6+

Тринитарная истина любви. Незнакомая знакомая теоэстетика

Программа Марины Лобановой

«Книжное обозрение»

Тема: книга Олега Давыдова «Откровение Любви. Тринитарная истина бытия» (ББИ , 2020 г.)

В программе принимает участие преподаватель Института богословия и философии Константин Андреевич Махлак

Эфир 23 и 30 августа 2020 г.

АУДИО

Часть 1



Часть 2


Константин Андреевич Махлак:

В чем-то книга, действительно, посвящена троической проблематике, но в несколько необычном для нашего читателя варианте. Хотя, впрочем, мы, в наших «Книжных обозрениях» подобные темы и подобные книги уже отмечали, это книги, например, книги Иоанна Зизиуласа, и сходных авторов — сходных по подходу, в частности, был разговор небольшой о книгах Дэвида Бентли Харта, также мы говорили о Джоне Пантелеймоне Мануссакисе, тоже современном православном богослове, и его книге «Бог после метафизики». Книга Давыдова находится в фарватере точно двух этих авторов, и вообще тут уже существует целая традиция, которая идет от Ганса Урса фон Бальтазара, которому приписывается, во всяком случае, такое новое направление в богословии как теоэстетика.

Оно, впрочем, нам хорошо известно. Хотя и не под этим наименованием. Многие, наверное, наши слушатели, читали труды и Аверинцева, и Бычкова по византийской эстетике, вообще вот эта тема эстетического и эстетики была некоторой отдушиной, куда особенно не распространялся идеологический диктат, господствовавший у нас в гуманитарном и философском знании. И там могли существовать темы, близкие к богословию. Там могло, например, существовать рассуждение об иконописи, о значимости иконы, и некоторые другие богословские сюжеты, связанные с иконой, с церковным зодчеством и так далее. Близкая тематика развивалась и Дмитрием Сергеевичем Лихачевым, связанная с древнерусской культурой — архитектурой, книжностью. Все это имело характер теоэстетический — скрыто теоэстетический, криптотеоэстетический.

То есть это, по-настоящему, знакомая нам тема. Может быть, некоторые имена здесь для нас в новинку (учитывая, что это тоже все наши современники), но сама идея того, что бытие или Бог может являться как прекрасное, как красота, вот эта идея нам близка и понятна. Здесь, в принципе, мы на своей родной почве, потому что, как в прошлый раз мы говорили, начиная с послов князя Владимира и кончая позднесоветскими временами, когда начиная религиозную жизнь наши соотечественники вырезали из журнала «Огонек» иконы, которые там начали публиковать, и приклеивали их на фанерку, и это был первый религиозный опыт. С одной стороны, это был первый религиозный опыт, с другой стороны, он был одновременно и первым эстетическим опытом. Такое сочетание существовало и одно утверждало другое. Через прекрасное открывался путь к истине, путь к Богу, путь к молитв.

Этот опыт, может, потом, за многими другими событиями и забылся, забыт нами, но в чем-то он был очень подлинным, он был очень сильным. В том, что мы можем и должны к нему вернуться, есть своя правда, своя логика, свой смысл.

Давыдов нам возвращает этот опыт, но как бы на совершенно другом уровне. На уровне интеллектуальном пытается его возобновить, показывая, что Бог открывается в красоте. Бог открывается не только в понятийной сфере. Сфере представлений, сфере утверждений — догматического или канонического плана. Но Он открывается как некоторый универсальный опыт, который автором книги обозначается как риторика.
Здесь, может быть, несколько нетрадиционное использование этого понятия, потому что мы под риторикой подразумеваем, как правило, нечто легковесное: вот, это риторика, то есть не проникновение в суть вещей, а нахождение где-то в поверхностном слое явлений, событий и так далее. Такая как бы внешняя красота, которая, как известно, всегда обманчива.

Здесь — совсем иная интерпретация.

Риторика — это такая обращенность, это диалог, такая беседа, которая предполагает многообразие смыслов, многообразие открывающихся возможностей. Это также можно охарактеризовать, например, как щедрость, как дар. Вот эти категории — щедрость, дар, а есть еще такая категория — событие, она очень популярна в современной философии, в современной теологии, богословие события часто связывают с именем митрополита Антония Сурожского: событие, встреча. То есть это такой некоторый новый способ понимания ну вроде бы уже совершенно устоявшихся и определенных сторон духовного опыта, который представляет христианская традиция.

Что предполагает встреча? Что, во-первых, есть кому встречаться. Есть кто-то. И это очень важно. Это не в укор, но в основном в какой парадигме наш духовный опыт развивается? Одностороннего, авторитетного, вместе с тем и авторитарного утверждения. Вот, кто-то что-то сказал когда-то — это надо исполнить, это надо воспроизвести, этому надо соответствовать. И вот мы движемся в таком потоке. Как один немецкий философ сказал, взяв термин из крестьянского хозяйства: постав. Постав, кто не знает — это такое углубление в жернове, куда кладется зерно, жернова движутся и зерно перемалывается — вот это постав. Вот и мы тоже в этот постав попадаем и перемалываемся в муку — в то должное, что этим сообществом принимается.

То есть все это делает невозможным встречу. Потому что и мы сами не можем ни с кем встретиться, и с нами не может никто встретиться. Почему? Потому что мы находимся в ситуации одномерности, где другой не представляет из себя другого, а представляет из себя часть общей картины, часть ландшафта, как и мы сами.

С точки зрения и Давыдова, и, например, такого автора, который много говорит о богословии митрополита Антония Сурожского, Александра Филоненко, тоже мыслителя близкого к Давыдову, богословие встречи, богословие гостеприимства — это все очень важные вещи, встреча как возможность конституировать «я», конституировать человеческую личность, причем, не саму по себе, в какой-то оторванности от мира и от других, а именно во взаимодействии, в общении с другим.

То есть вот эти все темы достаточно широко представлены в современном богословии. Об этом же говорит и митрополит Иоанн Зизиулас. Давыдов представляет продолжение этого разговора, на несколько другом уровне, с привлечением новых авторов, тем и возможностей.

Соответственно, вот эта встреча, которая предполагает, что встречающиеся обмениваются дарами. Тот, кто мне встречается, дает мне себя в дар, а я даю себя в дар ему.

И внутри этого взаимодарения обнаруживается, например, тема любви. Потому что такой обмен дарами возможен только как любовь. Тема, например, гостеприимства, потому что здесь важно — открытость в приглашении, то есть важно пригласить. Когда мы кого-то приглашаем, мы создаем условия для этой встречи. Здесь библейские такие категории — можно вспомнить гостеприимство Авраама. Которое тоже связано с триадологией в традиционном православном толковании.

Собственно, эта модель встречи, любви, гостеприимства у таких авторов как Давыдов, как Филоненко, она вся восходит к образу Троицы.

Потому что Бог Троица — это изначальный образ всех этих мотивов: и образ встречи, и образ взаимоодаривания как совершенной любви, которая возможна лишь как встреча, как принятие другого.

Как можно классифицировать богословов? Есть богословы-исследователи, которые по-настоящему являются филологами, историками богословия, историками философии, это их компетенция — без знания языков невозможно изучать тексты, без знания философии и культуры тоже невозможно, потому что это дает понимание контекста. То есть вот — богословы-исследователи, они могут нам дать понять и объяснить, какое было представление о душе у Григория Нисского, они покажут в текстах, как это представление менялось, и так далее. Это исследовательское богословие. То есть про Григория Нисского оно расскажет, а вот приблизить мысль святых отцов к современности и связать с какими-то актуальными для современного человека вещами оно не может и задачу такую перед собой не ставит. Другой тип богословия — это когда богослов не историей богословия занимается, а сам пытается богословствовать. Давыдов — он из тех богословов, кто говорит о Боге для современного человека в современном контексте. Не в контексте четвертого века, а в контексте двадцать первого века. Это так называемое актуальное богословие и оно, конечно, тоже должно быть. Некоторые говорят: «только отцы!»

 

Марина Лобанова:

Тогда возникает вопрос — каким веком ограничиться, как решить — когда уже всё, богословие отцов кончилось? Как тогда богословы себя ограничивают?

 

Константин Андреевич Махлак:

Они ограничивают себя просто своей компетентностью.

Цитата из книги Олега Давыдова:

Упадок богословской эстетики произошел не только по внешним причинам, но и в результате имманентной диалектики самого богословия, для которого красота стала подозрительной и чуждой.

Миссия свидетельства христиан в мире состоит в перманентном, но свободном  и радостном уподоблении Творцу в творчестве, соработничестве в преображении мира, раскрытии его изначальной и эсхатологической красоты, устремленной в бесконечность.

Но и в царстве хаоса, в черном театре дезориентированной воли, в торжестве власти и насилия христиане призваны жить в соответствии с тринитарной истиной бытия.

Полностью слушайте в АУДИО.

«Книжное обозрение» на сайте

«Книжное обозрение» ВКонтакте

Автор Константин Андреевич Махлак на Сервисе скачиваний

 

Наверх

Рейтинг@Mail.ru