«Что же сделало Запад – Западом?»

Александр Гарин

Духовные основы государственности

Передача 1 (из 10)

АУДИО + ТЕКСТ

В этом цикле бесед я хотел бы поговорить о духовных истоках государства в его историческом аспекте. И, прежде всего, стоит поговорить о современном подходе к истории. Когда я говорю «современный», то имею в виду, прежде всего, западных ученых. Я сам являюсь специалистом по западным теориям. Эти теории могут быть правильными, неправильными, их можно оспаривать, но смысл того, о чем я говорю, как раз является в предложении вместе подумать и, может быть, посмотреть немножко с другой стороны на предмет, который всем хорошо известен. Начать дискуссию на эту тему.

Поскольку я говорю один, то я мысленно представляю себе, что слушатель может не соглашаться, спорить, но я прошу немножко терпения. Некоторые возражения могут быть сняты через несколько минут после того, как мы начали разговор. Я хочу представить умному, интеллигентному собеседнику то, что на Западе известно, но не распространено. Это теории, уже вошедшие в основу, в фундамент науки, в то, чем занимаются специалисты. Но это не значит, что об этом знают все журналисты, что по западному телевидению мы часто услышим эти темы. Они слишком уж глубоки для среднего популярного представления журналистов. Я хочу представить то, что проверено, тестировано, прошло критику и уже легло в основу самих теорий, хотя, возможно, и не распространилось на Западе.

Что такое Запад? Чаще всего под Западом представляют нечто успешное, государство, которое состоялось, которое дало какой-то неплохой уровень жизни своим гражданам. Конечно, это очень приблизительное представление. Если мы смотрим на Запад западными глазами, то сразу нужно задать вопрос: о чем мы говорим? Об Италии или о Германии? О северной Италии или о южной Германии? Или о Португалии? Или мы говорим о Латинской Америке? Все это совершенно разные страны. Тем не менее, у них есть общее: они объединены в общую Европу. В этом смысле интеллектуальный климат в Западной Европе таков, что люди ищут единства культуры, понимают, что есть какое-то единство культуры. Тем не менее, различия игнорировать нельзя.

Посмотрим с этой стороны глубоко назад, где мы можем найти различия между Западной Европой и «незападной» Европой. Возьмем условно за отправную точку теорию Маркса. Маркс считал, что весь мир движется по тому образцу, который вырисовывается в Западной Европе. Но очень быстро пришло тому же Марксу в голову, что Китай похож на нечто другое. Там статическое общество, которое не развивается динамически, как в Западной Европе. Известно, что Маркс придумал термин «азиатского способа производства» для того, чтобы объяснить явление, которое отклоняется от магистрального пути, как он считал. Но все-таки Маркс был уверен, что есть этот магистральный путь, и мы знаем, что Ленин отчаянно пытался показать, что и Россия им идет, и в России развивается экономический капитализм «по Марксу». Для этого он считал рабочим классом сезонных рабочих, которые приезжали из деревни в город на заработки и так далее.

Если мы прыгнем на 50 лет вперед после Маркса в этой теме «что же сделало Запад Западом», то мы наткнемся на имя Макса Вебера. Это начало ХХ века. Макс Вебер задает вопрос такой же, как и Маркс, но уже по-иному его ставит. Он говорит о том, что Западная Европа без сомнения отличается от остальных стран, (это было очевидно к 1900 г.), и вопрос не в том, почему другие страны не похожи на Западную Европу, а скорее наоборот, почему Западная Европа не похожа на другие страны.

То есть, что нужно объяснять? Нужно объяснять Китай или нужно объяснять Германию, почему она не похожа на Китай? Одно и то же, но акценты различны. Макс Вебер – немецкий социолог, который отправлялся от вопроса, заданного Марксом об объяснении разницы между культурой Западной Европы и остальным миром, который не участвовал в этом процессе, но Макса Вебера привлек культурный элемент. Если Маркс считал, что культурный элемент является чистой надстройкой, а базисом является материальная, экономическая составляющая, то Макс Вебер обратил внимание на то, что так просто нельзя объяснить эти процессы. И, собственно, начало становления капитализма – это не Англия эпохи индустриальной революции, а скорее северные протестантские страны эпохи конфессиональных различий, то есть на сотню лет раньше.

Известно, что Маркс Вебер выдвинул тезис о протестантской этике как одной из важнейших составляющих бурного развития капитализма в Западной Европе. Действительно в 1900 г. Макс Вебер мог наблюдать, как развивается Америка, а в это время капитализм Северной Америки явно был феноменом на фундаменте протестантской культуры. Если в этом интеллектуальном приключении и размышлении о том, что же делало Западную Европу Западной Европой, когда же она начала отрываться от всего остального мира, мы перенесемся еще на 50 лет и окажемся примерно в 1950 г., то встретим имя  Фернана Броделя. Это французский ученый, родоначальник школы «Анналов». Его книга «Материальная цивилизация» в 3-х томах переведена на русский язык. Он задает те же самые вопросы: «Когда возник капитализм? Когда Западная Европа отдалилась от всех других? Когда это отличие от остального мира ясно вырисовалось?» И опять он шагает на 100-200 лет раньше Макса Вебера. Фернан Бродель очень скептически относится  к тезису о протестантской этике как инициаторе развития капитализма и возвращается к Средиземноморью, как колыбели западноевропейской цивилизации. Он показывает факторы, способствовавшие, например, взлету республик, городов Италии, как родоначальницы развития капитализма.

Продолжим это интеллектуальное приключение, «прыгнем» еще на 50 лет и придем к имени Гарольда Бермана. Это гарвардский ученый, написавший книгу под названием «Право и революция. Становление западной правовой традиции». Гарольд Берман высказывает гипотезу, по которой отрыв Западной Европы от остального мира – радикальный разрыв, обусловивший не просто культурное своеобразие, а именно особенность западноевропейского пути. Этот разрыв он датирует 1075 г. и называет «папской революцией». К этому времени Харольд Берман относит создание западного правового пространства, которое, как он утверждает, дало возможность построить тот фундамент правовой защищенности, на котором стали возможны доверие, кредит (от латинского «доверие»), денежный инструмент, создание банковских операций и так далее. Всего того, чего сегодня не хватает странам бывшего Советского Союза. Каждый знает, если нет доверия – нет кредитов, нет уверенности, капитал бежит за границу, и вместо капитализма, вместо цивилизованного рынка получается нечто вроде восточного базара, то, что сегодня рассматривается как проблема.

Я обозначил некоторые вехи на протяжении 150-200-летнего развития от Маркса к Веберу, к Фернану Броделю, к Гарольду Берману, когда задавались вопросом: что же отличает Западную Европу от незападной Европы? В чем же радикальное различие? Стартовая позиция XIX века, которую я условно обозначил Марксом,  делала упор на чисто материальные стимулы, причины. Карл Маркс был сциентист, то есть он считал, что наука должна быть такой, как физика. Пример физической науки состоит в том, что мы открываем, например, закон гравитации, управляющий траекториями планет. Где-то к середине XIX века, когда писал Маркс, всем было ясно, что планеты  не обладают свободой воли,  точно так же, как камень, падая вниз, не может сказать: «Дайте-ка, я сделаю паузу и изменю свою траекторию». Планета не может сказать: «Вы думаете, что я пойду по этой траектории, а я вам нарочно ее изменю». Карл Маркс считал, что научность состоит именно в таком подходе. Мы помним, как и Энгельс, и Маркс уверяли нас, что интенции, свобода воли, намерения – это эпифеномен, то есть малозначащий элемент надстройки. Следствие: каждый думает, что он сделает что-то, но когда все эти индивидуальные воли скрещиваются, то в результате равнодействующей получается то, чего никто не ожидал.

Наверно, это очевидно каждому, но Маркс и Энгельс из этого делали радикальный вывод. Они говорили, что свобода воли существует только по внешности, а на деле существуют железные законы истории, экономические, материалистические законы, которые определяют запрограммированность всего мира в определенном направлении. Эту программу мы и видим в Западной Европе, а весь остальной мир тоже последует тем же самым путем.

Я обозначил, к чему мы пришли в результате нашего интеллектуального приключения – это Гарольд Берман. В свое время  Маркс говорил, что он поставил на ноги перевернутого с ног на голову Гегеля. А здесь мы вращаем Маркса в обратном направлении и говорим, что правовой аспект, один из элементов духовного аспекта, по Берману, является как раз базисом, а то, о чем думал Маркс, материальная экономика, является скорее надстройкой. Но, на самом деле, конечно, и надстройкой, и базисом.

Материальный и духовный элемент должны браться вместе. Во всяком случае, от концепции XIX века, примитивного сциентизма, мы удалились и пришли к концепции науки. Принцип науки – антиавторитарность, независимость от аспекта силы, поиск истины ради истины, объективность. Но, тем не менее, когда мы говорим слово «наука» в применении к гуманитарной области, где есть люди, наука не может игнорировать свободу воли и от нее нельзя требовать предсказаний так, как это требуется от физики. В физике, например, гипотеза дает предсказание поведения планет в будущем. Но предсказать поведение людей на будущее невозможно, если мы учитываем их свободу воли, а они, как говорил Достоевский, «со всеми своими почесываниями» могут нам специально сделать не так, как мы предсказывали. Поэтому можно задать только тенденции или какие-то рамки, в которых развиваются эти процессы.

В конечном итоге, от свободы воли мы не уйдем. Если люди обладают свободой воли, то их моральный фактор, их воля к добру являются решающими. Мы можем взорвать весь мир, осуществить самые худшие из возможных вариантов, и никакой железный закон истории нас в этом смысле не спасет. То, о чем я говорю, другой подход к философии и истории, явно обозначился на Западе сегодня у большинства историков. Конечно, когда историк пишет книгу об истории, он не всегда отдает себе отчет в том, какова его философия. Жизнь настолько богата, что даже самый бедный принцип может найти достаточно подтверждений и примеров, чтобы наполнить объем целой книги. Но, все-таки, те философские принципы, о которых я сказал, явно просвечивают. Какие же это принципы?

Первый принцип подхода современного историка я бы назвал принципом авторства. Западная историческая наука накопила достаточно опыта в своих исследованиях для того, чтобы указать авторов процессов, которые происходят в истории. Например, изучается какая-нибудь французская деревня на протяжении ста лет. Историку мало назвать только тенденцию. Как правило, сегодня достаточно глубоко идет изучение исторических процессов, и мы находим авторов. Конечно, как говорил Энгельс, то, что задумывали авторы, не всегда было выполнено. Ясно, что результат от скрещивания разных воль будет другой. Но от авторства мы не уходим, более того, мы его показываем.

Следующий принцип современного подхода – это принцип сравнения. Этот принцип соответствует современной политической ситуации, когда есть единство Европы, когда страны стремятся гармонизировать свои законы. Понять, что происходило в Германии, в Италии или во Франции – это значит сравнить.

Одновременно мы приходим к такому впечатлению, что существуют «процессы долгой длительности». Этот термин ввел Фернан Бродель – «длинная протяженность». Фернан Бродель обозначил этим термином те процессы, которые выходят за рамки одного поколения. То, что выходит за рамки одного поколения, то, что иногда само поколение не замечает, сдвиги слишком незначительны. Для того чтобы заметить тенденции, происходящие на протяжении долгой длительности, надо посмотреть на несколько поколений.

Суммируя эти три принципа, когда мы смотрим на возникновение государства в Западной Европе, мы могли бы сказать, что процессы построения государства были авторскими. Можно было бы их описать в терминах программ. Это было единое интеллектуальное пространство, существовали общеевропейские программы, но протекали они на протяжении столетий, в разных странах по-разному: в некоторых с успехом, а в некоторых – нет.

Например, возьмем Голландию. Где-то в XVII веке это передовая страна, страна эмигрантов, философов, которые бегут от репрессивных систем вокруг, Декарт туда бежал. Но Голландия XVIII века хиреет, ее университеты перестают быть знаменитыми. И вдруг в XVIII веке выходит наверх такая бедная страна, как Шотландия или Пруссия. И так далее. Одни и те же программы протекают по-разному в разных странах, но они не протекают сами по себе. Сад сам не растет, если его запустить, то растут сорняки. Все то, что приводило к успеху в Европе, имело за собой четко выраженную политическую волю.

Итак, на длинной протяженности, процессы, которые имели авторов, по-разному протекали в Западной Европе. Интересно, что в ареале Западной Европы оказалась, конечно, и Россия. По крайней мере, начиная с Петра I, а точнее уже и до Петра, Россия тоже получала эти идеи, участвовала в общих программах, (мы знаем и Петра I, и Екатерину II, и Александра II и так далее), которые тоже имели успех или не имели успеха, и понять это мы можем тоже только в сравнении.

Я хотел бы поговорить о тенденциях на протяжении долгой длительности. Начну с 1075 г., с «папской революции». Я хотел бы сравнить одни и те же программы. Как они протекали в Западной Европе? Почему Германия и Италия сегодня выглядят по-разному? И, конечно, коснуться сравнения России и Западной Европы. Я назову несколько теорий, которые, на мой взгляд, являются центральными в этом смысле. Приглашаю собеседников учесть все их возражения, мысленно я приглашаю к дискуссии, но позвольте мне маленькую фору: сначала говорю я, а затем я надеюсь услышать и вас.