«Я не знаю, где похоронен дедушка»

Программа Елены Абламской

«Служение»

Гость: Анатолий Игоревич Воронцов, правнук священника Федора Окунева

Тема: история рода Окуневых, передача 2

Эфир: 14 марта 2025 г.

АУДИО

 

Протоиерей Федор Окунев был последним настоятелем подворья Леушинского монастыря (во имя Иоанна Богослова) и последним настоятелем церкви Рождества Христова на Песках. Расстрелян 15 февраля 1938 года по так называемому Списку польских шпионов № 53 (в предписании на расстрел он – 44-й из 100 «шпионов»). На территории Левашовского мемориального кладбища был установлен памятный крест к 65-летию мученической кончины отца Федора Окунева.

 

Анатолий Воронцов:

Архивы КГБ открыли – это было начало 90-х, был момент, когда сказали: «Ради Бога, если хотите – приходите, ищите». Я получал специальный пропуск, приходил в эти архивы. Я три дня провёл в этих архивах и чуть с ума не сошёл, потому что это фотографии избитых, замученных, несчастных священников. И я не нашёл, представляете, ничего. А Юра Петров нашёл.

 

Елена Абламская:

Архивариус храма Иоанна Богослова.

 

Анатолий Воронцов:

Георгий Петров. Я думал, что Юрий – историк или какой-то библиограф. Он физик, причём занимается оптоволокном. Но это какой-то дар Божий, ему везёт, он находит такие вещи! Вот он мне тут передал годы рождения, как звали всех моих Окуневых, когда первый Окунев стал Окуневым, до этого ещё как их звали – такая машина времени в прошлое. Он всё это нашёл в церковных книгах. Основные все подробности я узнал от него. Он хранитель всей этой информации, он знает про мою родню больше, чем я.

 

Елена Абламская:

Выяснилось, что отец Федор Окунев был расстрелян 15 января…

 

 

Анатолий Воронцов:

Их расстреливали в тюрьме НКВД на Шпалерной. Их там расстреливали, грузили тела в грузовик и везли в Левашово, где уже в эту ночь был готов очередной ров, куда сбрасывали всех. И там сейчас лежит 46-48 тысяч вот таких убитых, неповинно убитых наших россиян. Это было «соцсоревнование» в НКВД, они соревновались, кто убьёт больше, обнаружит и ликвидирует больше врагов народа. Поэтому они вели очень тщательные записи. И вот по этой записи удалось найти точное место – там таблички стояли: участок такой-то, участок такой-то. И вот это был участок, где всех, кого вместе с отцом Федором расстреляли, там их и закопали.

Знаете, тоже интересно, рядом с Никольским храмом я обнаружил заброшенную могилу, прямо при входе…

 

Елена Абламская:

У себя в Ястребино?

 

Анатолий Воронцов:

Да. И мне сказали, что здесь похоронен священник. И я нашел крест, очень красивый, чугунный, который валялся на этом месте, я его откопал. И я привел в порядок эту могилу. … И я когда это всё делал, я думал: я не знаю, где похоронен мой дедушка. Я сделаю это, и, может быть, кто-то также позаботится о его могиле.

Кстати, в установке памятного креста на Левашовском мемориальном кладбище участвовал Кирилл Лавров. Кирилла Лаврова отец Федор крестил.

 

Елена Абламская:

Потому что он жил в соседнем доме, напротив.

 

Анатолий Воронцов:

И оказалось, что моя бабушка, Елена Владимировна Леонтьева, была очень дружна с его мамой. И он заходил к нам в гости, когда уже стал актером. Бабушка была режиссером.

…

Я до сих пор не могу понять, кем мне приходится игумения Таисия. Я нашел, что я – ее «правнучатый племянник». Она – моей прапрабабушки сестра. … Есть фотография – венчаются прадедушка с прабабушкой, и их сфотографировали с иконой, копией Тихвинской Богоматери, игумения Таисия освятила ее в Тихвинской обители, и это была наша семейная икона.

 

Елена Абламская:

Она, кажется, даже надписала ее.

 

Анатолий Воронцов:

Да, она подарила ее своей матери, Пушкиной-Солоповой, потом она перешла в семью моей прапрабабушки Клавдии, их благословляли с мужем, тоже священником, Миловским, этой иконой. А потом отца Федора с матушкой Надеждой тоже благословляли этой иконой.

…

 

Елена Абламская:

Ваша мама и ее братья – как они жили в советские времена, во времена гонений? Как они сохраняли веру? Что вы об этом знаете?

 

Анатолий Воронцов:

Мама была одним ребенком. А у дедушки были братья – это Федор, Серафим и Николай… Никаких гонений как-то не пережили. Они не афишировали, конечно. Они веру в себе несли всю жизнь. Моя мама часто ходила в храм, и меня водила. Но вот такого «воцерковления» у нас, конечно, не было. Потому что дедушка во время войны сделал карьеру, он был военным летчиком, после этого он получил высшее образование, стал депутатом, фактически «замминистра» хлебопекарной промышленности всего Северо-Запада. Он был большой начальник, но он очень тепло вспоминал про своего отца, мне много рассказывал, но это были какие-то веселые истории, которые происходили в их семье… Дедушка показывал мне фотографии своего отца – он там в облачении, священник… Но от дедушки я никогда не слышал, что его отца расстреляли. Меня вообще воспитывала прабабушка, она была родственницей графа Строганова, его любимой внучкой, Софья Александровна Калинина. Я спрашивал ее: «Бабушка, вот у тебя висят дома две иконки, и ты молишься. А почему ты в храм не ходишь?» Она говорила: «Толенька, понимаешь, такие священники, как наш отец Федор, они расстреляны или погибли в лагерях. А те, кто перешел на службу к большевикам и служат в «красной Церкви» – я им не верю, это предатели». Вот у нее была такая точка зрения. Она была человеком образованным, знала несколько языков, много путешествовала. Вся наша семья – блокадники, они тут в блокаду выживали, потом деду удалось через Дорогу жизни по льду их вывезти ночью, уже совершенно умирающих… И спаслись они чудом после всего этого – в Синозерской пустыни, а это было то место, для которого очень много сделала игумения Таисия. … Они поселились в сторожке у церкви, с окнами на храм, построенный на пожертвования игумении Таисии.

 

Елена Абламская:

Я знаю, что у вас тесная связь с вашим прадедом, отцом Федором Окуневым. Вы даже написали стихотворение, которое посвятили ему. Вы можете прочитать?

 

Анатолий Воронцов:

Моя бабушка Нина Васильевна Лермонтова – она была профессиональной поэтессой. Папа мой писал стихи. И вся моя жизнь как-то связана со стихами. Другая моя бабушка была известным режиссером, она подготовила многих знаменитых советских актеров. И поэтому стихи меня окружали всегда и везде.

И вот – первый раз надо было ехать на этот Левашовский «расстрельный полигон» (расстрельный могильник). Когда я туда пришел – у меня было ощущение, что я в храме. Потому что это огромные деревья, выросшие на костях. … Это лес… И на этих деревьях висят портреты людей… И в ночь, когда надо было туда ехать… мне пришла строчка: «до конца, до самого креста, пусть душа останется чиста». Ночью я увидел картину: трех священников вывели на расстрел… это был двор, кирпичные стены… правая рука отца Федора была сломана, и он не мог перекреститься… их поставили к стене, и он левой рукой взял повисшую правую и ею перекрестился…  «Левашовская пустошь»:

 

На страшном этом месте вырос лес.

И кости мучеников корни обнимают.

К деревьям на крови спускаются с Небес

Святые души, что нас всех любя прощают.

 

…

 

Читаем мы расстрельные дела

И видим черный ров и в нем тела, тела…

Скажите мне, друзья, где грань добра и зла?

Полуторка сюда в ночи тела везла.

А наша родина была страной террора, страха.

И здесь лежал мой дедушка, и вся в крови рубаха.

 

…

 

Но из небытия, из этой страшной бездны

Они взывают к нам, чтоб помнили мы их.

Им посвящаю я сегодня этот стих.

Уроки горькие бывают так полезны.

 

Опять хотят глупцы вождя из стали,

Чтобы холопами опять при нем мы стали.

Неужто вы от крови не устали,

И вновь из гроба выйдет к нам товарищ Сталин?

 

Сегодня здесь, на этом скорбном месте

Не призываем никого мы к мести.

Но требуем мы списки палачей,

Доносчиков, садистов, сволочей,

Что погубили миллионы россиян.

А если списков нет, то есть в стране изъян.

 

…

 

И в этот раз, когда мы с вами встретились на Троицкой площади, было двое – вот как раз чьи предки не были расстреляны, а были те, кто допрашивал… Вот два человека нашли в себе мужество…

 

Полностью слушайте в АУДИО.

 

См. также: