе Тихоне, во второй программе – о митрополите Сергии (Страгородском), который тоже был Патриархом в последний год его жизни. И вот сегодня мы переходим к третьему Патриарху новейшего времени российской церковной истории – Алексию Первому (Симанскому). Наши программы развиваются в логике живописного полотна, которое было создано по заказу отца Владимира и теперь находится в Князь-Владимирском соборе. Это полотно называется «Лихолетье», на нем изображены крупнейшие деятели Русской Православной Церкви ХХ века, особенно те, чья судьба связана с Санкт-Петербургскими Духовными школами. И вот, конечно, среди этих людей заметное место занимает третий Патриарх новейшего времени – Патриарх Алексий (Симанский). Отец Владимир, может быть, Вы несколько слов скажете об этом человеке, потому что Вы, конечно, знали его лично, а большинство наших слушателей, я думаю, помнят его как имя, как историческое лицо – хотя бы потому, что наш нынешний Святейший Патриарх носит имя Алексий Второй, значит, был и Первый… Но, я думаю, что для многих его имя не связано с какими-то конкретными фактами.

Прот.В.Сорокин: Добрый день, братья и сестры! Вы слишком сильно сказали, отец Александр, что я лично знал Патриарха Алексия Первого. Я, скорее, был его современником. Да, я дважды получал благословение у Святейшего Патриарха Алексия Первого, но время как раз было такое, когда я, действительно, был уже активно вовлечен в церковную жизнь. И поскольку сейчас мы отмечаем 90-летие восстановления Патриаршества в России, меня заинтересовал вопрос о том, как каждый человек на своем посту, на посту Патриарха, митрополита или священника, или семейный человек, мирянин, или монах, – как они в это время, в ХХ веке себя проявляли? И чем больше я вчитываюсь и вглядываюсь в жизнь каждого человека, меня все больше удивляет, восхищает деятельность наших Патриархов. Ведь каждый из них – уникальная личность. Конечно, время было неординарное, и каждый из них себя проявил очень ярко в это сложное время. Вот Святейший Патриарх Тихон, действительно, ему самое страшное время выпало на долю, когда и революция, и Гражданская война, и все устои отвергаются…

Прот.А.Степанов: И все это было очень неожиданно…

Прот.В.Сорокин: Да. Неожиданно. Хотя Патриарх Тихон прошел многое – он был и в Америке нашим представителем, и активно участвовал в жизни церковной, – но то, что случилось, было настолько неожиданно, причем неожиданно с такой страшной стороны. Никто не ожидал, что все это будет носить такой жуткий характер…

Прот.А.Степанов: Что людей можно будет убивать прямо на улице, брать заложников, расстреливать ни в чем не повинных людей…

Прот.В.Сорокин: Или Святейший Патриарх Сергий – он большей частью был Местоблюстителем. Ведь его время тоже совершенно невозможно ни в какую логику вписать, потому что и «пятилетки безбожия», репрессии, война… И вот все равно эти люди были старой закалки, они умели держаться стойко, мужественно и последовательно, хотя их и жизнь, и общественный строй пытались выбить из вот этого отношения к жизни. Ведь неслучайно же вот эта песня: «Мы старый мир разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим…» И действительно разрушали все, и только благодаря их твердости и воспитанию, и убежденности, и, конечно, их вере, они все-таки показывали пример стойкости…

Прот.А.Степанов: И, может быть, все-таки «старый мир» и не удалось разрушить до основания, как хотелось новым властителям благодаря этой стойкости. Ведь это была настоящая твердыня.

Прот.В.Сорокин: Да, такие мощные столпы, точки опоры – ведь на них смотрели, как на последнюю надежду. Я помню время Святейшего Патриарха Алексия Первого. В это время я в школу ходил, потом в семинарии учился. Но время же тоже было очень сложное, очень непростое для Церкви. Я очень хорошо помню, что для меня всегда было главным аргументом. Когда я пытался поступать в семинарию, мне говорили: «Ну куда ты идешь? Ведь все кончено, вопрос исчерпан…» Но я уже тогда слышал, что Патриарху Алексию дали орден Трудового Красного Знамени. Представьте, было такое! Патриарху государство дает орден Трудового Красного Знамени! И вот это был тогда для меня аргумент – значит, Церковь имеет право на существование, если заслуги ее Патриарха государство оценивает так высоко. И это для массы людей был аргумент. А Патриарху дали четыре(!) ордена Трудового Красного Знамени, представляете? Как это было вовремя и промыслительно! Это для простого человека в споре с безбожниками, с теми же властями, был аргумент неотразимый. Или при Патриархе Алексии Первом по его инициативе созывались такие совещания всех религиозных деятелей Советского Союза. И, конечно, Церковь эти совещания проводила за свой счет, все оплачивала – и с этой точки зрения можно и критически подойти: ну вот, мол, тратили средства на какие-то совещания. Но ведь это означало, что по программе «Время» – это было и при Патриархе Алексии Первом, и при Патриархе Пимене – какая-то минута или две были посвящены этим конференциям, этим совещаниям, а это означало, что где-нибудь в любом самом далеком уголке страны, по всей стране показывали Патриарха. Ведь программа «Время» была обязательна для всей страны. А когда показывали Патриарха или других религиозных деятелей, это означало, что Церковь живет, что Церковь есть и что она делает доброе дело. Потому что в то время по программе «Время» не показывали какие-то сомнительные организации…

Прот.А.Степанов: Это означало, что Церковь признана…

Прот.В.Сорокин: Да, она признана. И вот время действительно было такое интересное. И вот Святейший Патриарх Алексий Первый – что для его времени еще характерно? Ведь все равно государство боролось с Церковью, все равно пытались все церковное изничтожить. Вот наиболее характерная ситуация была в 1959-м году. Это было время, когда началась новая волна гонений, уже Хрущев пришел, после смерти Сталина… Хрущев объявил программу, что нужно все ошибки предыдущие исправлять, и когда говорят, что была «оттепель», я всегда отвечаю: кому оттепель, а кому и сильные заморозки. Ведь он поставил задачу все церковное уничтожить. И Святейший Патриарх Алексий оказался в ситуации, когда государственная идеология идет на уничтожение Церкви, и его задача, как Патриарха, все-таки сохранить Церковь… В чем была главная сложность? Вот я приведу такой пример. В 1959 году отходит от Церкви, отказывается от сана, отрекается от Бога профессор Осипов, который преподавал в нашей Ленинградской Духовной Академии. И за ним, следуя его примеру, отрекаются некоторые священники, некоторые учащиеся Духовной Академии. Собственно говоря, был сделан такой же шаг, который был при Святейшем Патриархе Тихоне, когда спровоцировано было движение обновленцев из недр государственных служб. Эти службы сумели найти в среде Церкви таких людей, которых можно было шантажировать. И вот здесь тоже сумели Осипова «прижать», потому что Осипова можно было шантажировать тем, что он в Прибалтике до начала войны был в Тартуском университете, там писал антисоветские стихи, они сохранились. Он очень талантливый человек был, он был и журналист. Короче говоря, у него были произведения, в которых он ругал советскую власть и все прочее. А здесь, когда во время войны все изменилось, он попал на Урал, оказался на советской территории. И вся его деятельность приобрела уже другой характер. В то время, к 1959-му году он был профессором Академии, инспектором, и, видимо, в этом году его поставили перед выбором: или здесь – или там. Это была очень продуманная система. Я помню, когда я учился в Киевской семинарии, и он прислал письмо в семинарию, нам его зачитали в трапезной: вот, профессор Ветхого завета Духовной Академии в Ленинграде Осипов отказался от всего и обращается к учащимся с призывом последовать его примеру, потому что он находился в заблуждении и так далее… И вот представьте себе положение Патриарха Алексия. Надо ведь как-то реагировать, ведь все это происходит на глазах у всего народа, у всей страны. Пресса это дело раскручивает. И был предпринят очень смелый шаг Святейшим Патриархом. Синодом было принято постановление, удивительное постановление! «Священный Синод 30 декабря 1959 года в своем заседании под председательством Святейшего Патриарха Алексия постановил: бывшего протоиерея и бывшего профессора Ленинградской Духовной Академии Александра Осипова, бывшего протоиерея Николая Спасского, бывшего священника Павла Дарманского и прочих священнослужителей, публично похуливших Имя Божие, считать извергнутыми из священного сана и лишенными всякого церковного общения. «Они вышли от нас, но не были наши…» ( Первое Послание апостола и евангелиста Иоанна, глава 2, 19-й стих). Евграфа Даумана и прочих бывших православных мирян, публично похуливших Имя Божие, отлучить от Церкви…» Представляете, это в то время! Это тогда считалось очень смелым шагом. Осипов тогда сразу же разразился – я очень хорошо помню – и статьей, и разными заявлениями: «Как это так! Меня, как Толстого, отлучают от Церкви»… Но ему всегда говорили, что до Толстого ему далеко… Даже появилось такое стихотворение, где сказано, что он как Иуда отрекся от Христа и так далее… Но вот теперь есть возможность прочитать воспоминания людей, которые к этому были причастны, и даже в архивах есть документы…. Конечно, это был такой шаг, который Патриарх ни с кем не мог согласовать, потому что обычно требуется согласование каких-то серьезных шагов, и у него была очень сложная ситуация – рвали и метали и в ЦК, и в идеологическом отделе КГБ: как Патриарх так посмел! Об это очень хорошо вспоминает владыка Питирим, в частности. Есть такая книга «Уходящая Русь», замечательная книга владыки Питирима. А у Святейшего Патриарха Алексия был такой характер и такой принцип был: «Я сказал – значит, все. А дальше вы можете судить-рядить, государство, органы, люди. Но мы постановление вынесли, и я его подписал. Все, вопрос закрыт». Но ситуация-то усугублялась. Ведь Хрущев поставил тогда задачу закрыть все церкви, построить коммунизм. Ведь это же при Патриархе Алексии Первом было сказано, что мы закроем все храмы, с религией покончим, и как музейную редкость по телевизору покажут последнего попа… Святейший Патриарх Алексий терпел, терпел, но вот пришло время… Он удивительно умел находить такие исторические моменты для того, чтобы вовремя сказать свое важное слово. Вот 1960-й год. А тогда, как раз в это время, государство пыталось Церковь каким-то образом использовать – так же, как сразу после войны. Была создана обстановка, где Церкви придавалось особое значение. Она была на виду у всего мирового сообщества. Вот как пишут сейчас историки, и документы об этом говорят: Сталин после войны все-таки хотел сделать так, чтобы Русская Православная Церковь была главной среди православных церквей. Историки говорят даже о том, что была идея сделать центральным Московский Патриархат, чтобы и греческие церкви, и другие были в некотором подчиненном положении. Но это все-таки гипотезы исторические…

Прот.А.Степанов: Ну это прямо как царь Алексей Михайлович и Патриарх Никон…

Прот.В.Сорокин: Да-да, так и сравнивают, историки же любят выстраивать параллели…

Прот.А.Степанов: Но это все-таки сильное преувеличение… Все-таки в атеистической стране, где государственная идеология…

Прот.В.Сорокин: Я тоже думаю, что это очень сильное преувеличение. Но в том, что Церкви дали возможность избрать второго Патриарха, уже был признак того, что Сталин в конце сороковых годов изменил позицию по отношению к Церкви и хотел, чтобы она занимала достойное место. Я не думаю, что были какие-то далеко идущие планы сделать Московский Патриархат центром всего Православия и так далее…

Прот.А.Степанов: Ну во всяком случае была определенная польза от существования Церкви в стране, потому что на международной арене это играло роль, можно было в политике со странами третьего мира использовать религиозный момент, потому что многие эти страны были православными, или, по крайней мере, многие имели достаточно весомый процент православного населения. И это был мощный фактор, который потом и Церковь смогла использовать.

Прот.В.Сорокин: Да, я помню, тогда еще говорили, и потом я стал слышать об этом воспоминания: при всей жестокости и при всех отрицательных качествах Сталина, он все-таки был семинаристом, и мама у него была верующая, это известно. И когда после войны начали на него безбожники давить, чтобы Церковь снова подвергнуть гонениям и закрыть храмы, он, говорят, ответил: «А как вы думаете, где будут оплакивать своих сыновей, мужей, детей своих, погибших на войне? Где они будут оплакивать? Просто на кладбище, что ли? Это Россия – и людям нужны храмы. И они в храмах будут оплакивать своих погибших…» То есть он понимал значение Церкви, и не только для внешнеполитического «использования». Он, как политик, как государственный деятель, конечно, использовал все, что можно было использовать. Но, мне кажется, что эта внутренняя ситуация, которая в стране была – ведь сколько погибло, а сколько за время войны обратилось к вере – ведь он все это знал. И вот тогда разрешили и открыть храмы, и провести Церкви празднование 500-летия автокефалии, и Святейший Патриарх Алексий поехал на восток посетить православные Церкви. И тогда авторитет Церкви очень вырос. Но Сталин скончался в 1953-м году, и стали исправлять его ошибки. В том числе, и его отношение к Церкви в последние годы. Ведь все-таки открывались храмы – около 12 тысяч храмов было открыто тогда, после войны. И Хрущев считал, что это ошибка Сталина, что тот в последнее время стал придавать Церкви какое-то значение. Хотя я не сказал бы, что уж слишком большое значение он и придавал, но даже это отношение воспринималось как что-то неправильное. И когда Хрущев объявил программу окончательного уничтожения Церкви, программу безбожия, тогда и спровоцировали и отказы вот этих безбожников, о которых я говорил, тогда стали закрывать храмы, оформили тогда Совет по делам религий и все прочее. Но международная деятельность Церкви оставалась, существовал тогда такой Фонд мира. Миролюбивая позиция Церкви была очень важна. Тогда очень серьезно этим занимался митрополит Николай (Ярушевич), он входил в международные симпозиумы… И в Москве проходила тогда международная конференция Фонда мира, на которой попросили выступить Патриарха, надеясь, конечно, что он спокойно – он ведь уже старичок! – там выступит, скажет что-нибудь такое безобидное…

Прот.А.Степанов: Сколько ему было лет в этот момент?

Прот.В.Сорокин: Он родился в 1877 году, а это был 1960-й год, то есть ему уже было 83 года. И они надеялись, что он спокойно выступит, скажет какие-то казенные слова. А он сказал речь, в которой умно, тонко и очень точно рассказал о положении Церкви: «Это та самая Церковь, которая создала замечательные памятники, обогатившие русскую культуру и доныне являющиеся национальной гордостью нашего народа. Это та самая Церковь, которая в период удельной раздробленности Русской земли помогала объединить Русь в одно целое, настаивая на значении Москвы как естественного церковного и гражданского средоточия Русской земли. Это та самая Церковь, которая в тяжелые времена татарского ига умиротворяла ордынских ханов, ограждая русский народ от новых набегов и разорений. Это та самая наша Церковь, которая укрепляла дух народа верою в грядущее избавление…» И дальше: «Словом, это та самая Русская Православная Церковь, которая на протяжении веков служила прежде всего нравственному становлению нашего народа, а в прошлом – и его государственному устройству. После Второй мировой войны та же самая Церковь наша вместе с единоверными Церквами-сестрами других стран обратилась в 1948 году к христианам всего мира с призывом стать броней против всяких покушений и действий, направленных к нарушению мира. Всем известно, что в Париже, Стокгольме, Берлине, Варшаве, в Вене, в Хельсинки, в Праге, везде мировая общественность с особым вниманием слушает голос Русской Православной Церкви…» Патриарх сказал об этом очень подробно, и дальше продолжил: «Несмотря на все это Церковь Христова, полагающая своей целью благо народа, от людей же испытывает нападки и порицания. Но что могут значить все усилия человеческого разума против христианства, если двухтысячелетняя история его говорит сама за себя? Если враждебность мира против христианства и Церкви предвидел сам Христос и дал обетование, сказав, что «врата адовы не одолеют ее»?» Вот эти слова, что Церковь от людей же испытывает нападки и порицания – всего-то несколько слов, – но журналисты уловили, и правительство уловило, что здесь Патриарх говорит о гонениях на Церковь. Вот как пишет владыка Питирим: «Эта речь Патриарха была как бомба. Беспокойство началось во всех кругах партийной советской общественности. Патриарху сделали, как говорится на дипломатическом языке, «реприманд», то есть пока только пожурили: не надо, мол, Сергей Владимирович – они его так звали – такие слова говорить; мы все-таки в атеистическом государстве живем…»» Патриарх был очень спокоен внутренне, несмотря на все обстоятельства, и когда возникли какие-то вопросы и осложнения, он продолжал хранить то же спокойствие и глубокий взгляд. Вот такая его позиция вызвала серьезную реакцию. Митрополит Николай тогда пострадал, а Патриарха стали тогда так окружать, чтобы он не мог ничего сделать. Ведь для государства это был знак, что человек может сказать непредсказуемые для них вещи. А ведь для советской власти это было самое страшное – как это человек может иметь личное мнение?! Святейший Патриарх Алексий и его Патриаршество – конечно, уникальное явление. С одной стороны, государственная программа уничтожения Церкви и ее действительно планомерное уничтожение, а с другой стороны, – вот сидит старый человек, олицетворяет собой Церковь… Ведь чем важно Патриаршее служение для нас для всех и для Церкви? Конечно, и личность важна, но важно, что этот человек занимает пост, который для каждого верующего означает, что он в силу традиции говорит от имени Церкви то, что сегодня очень важно. Его многие потом критиковали: мол, Патриарх мог бы сказать и больше… Сегодня, когда мы живем в двадцать первом веке, и из нашего времени смотрим эти документы, – да, мы думаем, что он мог бы сказать и больше. Но нужно понимать, что он, конечно, не мог предотвратить всего. Не мог предотвратить закрытия духовных семинарий, многих храмов… Но все-таки он сохранял авторитет Церкви, и он был человек такой старой закалки, вызывал уважение и личностью своей…

Прот.А.Степанов: Отец Владимир, может быть, Вы в связи с этим расскажете немного о жизненном пути Патриарха Алексия? Ведь, насколько я знаю, его путь был достаточно необычным…

Прот.В.Сорокин: Он родился в 1877 году, москвич. Окончил сначала юридический факультет.

Прот.А.Степанов: То есть он родился не в духовной среде… Но я, кстати, прочитал любопытный факт, что его двоюродный дедушка – это ведь старый дворянский род Симанских в Псковской губернии, он в конце жизни принял священство. Видимо, он овдовел. Чаще всего так и бывало: когда дворяне принимали священство, это было связано чаще всего с принятием монашества. И он в своем имении служил в своем собственном храме, который они, как помещики, построили в своем имении. То есть прецедент в роду все же был…

Прот.В.Сорокин: Был, но дело в том, что, видимо, вся семья была устойчиво верующая, православная, это безусловно. И отец его был очень верующий человек, и это, конечно, его сформировало как верующего православного человека. И затем он закончил Московскую Духовную Академию, в 1902 году был пострижен в монашество, а в 1903-м рукоположен в монаха. В 1906 году возведен в сан архимандрита, а в 1913 году он был хиротонисан во епископа Тихвинского, викария Новгородской епархии, тогда Тихвин был в Новгородской епархии. Подвергался аресту в 1918 году. Вот сохранилась интересная запись в его дневнике: «Вчера объявлено осадное положение, и в связи со множеством слухов настроение очень подавленное. Я не сомневаюсь почти, что буду арестован, что очередь дойдет и до меня. Спокойно смотрю на будущее и даже не страшусь расстрела, рассуждая, что пуля есть ключ, отверзающий дверь рая…» Вот так он пишет, здорово, не правда ли? «Никаких выступлений ни я, ни духовенство, правда, не делали в смысле противодействия советской власти. Но взять меня в качестве заложника им легко может прийти в мысль. А население, я уверен, так же пассивно тому, что теперь совершается…» Характеристика верная… «Ежедневно думаю, ложась спать, что это моя последняя ночь дома. Но забота моя лишь о том, чтобы сохранить спокойствие духа, веру, упование на Господа, чтобы с чистой совестью предстать суду Божию, который один страшен для человека…» Это, представляете, он записал 23 августа 1918 года. И по этой коротенькой записочке можно судить, как тогда себя чувствовало духовенство, все верующие люди. И вот его все-таки подвергли аресту. В ноябре 1920 года он был приговорен к заключению в лагере сроком на пять лет, потом освобожден по амнистии. Но в 1921 году вновь был приговорен к трем годам заключения условно. С 21 февраля 1921 года он епископ Ямбургский, викарий Петроградской епархии. Он был викарием владыки Вениамина, митрополита Петроградского. С 21 мая по 24 июня он управлял Петроградской епархией, в октябре возглавлял Петроградскую автокефалию, это в 1922 году. Это после того, как уже расстреляли митрополита Вениамина, и когда в Церкви уже много архиереев было арестовано, и Святейший Патриарх Тихон был тоже арестован. И тогда Святейший Патриарх Тихон издал указ, по которому каждый архиерей мог чувствовать себя наподобие автокефалии – то есть самостоятельно, чтобы избавить всех от необходимости связываться с Патриархом, потому что это было и опасно, да и связи никакой могло не быть в то время. И вот тогда была создана Петроградская автокефалия. Его арестовали вновь в 1922 году, приговорили к трем годам ссылки в Казахстан. Освобожден он был весной 1926 года. С 1926 года он временно управлял Ленинградской епархией, в 1926 году – архиепископ Тихвинский, в конце того же года – архиепископ Хутынский, временно управлял Новгородской епархией. Представляете, какая ситуация? Архиереев нет, разруха в Церкви, чуть-чуть наладится дело – сразу арест, или в ссылку… Жизнь Церкви была полностью дезорганизована. А с 5 октября 1933 года – митрополит Ленинградский.

Прот.А.Степанов: Это уже после митрополита Серафима (Чичагова)?

Прот.В.Сорокин: Да, после митрополита Серафима. С 10 октября 1943 года – митрополит Ленинградский и Новгородский, а с 15 мая 1944 года – уже Патриарший Местоблюститель. Он пробыл в Ленинграде всю блокаду, он жил в Никольском соборе, в комнатке на колокольне. Сначала, правда, он жил во Владимирском соборе, но очень недолго, а потом уже постоянно – в Никольском соборе. И вот в 1945 году был избран Патриархом Московским и всея Руси. С 1945 года по 1970-й год – 25 лет – он был Патриархом. И умер он в 93 года. Это же целая эпоха, причем какая эпоха! И вот на этом фоне можно, действительно, видеть его, я бы сказал, Богом данную принципиальность, спокойствие духа. Историки сейчас говорят, что ему была свойственна пассивность, вплоть до соглашательства. Но ведь сегодня мы, находясь на таком далеком временном расстоянии, все-таки не можем судить о том, как было. Я помню, я в это время поступал в семинарию, и помню какие-то маленькие штрихи из его биографии. Вот дают ему орден, и все верующие поднимают голову: наш Патриарх удостоен ордена Трудового Красного Знамени! И здесь, конечно, можно поставить вопрос: а почему государство находило нужным награждать Патриарха? Ведь четыре ордена ему было вручено! На международных конференциях выступает! Вот такая какая-то двуличная была позиция государства: с одной стороны, вроде бы почитают, уважают, а с другой стороны, уничтожают то, чем человек руководит. Ну что тут скажешь? Такое вот коварное время. И Духовная Академия тогда у нас в Ленинграде была под угрозой закрытия. Я учился в Киевской семинарии – ее закрыли, потом я перешел в Одесскую Духовную семинарию. И, конечно, у нас был вопрос: почему Патриарха награждают, а семинарии закрывают? Почему Патриарх находится у государства в почете, а приходы закрываются? Почему атеистическая пропаганда так сильна? Особенно после отречения Осипова они почувствовали, что могут добиваться каких-то успехов… Я помню, это было страшное время – даже здесь, в центре, а что творилось на местах… Я помню, у нас в Кировограде тогда старостой кафедрального собора был поставлен через уполномоченного бывший заведующий атеистическим клубом. Вот, можете себе представить… Человек, который специально поставлен, чтобы дискредитировать Церковь, чтобы зажать все, чтобы довести дело до закрытия храма. И так делалось повсеместно. Власть имела неограниченные возможности. Но известно, что самое опасное, самое спорное – это проведение Собора по принятию нового приходского устава, когда вывели настоятеля и священнослужителей из состава прихода, как людей юридических, ответственных за приход. Сделали настоятелей просто духовными наставниками, не имеющими никакой реальной власти в приходе, не принимающих никаких решений. И вот тогда как раз власть получила возможность ставить своих людей. Уполномоченные были поставлены новые. И вот здесь, конечно, наверное, можно было поставить вопрос, почему Патриарх и архиереи не были более сплоченными… Вот собрались бы на Собор и все вместе могли бы сказать, что принципиально не можем согласиться на такие изменения. И, наверное, тогда не смогли бы все-таки всех пересажать. Все-таки время было другое. Но понимаете, отец Александр, я помню это время, и остатки этого времени и сейчас для нас есть. Вот говорят: 80-90% по каким-то там подсчетам в России православных людей из всего населения. Цифра очень серьезная…

Прот.А.Степанов: Да, порядка 80% крещеные, порядка 60% называют себя православными…

Прот.В.Сорокин: А вот скажите мне, пожалуйста, вот Патриарху нынешнему можно на эту цифру опираться при провозглашении какой-нибудь программы общецерковной?

Прот.А.Степанов: Конечно, трудно рассчитывать на этих людей, трудно рассчитывать, что все они встанут на защиту Патриарха, если это потребуется.

Прот.В.Сорокин: Вот, скажем, если провозгласить: давайте станем честными, скажем, в бизнесе. Ведь принимали Кодекс чести бизнесмена, но что-то я не вижу, чтобы как-то изменились бизнесмены, или в государстве сократилось взяточничество и так далее. И я помню, в то время я на Волковом кладбище тогда служил, приходили коммунисты и просили: крестите моего ребенка, но только никуда не записывайте. А ведь тогда была регистрация очень серьезная. И органы требовали отчета по финансированию, но не только. Требовалось записать и родителей, и крестных. И контролируя вопрос по финансам, они вычисляли всех этих людей. И эта информация попадала в обком комсомола, партии, и там уже разбирались: ты партийный человек, и ты крестил. И потом людей подвергали каким-то преследованиям. Я всегда в таких случаях говорил: «Ну и что, вот Вы крестите тайно, а вот когда нужно будет назвать цифру крещеных людей, на кого мы можем опираться?» С одной стороны, мы делаем доброе дело, потому что Господь сказал: «грядущего ко Мне не изжену вон», и мы обязаны крестить, раз человек пришел к нам и просит. Но, с другой стороны, с точки зрения Патриарха – помните, он говорил на международной конференции, что Церковь у нас значимая в русской истории. Действительно, Церковь имела, имеет и будет всегда иметь большое влияние, потому что это нравственная и духовная сила, это тот стержень нравственный, на котором держится все общество. Планка тех нравственных ценностей, на которых общество держится в цивилизованном пространстве. А когда вот такое двуличие – оно и до революции в каких-то моментах проявлялось, а после революции материалистическая идеология, тайные следственные органы – все это превратило население страны в людей с двойной психикой, с двойной психологией, с двойным подходом. Власть понимала, что стоит Патриарху каким-то образом свою административную власть использовать для того, чтобы архиереи работали со священниками, священники работали бы с молящимися, чтобы эта система церковная заработала бы. Но нет же такого. И все понимают – и нынешние власти, кстати, очень хорошо понимают, что в Церкви колоссальная возможность людей объединять, их консолидировать и ими руководить. Колоссальная! Поэтому, когда ставится вопрос, скажем, о детях, о преподавании православной культуры, – ведь насмерть стоят: нет и все. Работайте с бомжами, работайте с заключенными и с тюремщиками, работайте с больными – это ваши проблемы. Ведь те же коммунисты и сегодня сидят везде. Их психологию я до сих пор на своем собственном опыте чувствую: там, где бывший комсомольский работник или партийный работник, его не собьешь. Он на Церковь смотрит агрессивно, потому что знает, что если сегодня серьезно заняться и организовать всю структуру церковную, и архиереев сплотить, и священников заставить с народом всерьез общаться, и оживить сознание прихожан, чтобы наконец начать создавать гражданское общество, то будет от этого явный и очень серьезный результат. Но в том-то и дело, что тогда держали и дальше держат, потому что этого не хотят. И можно ли предъявлять здесь претензии к патриархам? Я считаю, что они свою миссию выполнили, и каждый по-своему там где мог, держался до конца. Ну а то, что у нас расслабленно сознание православных людей, прихожан, мирян, – это так. Мы на них пока не можем опереться. Вот Вы можете опереться?

Прот.А.Степанов: Я могу. Но у меня другая ситуация, у нас маленький приход. Но все-таки ядро есть и у вас какое-то в приходе?

Прот.В.Сорокин: Я Вам скажу, есть у меня, конечно, несколько людей. Я пытаюсь как-то собрать. Вот приведу пример: вот для наших прихожан сегодня существует вопрос: где учить детей? Где эти школы, в которых не будут навязывать атеизм, и хотя бы будут давать нейтральное образование? У меня внуки, у меня дети прихожан, и я стою перед проблемой: куда их посылать? Поэтому естественно было бы для православных людей, если нас 50 или 60 процентов, то в конце концов мы можем поставить вопрос перед властями: дайте нам возможность часть школ в районе, в городе иметь таких, какие нужны были бы нам по нашим убеждениям. Мы ведь все-таки и налогоплательщики. А ничего подобного! Никто вам этого не разрешит, и директора школ сегодня стоят насмерть: никакого религиозного воспитания, ни Православия, никакой другой религии нам не нужно. А почему они боятся? Боятся, наверное, все-таки того, что если люди проснутся и потребуют своего…

Прот.А.Степанов: Ну что же, будем надеяться, что люди проснутся…

Прот.В.Сорокин: Будем надеяться. Я бы хотел, чтобы всякий выбор для православных людей был прежде всего выбором своего православного служения. Чтобы Патриарх, выступая от нашего имени наверху, перед властями, чтобы он знал, что его поддержат, и что он все-таки опирается на вот эти серьезные цифры – 90, 80 или даже 60 процентов православных. А наше безразличие, наша безответственность, они приводят к плачевным последствиям. Вот Святейший Патриарх Алексий Первый, он действительно является примером, я бы сказал, терпения и достойного представительства нашей Церкви в то сложное, очень коварное и очень неоднозначное время.

Прот.А.Степанов: Спасибо, отец Владимир. Наше время подошло к концу. Я напомню, что сегодня в цикле программ «Россия, век ХХ» мы говорили о Русской Православной Церкви в ХХ веке, о проблемах Патриаршества и взаимодействия Церкви с богоборческой властью. Сегодня героем нашей программы был Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий Первый (Симанский).

Прот.В.Сорокин: А я в заключение напомню, что у нас в Князь-Владимирском соборе находится большая картина «Лихолетье», и специально к этой картине выпущена брошюра с ее описанием. И я приглашаю всех прийти к нам в собор, посмотреть и подумать, какова же наша миссия сегодня, каждого из нас в Церкви? Какое наше место в Церкви по отношению к нашей иерархии, к нашему Патриарху?

Прот.А.Степанов: Я напоминаю, что сегодня у нас в студии был настоятель Князь-Владимирского собора, председатель Комиссии по канонизации Санкт-Петербургской епархии протоиерей Владимир Сорокин. Программу вел протоиерей Александр Степанов. Всего вам доброго!

Прот.В.Сорокин: До свидания, братья и сестры!