Патриарх Тихон (Беллавин) (4)

Лекции профессора Санкт-Петербургской духовной академии
протоиерея Георгия Митрофанова

Часть 1   Часть 2   Часть 3   Часть 4

АУДИО + ТЕКСТ

А.Ратников:

У микрофона Александр Ратников, здравствуйте!

Предлагаю вашему вниманию четвертую часть лекции о Патриархе Тихоне из цикла «Русская Православная Церковь ХХ века в личностях Патриархов». Автор цикла – профессор Санкт-Петербургской Духовной академии протоиерей Георгий Митрофанов.

Протоиерей Георгий Митрофанов:

Гражданская война завершилась. Только еще на Дальнем Востоке большевикам продолжали сопротивляться, но абсурдная политика большевиков, называвшаяся «военным коммунизмом», предполагавшая вот эту самую «продразверстку», привела к тому, что ограбляемые в течение нескольких лет крестьяне перестали сеять хлеб. Большие потери мужского населения, огромная пятимиллионная Красная армия, имевшая большую кавалерию требовала огромного количества продовольствия. А производить его было некому, и в стране начался голод.

Положение советской России было весьма своеобразным. Россия не только предала своих союзников в Первой мировой войне, но и большевистское правительство проводило такую политику, которая предполагала конфискацию огромного количества имущества, капиталов, которые находились в России и принадлежали западным бизнесменам. Запад рассматривал Россию как страну, отказавшуюся платить по всем своим долгам – что, собственно, и было заявлено большевиками. Ни на какую экономическую помощь в условиях голода советская Россия рассчитывать не могла.

И вот в этих условиях всеобщей катастрофы Патриарх Тихон обращается с посланием к главам христианских Церквей, к христианским правительствам с призывом помочь голодающим. Вот послание лета 1921-го года. В этом послании он не инкриминирует никому вину за начавшийся голод; он вообще ничего не говорит о большевиках. Он просто говорит об ужасающем голоде, голоде совершенно невиданном в русской истории со времен Смутного времени. В конце XIX века был голод, в ходе которого погибло несколько десятков тысяч человек – это была трагедия вселенского масштаба. А в ходе голода 20-х годов XX века погибло пять миллионов человек. Потом все это объявят временными трудностями, которые нужно героически преодолеть, пройдя по трупам миллионов.

Тогда же голод только начинался, и Патриарх готов был весь свой авторитет, авторитет одного из немногих оставшихся на свободе небольшевистских лидеров страны бросить на то, чтобы получить помощь Запада. Наряду с ним стал действовать небольшевистский Комитет помощи голодающим, состоявший из ряда общественных деятелей небольшевистского толка – в то время еще допустили к существованию подобный Комитет.

И надо сказать, что Запад откликнулся на этот призыв, началась помощь, очень значительная, в особенности со стороны Америки. И, казалось бы, вот в этот момент Церковь и большевистское государство должны были бы прекратить противостояние. В этот момент большевики должны были бы быть хотя из утилитарных соображений благодарны Патриарху Тихону, что он своим призывом о помощи голодающим добился серьезных сдвигов в политике западных стран. Но этого не случилось. Мало того, что большевистское правительство ликвидировало общественный Комитет помощи голодающим, заменив его государственным; мало того, что все те сборы, которые делались в храмах для помощи голодающим, Церкви не давали распределять среди голодающих, а требовали, чтобы все это шло в государственный Комитет помощи голодающим. 23 февраля 1922-го года ВЦИК издал циркуляр, согласно которому в месячный срок местные совдепы должны были «изъять из церковных имуществ, переданных в пользование группам верующих всех религий, все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие которых не может существенно затронуть интересы культа». То есть, по существу, речь шла о том, что у всех религиозных конфессий, конечно, прежде всего, у Православной Церкви будет изыматься все то, что сделано из драгоценных металлов – в том числе освященные для литургического употребления чаши, лжицы, дискосы, которые по церковным канонам уже нельзя употреблять на какие-то другие нужды, кроме как на совершение Литургии. Для Патриарха Тихона это было совершенно неожиданно, и он в своем послании от 28 февраля 1922-го года написал:

«Еще в августе 1921 года, когда стали доходить до Нас слухи об этом ужасном бедствии, Мы, почитая долгом Своим придти на помощь страждущим духовным чадам Нашим, обратились с посланием к главам отдельных христианских Церквей (Православным Патриархам, Римскому Папе, Архиепископу Кентерберийскому и епископу Йоркскому) с призывом, во имя христианской любви, произвести сборы денег и продовольствия и выслать их за границу умирающему от голода населению Поволжья.

Тогда же был основан Нами Всероссийский Церковный Комитет помощи голодающим, и во всех храмах и среди отдельных групп верующих начались сборы денег, предназначавшихся на оказание помощи голодающим. Но подобная церковная организация была признана советским правительством излишней, и все собранные Церковью денежные суммы потребованы к сдаче и сданы правительственному Комитету.

Желая усилить возможную помощь вымирающему от голода населению Поволжья, Мы нашли возможным разрешить церковноприходским советам и общинам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления, о чем и оповестили православное население 6 (19) февраля сего года особым воззванием.

Но вслед за этим, после резких выпадов в правительственных газетах по отношению к духовным руководителям Церкви, 10 (23) февраля ВЦИК для оказания помощи голодающим постановил изъять из храмов все драгоценные духовные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие богослужебные церковные предметы. С точки зрения Церкви, подобный акт является актом святотатства, и Мы священным Нашим долгом почли выяснить взгляд Церкви на этот акт, а также оповестить о сем верных духовных чад Наших. Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви».

Патриарх, действительно, искренне не понимал того, что происходит. Он не понимал, почему действенная, достаточно ощутимая помощь Церкви государству в борьбе с голодом игнорируется властями, а Церковь обвиняется в сопротивлении изъятию церковных ценностей. В чем обвиняли Церковь? В том, что она, обладая несметными богатствами (которых, на самом деле, уже у нее не было), пытается – помните это выражение: «костлявой рукой голода задушить молодую советскую республику».    Что происходило, Патриарху было тогда неясно.

Но я здесь отойду от своего правила и зачитаю вам письмо Ленина членам Политбюро, написанное 19 марта 1922 года по поводу изъятия церковных ценностей. Именно это письмо очень ярко показывает нам, почему именно такой, а не иной была политика большевиков в отношении к Церкви тогда:

«Для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления.

Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечивало бы нам нейтрализование этих масс. Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. 

На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКО и Ревтрибунала. Официально выступать с какими бы то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин. Никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».

На самом деле большевистскому режиму голод, действительно, давал возможность не только нанести экономический удар по Церкви, изъяв у Церкви то, что еще у нее оставалось, но дискредитировать ее в глазах народа как такого богатея, который не помогает голодающим. И, самое главное, провести широкомасштабную кампанию репрессий против духовенства, пользуясь тем, что народу сейчас не до чего.

Это, действительно, была борьба. И здесь уже любые обвинения были вполне приемлемы. Надо сказать, что именно в этот период времени создается Комиссия по отделению Церкви от государства при Центральном комитете РКП(б), так называемая Антирелигиозная комиссия под руководством Ярославского и Тучкова, начальника 6-го отделения секретно-оперативного отдела ГПУ, который будет проводить политику религиозных репрессий. Именно эта комиссия становится штабом, который вырабатывает стратегию антирелигиозной борьбы. И именно в этой комиссии будет поставлен вопрос о том, чтобы в ходе этой кампании по изъятию церковных ценностей, сопровождавшейся, конечно же, арестами духовенства, провести в перспективе арест Патриарха Тихона – по обвинению в том, что он сопротивляется государственному декрету об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих. Наряду с этим был поставлен вопрос о том, чтобы выдвинуть из числа духовенства группу лиц, которая бы, критикуя Патриарха Тихона и поддерживая все действия советского режима, стала бы своеобразной «пятой колонной» ГПУ в Церкви. И после ареста Патриарха Тихона именно эта группа духовенства должна была бы провести новый церковный собор, на котором сформировала бы уже новое руководство Русской Православной Церкви, полностью контролируемое ГПУ. Так появляются обновленцы, именно в это время.

Патриарх Тихон, конечно, не знал о том, что руководивший этой кампанией Троцкий поставил перед собой вот такую двуединую задачу: проводить жесткие репрессии по отношению к духовенству, поддерживающему Патриарха Тихона, и поддерживать вот эту группу духовенства, готовую сотрудничать с ГПУ.

Репрессии продолжались; в частности, была арестована большая группа московских священнослужителей. Всего было проведено двести тридцать одно уголовное дело. А дело московского духовенства стало слушаться на таком показательном процессе – тут впервые большевики решаются на то, чтобы репрессировать духовенство, проводя через показательные процессы, которые должны были их дискредитировать. Только что принят уголовный кодекс большевиками. Надо сказать, что большевистский режим почти пять лет существовал без всякой законодательной базы – то есть, ликвидировав законодательство, которое было до 1917-го года, большевики уголовного кодекса не имели и действовали часто по принципу революционной целесообразности. И потому людей либо расстреливали, либо давали им срок заключения «до победы мировой революции». Был полный произвол в данном случае. Но вот в 1922-м году уголовный кодекс появился, и возникает желание проводить показательные процессы над духовенством, чтобы их не просто репрессировать, но еще и дискредитировать, и одновременно создавать иллюзию какой-то правовой справедливости, существующей в Советской стране.

Надо сказать, что эта практика себя не оправдает. Представители духовенства будут очень неудачными персонажами вот таких театрализованных судебных процессов. Гораздо лучше на судебных процессах будут каяться партийные советские руководители, чем священнослужители. Поэтому практика показательных процессов уже не будет повторяться в отношении к духовенству впоследствии. Тогда же такие опыты попытались сделать. На московском процессе было двадцать священников, тридцать четыре мирянина. В качестве свидетеля был привлечен Патриарх Тихон, по которому было сделано частное определение – что означало для него перспективу возможного ареста в ближайшее время. 20 мая 1922-го года был вынесен смертный приговор одиннадцати участникам московского процесса, из которых пятерых расстреляли. А Патриарха Тихона, по существу, поместили под домашний арест на Троицком подворье. В мае же 1922-го года. Патриарх будет находиться под арестом, процессы, направленные против духовенства, будут происходить, но что нужно отметить: действительно, в 1922-23-м годах наступило уже мирное время, не гражданская война. Но духовенства погибнет почти столько же, сколько во время гражданской войны – семь-восемь тысяч погибло в гражданскую войну и примерно столько же погибнет в 1922-23-м годах, и это все жертвы процессов по обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей.

Что же касается самого Патриарха, то, когда он был арестован, его попытались склонить представители вот этих самых обновленцев к передаче им власти. Патриарх Тихон этого не сделал. Он во исполнение решения Поместного Собора передал свои властные полномочия либо митрополиту Петроградскому Вениамину (Казанскому), либо митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому), которые являлись иерархами, которым он очень доверял. Они должны были стать Патриаршими Местоблюстителями. Обновленцы вступили с ними в переговоры, надеясь их привлечь на свою сторону, сделав их марионетками в своей игре. Они пытались доказать Местоблюстителям, что, сотрудничая с ними, они получат расположение власти, смогут провести новый Поместный Собор, который изберет нового законного Патриарха. Но митрополит Агафангел отказался с ними сотрудничать и сразу был посажен в Ярославле под домашний арест. А митрополит Вениамин не только отказался с ними сотрудничать, но, исходя из того, что предыдущие обновленческие лидеры протоиерей Александр Введенский и священники Владимир Красницкий, Александр Боярский были клириками его епархии, он их отлучил от Церкви. После этого митрополит Вениамин был сразу арестован. Его первому викарию епископу Ямбургскому Алексию (Симанскому) в ЧК был выдвинут ультиматум: он должен снять прещения, наложенные на обновленческих священников митрополитом Вениамином, на что он формального права не имел как викарий – или митрополит Вениамин будет расстрелян. То есть они таким образом были дезавуированы, стали никем в Церкви. И вот, чтобы спасти жизнь митрополиту Вениамину, он снял с обновленцев прещения – что не спасло жизнь митрополита Вениамина, а обновленцы вновь приступили к своей деятельности.

Что же касается Патриарха Тихона, то он находился в заключении, и власти готовили теперь уже показательный процесс над ним, желая в более-менее правовой своей системе, действующей по принципам формального права – следствие, суд, вынести ему смертный приговор. Но на самом-то деле в это время главным разработчиком стратегии большевиков в области религии был не Ярославский и не Тучков, а именно Троцкий.

Троцкий, действительно, обладал поразительным чувством выживаемости большевистского режима в сложных условиях. И чтобы сохранить режим, готов был предлагать самые неожиданные комбинации. Вы помните, что большевики в свое время провозгласили тезис роспуска старой армии и создание добровольной рабоче-крестьянской армии. Так появилась Красная гвардия, которая оказалась совершенно небоеспособной в условиях гражданской войны. И отбросив вот этот постулат марксизма, что армия должна заменяться при диктатуре пролетариата всеобщим вооружением народа, Троцкий доказал, что нужно создать регулярную армию, в которой командование осуществляли бы кадровые офицеры императорской армии. Такую армию создали, и эта армия смогла гораздо успешнее противостоять белым.

Троцкий убедился в том, что старых специалистов надо использовать, но использовать не просто как специалистов военных или технических, а нужно попытаться предложить им определенного рода идеологическое обоснование их отступничества и прислужничества большевистскому режиму. Потому что, как известно, русский интеллигент без санкции свыше смошенничать не может, трудно ему это делать. И вот такая идеология Троцким формулируется в формах, вызывая недоумение у его товарищей по партии. Этот поборник мировой революции начинает провозглашать лозунги о том, что большевики должны доказать русским интеллигентам, военным или гражданским, особенно монархистам и националистам, что только большевистский режим сможет сохранить великую русскую Империю. Монархии нет и не будет никогда, либералы, сменившие монархию на политической арене, оказались неспособны, белогвардейцы, руководимые вот этими либерально настроенными политиками – враги России. А вот большевики способны сохранить великую страну. И если вы служили Российской Империи, вы имеете полное моральное право и даже обязанность служить большевистскому режиму, который сохраняет великую страну. Конечно, это был бред с точки зрения элементарного здравого смысла. И как мог, допустим, генерал-монархист идти на службу большевикам? Но такие люди находились. И вот один из них уже увековечен памятником у нас в городе.

Итак, использование великорусского патриотизма к привлечению для защиты большевистского режима старых военных себя оправдало. И Троцкий предлагает еще один вариант – теперь уже упрочению большевистского режима должна служить красная Православная Церковь. Церковь, оправдывающая большевистский режим как режим, полный подлинной христианской любви и милосердия, режим, который в конечном итоге должны поддерживать все православные христиане. Вот именно такой и будет обновленческая идеология – попытка доказать, что не исповедующие Христа большевики строят социализм, впервые в мировой истории строят царство абсолютной социальной правды, о котором мечтал Христос. Поэтому обновленцев надо поддерживать. Но одновременно желателен был бы вот какой вариант развития церковной жизни – об этом Троцкий будет писать именно в это время:  «нужно определиться в трех направлениях: сохранение патриаршества и выборы лояльного Патриарха; уничтожение патриаршества и создание коллегии лояльного Синода; полная децентрализация, отсутствие всякого центрального управления. Пока что нам нет надобности ангажироваться ни в одном из данных направлений, даже неофициально. Гораздо выгоднее, если между этими тремя группировками разгорится серьезная борьба. С этой целью созыв церковного Собора лучше оттянуть. Окончательный выбор сделать позже. Централизованная Церковь при лояльном, фактически бессильном Патриархе, имеет известные преимущества. Полная децентрализация может сопровождаться более глубоким внедрением церкви в массы путем приспособления к местным условиям. Возможна такая комбинация, когда часть церкви сохраняет лояльного патриарха, которого не признаёт другая часть церкви, организующаяся под знаменем Синода или полной автономии общин».

Вот об этом напишет Троцкий как о наиболее перспективном варианте развития церковной жизни еще в мае 1922-го года. Тогда же эта комбинация Троцкого будет осуществлена. Но мы к этому периоду еще подойдем в 1927-м году после освобождения митрополита Сергия из заключения и издания его декларации. Подчиненный властям не Патриарх, а Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий и противостоящий ему, но тоже подчиненный властям обновленческий Синод. Троцкий к этому времени будет уже в ссылке, в Алма-Ате, и вскоре его вышлют за границу. А идеи Троцкого будет осуществлять его заклятый враг – Сталин. И, в частности, в сфере религиозной политики.

Но тогда еще никто не представлял, а кто же может быть таким лояльным Патриархом. Да, лояльные обновленцы были уже налицо, они уже создали Высшее церковное управление. А вот Патриарх Тихон как-то не очень подходил на роль лояльного Патриарха. Его нужно было ликвидировать. Такой была политика большевиков в это время.

Что же касается самого Патриарха Тихона, то, конечно, он, находясь в заключении, всю информацию получал лишь от следователей и советских газет, а советские газеты создавали поразительное ощущение того, что в условиях, когда один из Патриарших Местоблюстителей расстрелян, митрополит Вениамин, а другой сослан на три года в далекую сибирскую ссылку – митрополит Агафангел; что в этих условиях самозванцы-обновленцы одерживают одну победу за другой и готовят свой обновленческий Собор. Тем более, что уже 16 июня 1922-го года их поддержала группа архиереев во главе с одним из самых авторитетных митрополитов – митрополитом Владимирским Сергием (Страгородским), будущим Патриархом. Они призвали всех епископов подчиниться самозваному обновленческому Высшему церковному управлению.

На самом деле положение было, действительно, серьезным. Привыкшие строго подчиняться централизованному Высшему церковному управлению, многие епископы утешали себя тем, что признание обновленцев – это только временная мера; что нужно только дождаться Поместного Собора, а уж на Поместном Соборе дать бой обновленцам. К 1923-му году почти половина епископов признает обновленческое ВЦУ, то есть по существу отречется от Патриарха Тихона. Ощущение было, действительно, постепенного распада церковной жизни в полной мере, тем более, что обновленцы, создавшие свой совершенно неканоничный епископат, по существу, вели Церковь в тому, чтобы она превратилась в какую-то, чисто внешне напоминающую Церковь, химеру, безблагодатную и неканоничную.

При этом продолжались репрессии. Очень многие священнослужители спасали свою жизнь и свободу только тем, что признавали обновленческих епископов, обновленческую власть. И по-человечески это было очень понятно, особенно в провинции. Ну что ж это за такой Патриарх Тихон, который не мог как-то нормализовать отношения с властью? Ну ладно, он, в конце концов, монах, арестовали его, расстреляют его – одна голова не видна, а хоть видна – так одна. А у нас семьи, у нас приходы, и почему мы должны все это потерять? Только из-за того, что он не смог найти правильные отношения с большевиками. А вот есть же обновленцы, есть же митрополит Сергий (Страгородский), который находит общий язык с властью. И почему же не признать их, как подлинную власть? А там и Собор соберут, и все будет хорошо, и будем мы жить, как жили, да, может быть, даже и до революции – под покровом новой российской власти, впрочем, слово «Россия», как вы знаете, совершенно не переносившей. Это был соблазн очень для многих.

В это время в Москве проводится второй процесс «церковников». Огромный процесс, по которому привлекается сто восемнадцать обвиняемых, в частности, весь клир храма Христа Спасителя. Приговоры даются им более мягкие, расстрельных уже нет. Но это был еще один знак тем, кто хранил верность Патриарху Тихону. Кстати сказать, именно тогда после 1922-го года храм Христа Спасителя и перестал быть православным, а стал обновленческим и был таковым до самого своего закрытия. Поэтому когда некоторые поклонники вечно живого гимна Александрова начинают говорить, что этот гимн замечателен хотя бы потому, что его написал регент храма Христа Спасителя, надо помнить, что этот регент служил в обновленческом храме Христа Спасителя. То есть его отступничество от Христа началось еще тогда, когда он был регентом. А продолжилось, когда он стал музыкальным генералом, написавшим гимн партии большевиков. Надо было быть таким гибким человеком, чтобы из регента превратиться в автора гимна партии большевиков, а потом стать создателем ансамбля песни и пляски Красной армии. Вот просто реальный эпизод, когда все это происходило, когда Александров свой музыкальный талант стал реализовывать, в таких условиях тогда, в качестве регента. Неплохо звучит этот гимн, но вспомним исторический контекст, в отрыве от которого он немыслим. Вот так очень многие музыкально одаренные немцы, пережившие нацизм, не могут слушать музыку Вагнера, которую когда-то очень любили. Не те ассоциации вызывает, стыдно становится за Германию, когда звучит эта музыка, действительно, великая музыка.

Так вот, готовился процесс над Патриархом Тихоном. Но прежде, чем этот процесс провести, надо было его церковно дезавуировать. И это было сделано. Весной  1923-го года именно в храме Христа Спасителя созывается обновленческий лжесобор, который низлагает Патриарха Тихона. Патриарх Тихон, естественно, пишет на постановлении собора резолюцию: «Прочел. Собор меня не вызывал. Его компетенции не знаю, потому законным решение признать не могу».

Но он в заключении, теперь уже в Донском монастыре, и власти готовят над ним процесс. Теперь он уже никто, теперь он всего лишь мирянин с церковной точки зрения, и можно даже сказать церковным людям: мы судим не Патриарха; Патриарха ваш же церковный собор низложил. Мы судим одного из многих мирян, который проявил себя как контрреволюционер. Собор, действительно, прошел, он оказался полностью подконтрольным советским властям. Он создал совершенно неканоничное Высшее церковное управление из обновленческого духовенства. Но в сознании многих он казался все-таки церковным собором – может ли в храме Христа Спасителя происходит какой-то незаконный собор? Может ли вообще незаконным быть собор, который дает нам, простым священникам, надежду на то, что мы будем опять мирно жить? Да Бог с ним, с этим Патриархом Тихоном, если у нас теперь появились новые предстоятели! Тем более, что на соборе были представители прежнего, знакомого им епископата. В конце концов, замолим и этот грех, лишь бы только приход у нас остался, лишь бы прихожане не разбежались, лишь было бы можно только как-то существовать. Конечно, лучше было бы, чтобы Патриарх Тихон с большевиками нашел бы общий язык. Но он не сумел найти общий язык – и пускай остается на произволение Божие. А мы под руководством новых наших епископов будем жить в «тихом и безмолвном житие», так казалось тогда, что оно еще возможно.

Вот опять, видите ли, здесь начинают разнуздываться даже в духовенстве не лучшие чувства. Их призывают не жить в ситуации, когда подчас, может быть, придется пожертвовать свою жизнь, а просто выживать. Вот так начинается растление душ уже самих пастырей. А чтобы было еще более впечатляющим происходящее – ведь в марте 1923-го года большевики провели показательный процесс над главой Римо-Католической Церкви России архиепископом Цепляком и его заместителем каноником Будкевичем и еще двенадцатью священниками. Первые два получили смертный приговор, несмотря на то, что огромное возмущение, естественно, было на Западе по поводу судебной расправы над католическими иерархам. Цепляка как польского подданного пришлось выслать, а Будкевича нарочито расстреляли, несмотря на все протесты Запада. Вот этот процесс для многих стал репетицией процесса над Патриархом Тихоном. Если уж решились расправиться с руководством Римо-Католической Церкви – неужели постесняются расправиться с Предстоятелем Русской Православной Церкви?

А.Ратников:

Вы слушали четвертую часть лекции о Патриархе Тихоне из цикла «Русская Православная Церковь ХХ века в личностях Патриархов». Автор цикла – профессор Санкт-Петербургской Духовной академии протоиерей Георгий Митрофанов.

Аудио: Александр Ратников

Текст: Ольга Суровегина