6+

Дмитрий Иванович Тимофеев. Беседа вторая

Программа Людмилы Зотовой
«Россия. Век XX»
Дмитрий Иванович Тимофеев
Беседа вторая

Л.Зотова: Уважаемые радиослушатели, сегодня мы предлагаем вам послушать вторую часть встречи с Дмитрием Ивановичем Тимофеевым, человеком, бережно сохранившим в своей памяти страницы истории нашей страны. Через его судьбу, через судьбу его родных мы имеем возможность ощутить атмосферу России прошедшего двадцатого века. Прошлая наша встреча касалась судьбы Дмитрия Ивановича в 1920-30 годы. А сегодняшняя наша передача будет посвящена годам Великой Отечественной Войны, участником которой был Дмитрий Иванович Тимофеев.

Д.И.Тимофеев: Как мы встретили войну? Тетя моя замужем, муж работает на железной дороге мастером. Живут хорошо – корову имеют. Мать помогает вести хозяйство своей сестре Ефросинье. Та обещает за усердный труд, когда корова отелится, отдать матери теленка. Подошел момент, корова отелилась. «Груня, в общем, теленок нужен мне. Ты не обижайся и не суди». Груня без обиды: «Ну, Фросе нужнее. Ладно». Все объяснила отцу. Работает мать целый день – литр молока. Это была наша прибавка к обеду. Отец работает мотористом. Началась война, отца по возрасту пока не взяли. Я тоже год пока ходил. Мой призыв был в 1942 году. И все время, сколько вот я помню, в труде, в работе. Все время трудились. Получку получил – праздник. Покупает отец батон нарезной, делим на пять частей и каждому своя доля – праздник. А мать вот как еще зарабатывала. Километров за 80 от Ефремова станция узловая. Едет она туда, там в магазинах продавался хлеб свободно – коммерческий. И вот она мешок этого хлеба наберет, приедет, на куски порежет, сама идет и мне говорит: «Мить, на тебе два батона – продай. Рупь – кусочек». И беру я, скажем, пять кусочков, и иду к проходной завода «Каучук». А рабочий на работе поел или не поел? Он подбегает: «Сколько?» – «Рупь!» – отвечаю ему. Корчится, но берет, выбирает себе из пяти кусочек. Пошел и по дороге съел. Это рабочего так кормили мы. Вот так вот выживали. Слава Богу, потом стало легче. Отец у землянки раскопал огород, картошку стал сажать. И каждый раз все больше и больше. И картошки нам все больше стало хватать. Землянки под домуправлением были – коммунальное жилье. Землянки распределялись по фамилиям.
1942 год – армия. Мобилизовали, взяли меня на учет. Уже 18 лет – пора отечеству служить. Ну я такой шальной был, думал: «Ну, подумаешь!» Как на забаву! Прямо казаки-разбойники, а не война. Товарища моего взяли, а меня не взяли. Почему? А я закончил техникум. «Ты подожди, тебя в железнодорожную часть возьмут, есть у нас наряд». Действительно, через полтора месяца мне приходит повестка. Зачисляют меня в четвертый отдельный запасной железнодорожный полк. Командиры прибыли, забирать нас уже от военкомата. Пошел туда: где-то обмерили, где-то обвесили, что-то там такое сделали. Записали в журнал учета, что призван в четвертый отдельный запасной железнодорожный полк. Попал, значит, вот туда служить. Ну, служба как там проходила? В конце ноября Сталинградская битва. Наш полк в вагоны и поехали под Сталинград. Как говорили отцы-командиры, нас должны были отправить в боевые части. Но пока мы ехали, доехали до Лиски, поступил приказ выгружаться на вот этой станции Лиски. Рядом со станцией был взорван мост, и необходимо было его восстановить. Восстановили. Поставили на опоры, уложили шпалы. Сам Лазарь Моисеевич Каганович приехал у нас эту работу принимать. А там как? Утром позавтракал, вечером у тебя обед и ужин, все в одном кормление было. Почему-то фронт был дальше, чем сто километров, и у нас пайка была тыловая – поменьше. И приварок другой, и на хлеба было на сто грамм меньше. И вот с этой укороченной пайкой мы так истощились страшно. Но несмотря на это, усердно работали, молодцы. Лазарь Моисеевич приезжает. Ротный приходит ко мне: «В караул заступать будешь. Нарком Каганович пойдет – ты будешь караулить. Никого не пускай, никаких врагов народа. Если что – стреляй. Вот твой пост будет тут!» Вывел меня – поставил. Я стою. Патронташ у меня, в магазине патронов обойма пять штук. Стою, винтовка у меня, штык. «Вот стой! Но смотри только в эту сторону, в другую не смотри». Боже мой, я стою. Потом вдруг приходит один с синим околышем. «Так, приказ знаешь?» – «Так точно! Смотреть, никого не пускать!» – «Патроны есть?» – «Так точно! В подсумке». – «Вытаскивай из подсумка!» Я вытащил. Туда вмещалось пять обойм. Он у меня их взял. Отдает другому, который с ним пришел. Этот в какую-то сумку раз и положил. «А магазин?» Я открываю магазин, оттуда достаю пять штук и все их отдал. «И чтобы патронов у тебя не было. А вдруг ты у нас в Лазаря Моисеевича пальнешь». – «Во как! Да я же советский!» – «А ты вдруг пальнешь в него, мало ли». И вот я помню его. Он был невысокого роста, люди в синей форме его окружили, командир полка, старший инженер по мостовым делам идет с ним. Приняли работу и поехали. Нас повезли дальше под Воронеж. Под Воронежем такой шустрый полк… Станция Подклетная там была. «Давайте ставить мост!» Взорвана была ферма. Надо было заклепки рубить. Техники безопасности никакой не было: никаких тебе ремней или поясов. Стоишь одной ногой, второй висишь на ребре, держишь косарь, а другой тоже так же, как и я, стоит и бьет по ней, пока не срубит заклепку. А там их штук двадцать на каждой косе. Отрубил, разделили по элементам – свободны. Привезли запасной мост, сложили его – хорошо. Когда уже сделали все, тогда и давайте, ребята, идите вперед отечество защищать. Наша миссия на этом кончилась.
Вот в другой раз меня немножко так как-то зацепило, ранило в руку осколочком от мины. Я как-то сгоряча когда бежал, она рванула, что-то руку отбила больно. А я бросился вперед. По дороге падал, грязь туда попадала. Я как-то не придавал значения, думал, обойдется. А потом дня через два-три надрыв. Я в санроту. Там говорю санинструктору, что надо бы перевязать. «Чего же ты раньше не подходил?» Я отвечаю, что осколком зацепило и все. «Нет, а как ты это так мог бежать и чтобы осколок тебе в руку? Тебе ребята не поверят. Наверно так держал ее, чтобы туда попало. В общем так. Я пишу в истории болезни, что вы, атакуя, напоролись на колючку. Рукавиц не было, хватил колючей проволоки, дернул, колючкой поранился, вовремя не перевязал, и от этого у тебя пошло заражение». И с этой запиской я приехал в Торжок. Там был госпиталь. Боже мой! Теснота какая там была страшная! Койка в койку, прям яблоку негде упасть. Сестры милосердия, врачи перешагивают через койки, через раненых. Где-то там в середине нашлась мне койка, туда меня положили. Сестра перевязывает мне рану. И приходит, в накидку халатик, смотрю, у него окантовочка по погонам голубенькая. «Ну, как там, солдат? Что там случилось? Я вроде тоже от тех же самых траншей. Как это у тебя случилось?» Я ему рассказываю, что вот так и так. А инструктор меня предупредил: «Собьешься – твоя вина. Поэтому говори все четко по истории болезни». Ну я ему рассказал все. Ладно. Он меня лечит. Спал я с неделю. На обед разбудили. К ужину сам лег спать. На обед опять разбудили. Не знаю, может быть, от истощения так. Выписка. В палату приходит капитан – начальник хирургического отделения: «Тимофеев на выписку. Расскажи, как твое ранение». Ну, я ему рассказываю, как меня научили, точно по истории болезни. Он выслушал меня. «Все. Тебя там комиссия будет спрашивать. Все как ты мне рассказал, так и расскажи там. Ничего лишнего, и ничего меньше». Мы пошли. Сидит молодой, может быть мой ровесник, голубенькая окантовочка у него на петличках-погончиках, халатик наброшен. Мою историю болезни листает. Рядом врач, за спиной вот этот капитан. И вот он на меня так смотрит, как удав на кролика, как будто съесть готов. Тот задает мне вопросы, листает историю болезни. Ага, ранение? Болезнь? «А как это у тебя получилось? Ну-ка расскажи?» И тот прямо весь впился в меня глазами. Боже упаси, обмишулишься. Я рассказал. «Ну ладно. Хорошо. На выписку – здоров». В команду выздоравливающих меня определили. Перед этим неделю готовили дрова для госпиталя. В городе Торжке лежал. Зимой надо было топить. Сняли нас через неделю в команду. Всех выздоравливающих в роту выздоравливающих. Из казармы приказали не выходить. Мы и не выходили. Оказывается, приходит с запасного полка офицер приема. То есть пополнение. 411 отдельный запасной полк Калининского фронта. Там много набралось человек. В нашей роте было человек около тридцати. Посадили нас на машину и повезли ночью. Привезли нас ночью в лес, выгрузились, привезли нас на площадку какую-то. Залегли спать в каком-то шалаше. Я проснулся. Потом вдруг говорят: «Тимофеев, ты дневалить будешь!» – «Какое тут дневалить? Что тут караулить?» – «Вот стой у шалаша, никого не пускай, никому не разрешай входить. Все! Ты дневальный – стой!» Ну, хорошо, стал дневалить. Вдруг приходит тот, который меня дневальным поставил: «Вот к нам новенький пришел. Будет тут в шалаше ночевать с нами. Все, свободен!» Тот сразу заходит: «Ну, а ты где тут спал-то?» – «Да, я вот тут вот спал». Мох, мякина, солома, трава – солдатский быт. «А тут кто?» – «А тут не знаю даже, не видал. До утра спал, не повернулся» – «Ну, а я тогда тут». И бросает вещмешок. Вещмешок пустой. Обратил внимание, гимнастерка на нем новенькая – складочки не размятые. У меня обмотки, а он в сапогах. И начинает разговор: «Как служил? Как воевал? Как получилось у тебя ранение?» Выслушал меня. Опять это, как у нас говорят, проверка на вшивость. Потом говорит: «Ой, нет! У вас тут плохо – пойду в другой шалаш». Больше я его не видел. И вот эти ребята проверяли нас, везде проверяли.
Потом думали мы, неделю поживем тут – ничего подобного. День пробыли, к вечеру говорят: «Пришли купцы». Старшина взял несколько человек с собой, забрал. Приходит. Ложки, котелок, полотенца, портянки запасные дали нам. Вот весь этот скарб. Дали нам хозяйственное мыло. Разделили нам мыло по сто грамм – четыре кусочка по сто граммов. А оно усохло, и получилось, на самом деле, граммов триста. Мыло дали нам, значит, и говорят: «Никуда не уходите, ждите здесь». Сидим, ждем. Говорят нам: «Купцы пришли». Уже стемнело, приказ строиться. Построились. Какой то офицер капитан дает команду «шагом марш!» – и мы пошли. Не помню, сколько мы шли, наверное, часа полтора. Лес кончился, а там, оказывается, станция Андриаполь. В Андриаполе нас разместили: «Будьте тут. Состав подойдет, вас повезут дальше». Раздали нам паек и тут сцена. Бревна лежат. На них женщина, рядом с ней какие-то узелки. Она привалилась к ним как-то. По-моему, там еще девочка маленькая была и какой-то ребенок. Лет семь или восемь ему было. Нам дали сухой паек, так как полевой кухни не предполагалось. В этом пайке брикеты, три сухаря. Я все это сложил, сухари упаковываю. Не помню точно, как было. Как-то я глянул, и мне показалось, что женщина сказала мальчику: «Пойди попроси». И мальчик идет, робея, ко мне. Подходит ко мне, встал и стоит. Решил дать ему половину сухаря, мне два с половиной хватит. Он подошел, встал и стоит. И не говорит: «Дяденька, дай». Вот встал и стоит, руки так держит. Ну я достал сухарь и дал ему половину. Боже мой! Что было с этой женщиной! Она как-то повернулась, в эти узлы головой уткнулась. Переживания…
Потом команда: «В эшелон!» Посадили нас в товарные вагоны. Ехали по только что построенной фронтовой дороге. Песчаная местность, не как сейчас. Где мелко – подсыпали песком, уровняли. Короче говоря, на грунте положили шпалы, связали рельсы. И чуть ли не шагом паровоз тащит наш эшелон туда. Куда-то он нас привез. Ночью выгрузили, нас по частям развезли. Пятый укрепрайон, под Духовщиной оказались, в Смоленской области. 980-ая отдельная рота связи – вот туда и попал, а почему – не знаю. Пожили немного так, потом мне командир дает или проверку, или еще что-то вроде того. «Вот тебе приказ. Возьми катушку…» Объяснил мне, как что. Идти по лесу по указателям. «Будешь идти, и найдешь такое-то хозяйство». Я пошел. Иду себе и нахожу указатели. От приметки до приметки точно иду, значит, все нормально. Вдруг смотрю – ребята с сорокапяткой, пушкой, пуляют куда-то. Думаю: «Значит, тут где-то уже передовая рядом, в нескольких сотнях метров». Я опять иду от указателя к указателю. Они занимаются своим делом, а я дальше иду. Нашел все указатели, пришел на место: «Где командир роты?» Меня солдат привел к командиру роты. Я ему докладываю: «От командира роты такого-то прибыл в ваше распоряжение дать вашему хозяйству связь». – «А мне никакой связи не надо. У меня вся связь есть, все уже сделано». А я говорю: «Ну у меня же приказ. Даже сказали, от какой траншеи до какой траншеи». – «Нет не надо и все». – «Но я же приказ выполнить должен!» – «В общем, передай, что ты приказание выполнил. Иди отдыхай!» А дело уже было к ночи. Куда идти? Смотрю – лошадь. Ребята над убитой лошадью работают. Я тоже сам себе отрезал, положил в котелок и сварил. А место болотистое – низина. Еще там гривка такая. И вот на этой гривке, оказывается, нашу роту потом и разместили. Ну, видно было, что немцы там где-то пригнутые ходят. Потом двуколка с кухней приехала. Видно, что половина местности была скрыта, а вторая половина просматривалась. Там немцы, ведь пальнуть по ним можно было. Кстати, я попытался рассматривать немцев, а мне говорят: «А ты не высовывайся – немец тебя снимет сразу». – «А как это снимет?» – «Да в легкую! Как снимет – так узнаешь!» Ну, мясо себе сварил и спать. Поместили в землянку, на полу там вода, нары, жерди лежат. Я еще веток набрал, на эти жерди бросил. Раз я не ваш солдат, значит, я свободен – могу до утра спать. Лег спать. Проснулся утром. Думаю: «Боже мой! Болото!» Говорю: «Ребята, а что это за такие круги на полу с водой? Ведь вчера же их не было!» Отвечают: «А это вчера минометный обстрел был!» А я ночью спал, и даже не слышал. Потом к этому уже так я привык, что даже не обращал внимания. Пошел, потом, доложил тому, кто меня определил на ночлег, что убываю в распоряжение своей роты. Так вот и ушел. Потом нас по роте разместили. Через месяц наступление.
Был один эпизод. Что такое укрепрайон? Оборона, насыщенная техникой, чтобы удержать рубеж. Тяжелые пулеметы, минометы, артиллерия. Чтобы было чем отбиться. Пошло наступление, огневая, все как положено. Командиры все знают наперед. Ура, рубеж взяли! Немца посунули, хорошо посунули. Он отходит. Нашу роту строят, и мы идем уже как бы вдогонку им пешком. Один эшелон гонит, второй идет в поддержку, как бы в резерве. Вот я и оказался в резерве. Идем… Проходим сколько-то – деревня рядом. Остановили роту. В чем дело? Солдат к командиру роты подходит: «Товарищ командир, разрешите домой сбегать. Вот тут рядом, у меня тут дом: жена, семья. Только что после немца!» – «Не могу! Не имею права!» – «Я же вернусь!» – «Не знаю. А вдруг, мало ли дело ночное, сбежишь!» – «Да нет же!» – «Ну ладно. Я с тобой двух солдат пошлю». Подходит человек с голубенькими погонами: «В чем дело?» Командир роты ему докладывает: «Вот тут солдат. Проходим мимо деревни, а тут рядом его дом, он хочет пойти посмотреть». Он отвечает: «Нет, не имеешь права! Я держал оборону, я тут старался, воевал. А ты тут домой! Вперед! Шагом марш!» Это я рассказываю к тому, насколько бесчеловечен был тот режим, который в первую очередь следовал за уставом. А с этими ребятами не шутили.
Вот еще случай. В полку из тюрьмы, из лагеря сбежал солдат. По дороге какими-то судьбами нашел документы. Ни куда-то, на фронт прибежал, в наш полк. Отвоевали, кончилась война. В Онстербурге эпизод этот был. Он в разведке был. Сначала два раза ходили в разведку коллективом. Вот два раза сходили и вернулись ни с чем. Он тогда приходит к командиру разведроты и говорит: «Знаете что? Дайте я лучше один схожу». Он сначала помялся, а потом и разрешил ему. Получает задание на разведку. Потом командир сам докладывает: «Вот ходили дважды – бесполезно! Есть вариант одного послать. Есть тут охотник. Разрешите!» – «А если вдруг сбежит». – «Все под мою ответственность. У меня в разведке все ребята могут только вперед в атаку, а к немцу ни-ни. Живьем только сюда обратно могут. В общем, под мою ответственность». Ну и послал он его туда. Он в результате привел какого-то лейтенанта. А как? Он, видимо, или вор был или кто-то; по уголовному делу сидел. Он его изловил на нужном месте и не дал штаны одеть. А чтобы тот от него не убежал, он своим ножом ему что-то такое, где штаны застегиваются, разрезал. «Вот в руках несешь и иди. Кляп в рот, и шагай со мной шустро, не отставай». И привел его. За эти его походы ему два ордена Красного знамени дали: Красная Звезда за боевые заслуги, орден Великой Отечественной войны. В партию вступил. Кончилась война, все – мир. Вызывают меня: «Тимофеев, иди. Вот сейчас будет партийное собрание, будем разбирать персональное дело. Ты будешь тут стоять часовым». А я даже комсомольцем не был. Собрание проходило в каком-то немецком хозяйственном сарае для фуража, для сена. Забрались туда для того, чтобы никто не подсмотрел, не подслушал. Партийное собрание же! «Вот стой тут на лестнице наверху и никого не пускай!» Опять винтовку дали, и тут уже никто и разряжать не стал. Значит, я со своей винтовкой стою. Проходит он, с ним проходят офицеры. Он был рядовым – присвоили старшину. У него даже орден Славы был. Со старшинской нашивкой получил орден Славы. Он потом еще мог брать ордена Славы, но звание ему больше не присвоят. Офицерское звание за орден Славы ему не присвоят. И проходит такой довольный. Он подал заявление: «Вот так и так – кончилась война, я возвращаюсь домой. Кто я был? Кем я был? Как вот я в войну? Что со мной было? Уголовник. А тут я возвращаюсь домой. Прошу восстановить мне мою фамилию». Восстанавливают ему его фамилию. Снимают с него погоны, лишают всех наград. «Ты уголовник, ты дезертир, ты сбежал». Как там дальше с ним было – не знаю. Но, думаю, в штрафную роту его послали. Потому что еще война с Японией была, и штрафников туда отправляли.

Л.Зотова: И больше вы его не видели и не знаете о судьбе?

Д.И.Тимофеев: Нет, больше не видел. Я не видел даже Васю Столярова, который с нашего взвода в штрафную роту попал.

Л.Зотова: А друзья вообще остались у вас сейчас, с которыми вы вместе воевали?

Д.И.Тимофеев: Да нет. Все разошлись кто куда. Ведь народ-то был… Был Коля Кузнецов. Его так командир охранял! Мне кажется, что этот Коля Кузнецов был из того детского дома, где советская власть брала детей врагов народа на воспитание, чтобы сделать из них людей. Ни на какие задания, ни на какие посылки. Если связь проложить надо, то: «Тимофеев, вот тебе ориентир: туда-то и туда-то. Катушку в зубы и пошел!» Его даже в помощники не ставили, не говорили: «Иди, помоги ему вторую катушку нести». Из Нижнекузнецка, из Узбекистана Касымов Касым. Бреет он голову. Порезал. По ранке себе похлопал, и все прошло. Вот такие вот ребята были. И был Чурсин еще. Опять из этих «голубых» ребят. В нашу роту его послали. И что только командир роты с ним не делал! Он ведь не знал сначала-то. Ну прибыл сержант, служит. Командир отделения сказал, что штат полный. Так что отправили его как бы в резерв. И он ни на какие задания не ходил. И вот что характерно: сядет себе, ножки калачиком, и сидит. Его командир и так, и так. Все ругается с ним и ругается. Ну поругается, тот и пойдет, исполнит приказ. Раз, два, три; а потом перестал вообще ходить и стал огрызаться. Говорит: «Я сейчас пойду в штаб!» Ну, ротный ему: «Иди хоть куда, но приказ выполняй!» Тот ему: «Разрешите мне в штаб!» – «Ну, иди!» Пошел в штаб. Потом возвращается из штаба. Приходит офицер. О чем-то там с командиром поговорил, и уже после этого ротный этого не трогал. «А ну-ка Тимофеев! Как ты говоришь? Что ты делаешь? Как ты мыслишь? О чем ты размышляешь? Какая у тебя забота? Я должен знать!»

Л.Зотова: Без внимания вас не оставляли там.

Д.И.Тимофеев: Да, окружены им были!

Л.Зотова: Дмитрий Иванович, а еще вот знаете… Вот вы человек православный. Мне хотелось бы узнать, если можно, очень коротко…

Д.И.Тимофеев: Кратко… Про отца. Папа до четырех лет, как говорят в народе, «сидякой» был – не ходил. И что с ним мама только не делала… Сколько бы она ни молилась, и все прочее. Потом дала обет: «Господи, дай ему здоровье! Поставь его на ноги. И вот мой завет: служить пойдет Царю-Батюшке, и будет защищать веру Православную». Деревня Сторожа. Далекая: километров около двадцати семи до нее было. Там живой колодец, родничок. Там речушка такая красивая и мелкая, Меча. Там на берегу из под известняка выбивается ключик, оттуда водица – пей, не обопьешься. И ни ангины, никаких болезней от этого не бывает, хотя вода-то ледяная. Ей там и сказали: «Есть там живой колодец. Сходит туда – водичкой его помой. Только вот сходи!» И вот она его себе на закорки. Папе около четырех лет тогда было. И ножками шагает, шагает, шагает. Ну думает бабушка: «Бог не обидит, если попутная подвода какая идет…» И действительно, идет подвода: «Что ты мать идешь, его на себе тащишь? Садись!» Отвечает: «Нет, не могу! Вот если Ваню посадить, то Господь простит». Ваню посадит, Ваня едет, а она рядышком идет. Вот такое у нее согрешение было. Встал на ноги Иван. И здоровьем крепок, и кочегаром стал сноровистым, и крестьянином стал хорошим. Отсюда и пошла наша вера. И вот, что бы там ни было, я считаю, что я… Да не считаю, а вот факт это, что я спасен родительской молитвой. Бабушка провожала моего отца на фронт. Была гражданская война. Мать его перекрестила: «Служи, Ваня, верой и правдой Царю-Батюшке и веру православную защищай!» И с улыбкой, с радостью проводила. Слава Богу, все по обету. Маме говорю: «Помнишь, как бабушка папу провожала? Она не плакала, ни одной слезинки. И ты меня тоже так провожай!» Чего ей это стоило – стоять так на перроне… Стоят на перроне папа с мамой, на лице у обоих улыбка. Ну не то что они веселые были, но все-таки немножко радостные. Посадили в вагон – поехали. Недалеко, мимо землянки нашей железная дорога проходила. А там у землянки брат сидел. Он не пошел меня провожать. Говорит: «Видел ваш эшелон. Помахал тебе рукой там». Пришли мать с отцом. Мать встала на колени. Сколько она там стояла-то так! С поклонами. Паша сказал, что больше часу стояла, а может быть, и все два. Потом поднялась, вздохнула: «Я Митю второй раз родила!» Мне кажется, знаете что? Сила веры… Я все время говорил, что родительской молитвой я спасен. Почему наш полк в Лиски? Почему наш полк под Воронеж, в Подклетную? Основные бои в стороне были, а наш полк в сторонке был, после моста. И почему мне пришлось вот с этим попасть? Ранен был во время атаки, во время боя, осколком мины пальнуло и попало. Отец сказал: «Слушай, а как же это так, чтобы осколком попасть-то? Ведь когда зацепит, ты же руку вот так держишь? Значит, тогда вот так и держал?»

Л.Зотова: То есть, сдаешься как бы, да?

Д.И.Тимофеев: Да, то есть либо сдаешься, либо чтобы ранили тебя специально. Как я потом узнал от одного… Он из кадровиков был. Он в Финскую войну служил. А про Финскую войну и во что она обошлась… Каково было тем, кто вернулся из плена… Они в лагеря пошли. Сталин сказал, чтобы из английской зоны военнопленных нам отдали. Из других зон военнопленные сами решали, как им там дальше быть. А Сталин с Черчиллем договорились, чтобы из этой зоны пленных отдали нам. Их нам и отдали. Как посадили в вагоны, так потом высадили уже, где рельсы кончились. А потом на пароход и на Магадан. Вагоны битком набиты. Через Ефремов идет состав. Остановились, а они: «Где мы? Где мы?» Двери заколочены, все забито. А как прослышали у нас, что там пленных везут, побежали по дворам хлеба, молока собрать им. Собрали и понесли к составу, чтобы им дать. А тут рядовые ребята с голубыми околышами, охраняют их с винтовками: «Не подходить! Не подходить!» А из вагона кричат: «Где мы едем? Где мы едем?» И вот Дуся говорит: «Меня вдруг как будто кольнуло!» И она вдруг закричала: «Машка! Передай Фросе, что вот этот поезд сейчас пойдет на узловую из Ефремова». Не скажешь же ребятам, где они едут.

Л.Зотова: Вот таким путем все-таки удалось сообщить.

Д.И.Тимофеев: Вот так вот удалось сообщить. Не говорили, где ты едешь. Записки бросают: «Сообщите, где мы?» А потом вот наша городская, ефремовская команда ходит и эти записки собирает. В нужниках даже, где только можно. Мало ли, враги же народа. «Мы должны народ стерильным держать. За власть советов!» Не копни – укусит!

Л.Зотова: Дмитрий Иванович, а во время войны среди ваших сослуживцев были люди верующие? Удавалось ли вам там молиться? Ведь кругом были те, кто за вами следил…

Д.И.Тимофеев: Знаете что, не было. Но я уверен, что вот Коля Кузнецов был верующим. Но он этого не показывал.

Л.Зотова: То есть нельзя было открываться друг перед другом.

Д.И.Тимофеев: А вот откуда мне знать, например, вот тот Чурсин – он друг мне или не друг? Вот пришел я к нему на откровенную беседу. А потом скажут: «Вот, Митька Тимофеев, выходи на чистилище!» Не было такого. Но так вот, например, бомбежка, налет, особенно, когда из миномета шестиствольного палят: «Господи спаси!»

Л.Зотова: То есть все взывали все-таки, да?

Д.И.Тимофеев: Взывали… Были голоса… Высотка двадцать шесть и пять… Там я был на этой высотке два раза спасен. Дважды спасен за какие-то полдня!

Л.Зотова: Дорогие друзья, сегодня мы имели возможность посмотреть на Россию двадцатого века глазами гостя нашей студии – Дмитрия Ивановича Тимофеева. Дмитрий Иванович, спасибо вам большое за ваши рассказы! Помоги вам Господи! Здоровья вам хорошего! И до новых встреч! Спасибо!

Д.И.Тимофеев: Спасибо за приглашение!

АУДИО в Контакте

В программе Людмилы Зотовой «Россия. Век XX» ветеран Великой Отечественной войны Дмитрий Иванович Тимофеев рассказывает о своей жизни. Первая передача посвящена довоенному времени: многодетная семья, раскулачивание, арест отца, голодное детство…  Вторая часть беседы посвящена военным годам >>
В 2013 году отмечается 70-летие Сталинградской битвы. Об этой дате Марина Лобанова беседует с историком Кириллом Александровым

>>

«У православных была Русская Православная Церковь Заграницей. Это была единственная институциональная организация, которая действительно помогала русским православным перемещенным лицам проживать, исповедовать свою веру, оставаться русскими и в то же время не уезжать в СССР, если они этого не хотели. Это была единственная институционально оформленная организация, которая действительно помогала каждому русскому человеку», – Александр Корнилов

>>

Иерей Николай Савченко в программе Александра Крупинина «Неделя»: «Как раз в это время 80 лет назад, в феврале-марте 1933 года, люди умирали с голоду в огромных количествах: 6 миллионов умерших – это официальные данные. И что сейчас мы об этом слышим? Ничего. В Сталинграде были окружены около 300 тысяч, а жертвы голодомора – это 20 таких группировок! И мы молчим об этом. А слышим что? О переименовании Волгограда в Сталинград… Как же мы можем давать  городу имя того, кто был крупнейшим гонителем Церкви Христовой за всю ее историю?!»

>>

Ответ постоянного автора радио «Град Петров» к.и.н. К.М.Александрова на комментарий слушателя в Гостевой книге на сайте:
Счет потерь 1941-1945>>
ВИДЕО: протоиерей Александр Степанов о месте исторического знания в жизни христианина и на волнах епархиального радио

>>

Кто сегодня служит в армии: защитники отечества или неудачники по жизни? Тема программы Александра Ратникова «Давайте разберемся» – российская армия, ее история и современность

>>

Репортаж (аудио + фото):
МОГИЛЫ ГЕРОЕВ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
на Смоленском православном кладбище в Петербурге>>
НОВЫЙ АУДИОДИСК
«Воспоминания о войне» Николая Николаевича Никулина – на сегодня самые знаменитые и самые волнующие полевые мемуары советского солдата, роль которых в сохранении памяти о той войне, которую мы привыкли обозначать «1941–1945», трудно переоценить>>
9 мая – день памяти о войне

>>

Именно сейчас, когда мы находимся на каком-то перепутье и не очень понятно, как будет развиваться судьба нашей страны в ближайшие годы,
нам нужно актуальное, серьезное, не идеализированное, не мифологизированное отношение к нашей истории…Обсуждение фильма Андрея Смирнова (АУДИО + ТЕКСТ)>>
Фильм режиссера и сценариста Андрея Смирнова «Жила-была одна баба» вызвал широкое обсуждение в обществе. Свое мнение о фильме, в котором рассказывается история русской крестьянки в период с 1909 по 1921 год, высказал историк Кирилл Александров

>>

К 90-летию подавления тамбовского крестьянского восстания (1921)

>>

21 июня гостем студии радио «Град Петров» был командир поискового отряда «Любань» Игорь Суров

>>

22 июня 1941 года… Что эта дата значит для нас, живущих сегодня? Должны ли мы помнить этот день, трагически изменивший жизнь наших отцов и дедов, и если должны, то как? Накануне этого дня в прямом эфире программы «У нас в гостях» Людмила Зотова встречается с Игорем Суровым, командиром поискового отряда «Любань»

>>

22 июня – 70-летие начала Великой отечественной войны 1941-1945 годов.
В программе «Встреча» Даниил Петров рассказывает о деятельности поискового отряда «Орел», который помог ему узнать обстоятельства последних дней жизни его деда, погибшего под Ржевом…>>
9 мая – день памяти о войне

>>

В рубрике «Под знаменем России» – цикл программ, рассказывающий о жизни Антона Ивановича Деникина

>>

Письмо внучки генерала М.В. Алексеева по поводу программы, посвященной ее знаменитому деду в цикле «Белые генералы» на радио «Град Петров»

>>

«И.С. Шмелёв был, кроме писательства, еще и выдающийся русский человек», – написал о Шмелёве другой выдающийся эмигрант, историк церкви Антон Владимирович Карташёв. Новый диск, выпущенный радиостанцией «Град Петров» – прямая иллюстрация к этому высказыванию

>>

«Родная чужбина» – цикл программ по письмам Евгении Александровны Свиньиной из Петрограда-Ленинграда в Париж своим родным, успевшим покинуть родину после переворота 1917 года

>>

15, 22 и 29 августа
Памяти архимандрита Павла (Груздева).
Программа протоиерея Георгия и Марины Александровны Митрофановых>>
«Полководец утраченной страны».
Сайт «Татьянин День» опубликовал рецензию Светланы Шешуновой на диск радио «Град Петров» «Белые генералы. М.В. Алексеев»>>
Две катынские катастрофы – 1940 и 2010 года. О духовном смысле страшных уроков истории размышляет протоиерей Георгий Митрофанов

>>

Протоиерей Георгий Митрофанов о романе Виктора Петровича Астафьева «Прокляты и убиты»

>>

В Архиве передач:

К 70-летию 22 июня 1941 года. Передача 3 Слушать (40 мин.)

К 70-летию 22 июня 1941 года. Передача 3
К 70-летию 22 июня 1941 года. Передача 2 Слушать (42 мин.)

К 70-летию 22 июня 1941 года. Передача 2
К 70-летию 22 июня 1941 года. Передача 1 Слушать (40 мин.)

К 70-летию 22 июня 1941 года. Передача 1

К.М.Александров подводит итоги войны 1941-1945гг. —  человеческие итоги, потери…

Неизвестная блокада. Беседа с историком Н.Ломагиным. Часть 2 Слушать (45 мин.) Читать

Неизвестная блокада. Беседа с историком Н.Ломагиным. Часть 2

«Неизвестная блокада». Под таким названием несколько лет назад вышла книга историка Никиты Андреевича Ломагина. Так же мы озаглавили стенограмму беседы автора этой книги и главного редактора радио «Град Петров» протоиерея Александра Степанова. В канун очередной годовщины праздника Победы мы вновь обращаемся к самым страшным страницам истории нашего города, к тем ее страницам, которые должны жить в памяти каждого петербуржца… Читайте вторую часть беседы.

Неизвестная блокада. Беседа с историком Н.Ломагиным. Часть 1 Слушать (47 мин.) Читать

Неизвестная блокада. Беседа с историком Н.Ломагиным. Часть 1

«Неизвестная блокада». Под таким названием несколько лет назад вышла книга историка Никиты Андреевича Ломагина. Так же мы озаглавили стенограмму беседы автора этой книги и главного редактора радио «Град Петров» протоиерея Александра Степанова. В канун очередной годовщины праздника Победы мы вновь обращаемся к самым страшным страницам истории нашего города, к тем ее страницам, которые должны жить в памяти каждого петербуржца…

Великая Отечественная война и Победа в современном церковном и светском сознании. Гость программы «Уроки истории» – прот.Лев Большаков. Читать

Великая Отечественная война и Победа в современном церковном и светском сознании. Гость программы «Уроки истории» – прот.Лев Большаков.

«…В наше время можно было бы глубже, тоньше как-то, человечнее оценивать все события, а в особенности такое могучее событие как войну. И для того, чтобы наш современник мог почувствовать радость о том, что была окончена война, ему нужно научиться ценить мир и ценить любовь. И тогда он будет понимать хоть вчуже, как страшна война…» О современном церковном и светском отношении к войне и Победе размышляет протоиерей Лев Большаков, настоятель храма Успения Божией Матери в г.Кондопога (Карелия).

О войне и Победе. Беседа прот. Льва Большакова и прот. Александра Степанова Читать

О войне и Победе. Беседа прот. Льва Большакова и прот. Александра Степанова

Мы только что пережили еще одну годовщину Победы в Великой Отечественной войне, еще один День всенародной памяти. О войне и Победе, о цене, счастье и смысле этой Победы, о том, как по-разному воспринимаем мы свою недавнюю историю, и о многом другом размышляют протоиерей Лев Большаков и протоиерей Александр Степанов.

Новый документальный сериал о Второй мировой войне (журналист Виктор Правдюк и историк Кирилл Александров) Слушать (40 мин.)

Новый документальный сериал о Второй мировой войне (журналист Виктор Правдюк и историк Кирилл Александров)

Многосерийная эпопея о Второй мировой войне — один из самых грандиозных проектов известного журналиста Виктора Правдюка. О своей работе над фильмом, о том общественном резонансе, который вызвал этот фильм, ломающий многие стереотипы, и о том, зачем нам сейчас, спустя 60 лет, так важно знать правду о войне, рассказывают слушателям нашего радио создатели фильма — Виктор Правдюк и историк Кирилл Александров

Беседы с прот. Василием Ермаковым. Беседа четвертая. Послевоенные годы Читать

Беседы с прот. Василием Ермаковым. Беседа четвертая. Послевоенные годы
Протоиерей Георгий Митрофанов о романе В.П. Астафьева «Прокляты и убиты» Читать

Протоиерей Георгий Митрофанов о романе В.П. Астафьева «Прокляты и убиты»

«Астафьев совершил второй солдатский подвиг, вновь пройдя войну на страницах своего романа. В его книге – подлинно христианский, милосердный взгляд на человека, так характерный для русской литературы». Профессор-протоиерей Георгий Митрофанов о романе В.П. Астафьева «Прокляты и убиты».

«Две России ХХ века. 1917-1993». О новом учебнике отечественной истории рассказывает один из его авторов, к.и.н. Кирилл Александров (Часть 1) Слушать (22 мин.)

«Две России ХХ века. 1917-1993». О новом учебнике отечественной истории рассказывает один из его авторов, к.и.н. Кирилл Александров (Часть 1)

Историк Кирилл Александров, соавтор учебника по истории Советского Союза, вышедшего в 2008 году под названием «Две России XX века. 1917-1993», рассказывает об истории появления этой книги, о Борисе Пушкарёве, решившем продолжить этой книгой дело своего отца, знаменитого русского историка Сергея Пушкарёва, написавшего в эмиграции один из лучших учебников по истории России до 1917 года.

«Две России ХХ века. 1917-1993». О новом учебнике отечественной истории рассказывает один из его авторов, к.и.н. Кирилл Александров (Часть 2) Слушать (25 мин.)

«Две России ХХ века. 1917-1993». О новом учебнике отечественной истории рассказывает один из его авторов, к.и.н. Кирилл Александров (Часть 2)

Историк Кирилл Александров, соавтор учебника по истории Советского Союза, вышедшего в 2008 году под названием «Две России XX века. 1917-1993», рассказывает об истории появления этой книги, о Борисе Пушкарёве, решившем продолжить этой книгой дело своего отца, знаменитого русского историка Сергея Пушкарёва, написавшего в эмиграции один из лучших учебников по истории России до 1917 года.

Крестьянское сословие в предреволюционной России (передача 1) Слушать (46 мин.)

Крестьянское сословие в предреволюционной России (передача 1)

Очередной «Урок истории» посвящен сословию, составлявшему подавляющее количественное большинство российского общества, тому сословию, заложниками всех свойств, проблем и трагедий которого оказались и это общество, и вся российская история. О российском крестьянстве рассказывают профессор-протоиерей Георгий Митрофанов, кандидат исторических наук Кирилл Александров. Ведет беседу протоиерей Александр Степанов.

Крестьянское сословие в предреволюционной России (передача 2) Слушать (47 мин.)

Крестьянское сословие в предреволюционной России (передача 2)

Очередной «Урок истории» посвящен сословию, составлявшему подавляющее количественное большинство российского общества, тому сословию, заложниками всех свойств, проблем и трагедий которого оказались и это общество, и вся российская история. О российском крестьянстве рассказывают профессор-протоиерей Георгий Митрофанов, кандидат исторических наук Кирилл Александров. Ведет беседу протоиерей Александр Степанов.

Крестьянское сословие в предреволюционной России (передача 3) Слушать (46 мин.)

Крестьянское сословие в предреволюционной России (передача 3)

Очередной «Урок истории» посвящен сословию, составлявшему подавляющее количественное большинство российского общества, тому сословию, заложниками всех свойств, проблем и трагедий которого оказались и это общество, и вся российская история. О российском крестьянстве рассказывают профессор-протоиерей Георгий Митрофанов, кандидат исторических наук Кирилл Александров. Ведет беседу протоиерей Александр Степанов.

Крестьянское сословие в предреволюционной России (передача 4) Слушать (49 мин.)

Крестьянское сословие в предреволюционной России (передача 4)

Очередной «Урок истории» посвящен сословию, составлявшему подавляющее количественное большинство российского общества, тому сословию, заложниками всех свойств, проблем и трагедий которого оказались и это общество, и вся российская история. О российском крестьянстве рассказывают профессор-протоиерей Георгий Митрофанов, кандидат исторических наук Кирилл Александров. Ведет беседу протоиерей Александр Степанов.

Две катынские катастрофы – 1940 и 2010 года. Слушать (42 мин.) Читать

Две катынские катастрофы – 1940 и 2010 года.

О духовном смысле страшных уроков истории размышляет протоиерей Георгий Митрофанов.

«Россия. Век ХХ»: Марина Александровна Митрофанова: История страны через историю семьи (часть 2) Читать

«Россия. Век ХХ»: Марина Александровна Митрофанова: История страны через историю семьи (часть 2)

«…Прадедушки, прапрадедушки, прабабушки, прапрабабушки и все, что с ними связано: какие-то семейные предания, смешные или ужасные истории и какие-то личные переживания – это все озвучивалось, передавалось. У меня такое ощущение, что я выросла среди теней, но теней живых. Я очень хорошо с детства ощущала, что у Бога все живы. Это мне помогло без особых сложностей воспринимать сначала историю своей семьи, а потом вырастали истории других семей, потом история края…» У Марины Александровны Митрофановой, супруги протоиерея Георгия Митрофанова, особое отношение к истории – и своей семьи, и своей страны…

«Россия. Век ХХ»: Марина Александровна Митрофанова: История страны через историю семьи (часть 1) Читать

«Россия. Век ХХ»: Марина Александровна Митрофанова: История страны через историю семьи (часть 1)

«…Прадедушки, прапрадедушки, прабабушки, прапрабабушки и все, что с ними связано: какие-то семейные предания, смешные или ужасные истории и какие-то личные переживания – это все озвучивалось, передавалось. У меня такое ощущение, что я выросла среди теней, но теней живых. Я очень хорошо с детства ощущала, что у Бога все живы. Это мне помогло без особых сложностей воспринимать сначала историю своей семьи, а потом вырастали истории других семей, потом история края…» У Марины Александровны Митрофановой, супруги протоиерея Георгия Митрофанова, особое отношение к истории – и своей семьи, и своей страны…

Читайте также:

…сегодня мы видим, что государство в этой ситуации избрало как бы из всей нашей огромной тысячелетней истории практически одно событие, вот если мы по нашим праздникам посмотрим – праздники, которые посвящены исторической нашей памяти, что мы видим – вот практически День Победы, единственный праздник 9 мая. Достаточно ли 9 мая для того, чтобы сформировать вообще представление, что мы за народ? Как будто бы до 1945 года вообще не существовало великой России…

 

…однажды уговорила меня мать поехать 9 мая на Пискаревку. Кто куда ездит на могилку к маме, для нее могилка мамина – это траншея 1942 года на Пискаревке. Я поехал, холодный такой был день, солнечный, ветреный и холодный. Это был конец 70-х, что ли, сейчас не припомню. Музыка играет, толпа идет. Более или менее обстановка праздничная. Выходной день. Подходим мы к траншее 1942 года, мать на скамеечку садится, деревце рядом одно стоит без листьев. Мать плачет, конечно. 23 февраля ее мать в 1942 году погибла, а 16 марта дочка годовалая, которая родилась только для того, чтобы умереть. Мать плачет, и рядом за это деревце держится человек, видимо, маминого возраста, может быть, чуть постарше, и дерево трясется, трясется так ужасно, оттого что он за него держится и рыдает. Мне стало, конечно, тяжело на это смотреть и стоять рядом, я решил обойти, пока они побудут тут. Обхожу траншею, а на той стороне две тетеньки сидят на краешке этой траншеи, у них пикник, они немножко выпивают, закусывают, кости рыбные кидают тут же. Вот, думаю, картина, хоть сейчас кино снимай. Такой контраст.

 

 

 

 

Наверх

Рейтинг@Mail.ru