«Неделя»: протоиерей Александр Степанов

• Праздник Крещения Господня: купание в проруби на Крещение – это наша церковная традиция?
  
• Презентация книги о. К.Копейкина «Что есть реальность? Размышляя над книгами Эрвина Шредингера»: что является фундаментальным свойством всего бытия?
  
• 23 Международные Рождественские образовательные чтения: как относится Церковь к вопросу «семейного насилия»? Какие новые православные радиостанции появились в эфире?
  
• Издание двадцатипятитомного собрания сочинений отца Александра Меня: возможна ли его канонизация, как священномученика?

Темы новостей недели комментирует протоиерей Александр Степанов, главный редактор радио «Град Петров»

В программе «Неделя» события прошедшей седмицы обсуждают Александр Крупинин и главный редактор радио «Град Петров», настоятель храма во имя святой Анастасии Узорешительницы, протоиерей Александр Степанов.

Прямой эфир: 25 января 2015 г.                               АУДИО

Александр Крупинин: Начнем с праздника Крещения Господня. У Иоанновского равелина Петропавловской крепости была освящена вода и правящий архиерей вошел в Иордань и бывшие с ним священники. Как бы Вы это прокомментировали, отец Александр?

Протоиерей Александр Степанов: Это первый архиерей, насколько мне известно, который совершил купание (я никогда не слышал, чтобы архиереи сами погружались в воды). Есть некоторое заблуждение у людей не слишком церковных или вовсе нецерковных, что такое купание – это что-то очень традиционное, очень важное, и что сегодня возрождается какая-то традиция. Никакой традиции нет, и не было никогда.

Купание в проруби или просто в водах в этот день не имеет никакого церковного значения, абсолютно не было такой традиции у нас в России. Это абсолютно новое явление, своеобразный тип экстрима. В качестве дополнительного аргумента я прочту выдержку из «Настольной книги священнослужителя» протоиерея Сергия Булгакова. Это дореволюционная четырехтомная книга, в которой содержится все, что должен знать пастырь, некоторый компендиум всего церковного опыта и разнообразных практических сторон церковной жизни: «В некоторых местах существует обычай в этот день купаться в реках.

Купаются, в особенности, те, которые на святках переряживались, гадали и прочее, суеверно приписывая этому купанию очистительную силу от этих грехов. Такой обычай нельзя оправдать желанием подражать примеру погружения в воде Спасителя, а также примеру Палестинских богомольцев, купающихся в реке Иордане во всякое время. На Востоке для богомольцев это безопасно, потому что там нет такого холода и таких морозов, как у нас. В пользу такого обычая не может говорить и верование в целебную и очистительную силу воды, Освященной Церковью в самый день Крещения Спасителя, потому что купаться зимой – значит требовать от Бога чуда или же совершенно пренебрегать своей жизнью и здоровьем.

Само собой разумеется, что подобные описанным обычаи, как нарушающие святость совершаемого торжества, и противоречащие духу истинного христианства, не могут быть терпимы и должны быть уничтожены». Вот в 1913 году все наше священноначалие разделяли примерно такую точку зрения, потому что это книга была в семинарии, по ней учились все священники. Сегодня у нас поменялась вся эта картина. Народу нравится, Церковь идет навстречу пожеланиям трудящихся.

Ничего специально плохого в этом нет: ну, такая забава, лихая. Кому нравится – можно. Некоторые мои прихожане тоже ходят окунаться, я никогда не возражаю. Слава Богу, мои прихожане хорошо понимают, что это не более, чем какой-то забавный обычай и некоторое ободрение своего физического состояния.

Александр Крупинин: Прошла презентация книги отца Кирилла Копейкина «Что есть реальность. Размышляя над произведениями Эрвина Шредингера». Отец Александр, Вы же тоже физик по первому образованию. Читали Шредингера?

Протоиерей Александр Степанов:  Действительно, физика ХХ века сделала колоссальный рывок в познании окружающего мира, и было такое мощное желание этим инструментарием, который возник при исследовании микромира и который открыл совершенно новую реальность – приложить его более широко, и к человеку, в том числе.

Биология и генетика развились под влиянием этого мощного импульса, который дала физика, ее достижения. Возникали и философские попытки осмысления окружающего мира и человека. Многие физики, такие, как Шредингер, Эйнштейн размышляли в таком философском направлении. Было открыто, что мир, даже не связанный непосредственно с человеком, оказался не таким простым и детерминированным, как это казалось в ХУ111- Х1Х веках, в эпоху Просвещения.

Стало понятно, что если опуститься в микромир, то там детерминизм уже отнюдь не такой, нет жесткой причинно-следственной связи. А поскольку весь мир основан на микромире, то эта некоторая неопределенность оказывается таким фундаментальным свойством всего бытия. И ученые размышляли над тем, что свобода человека похожа на это. То, что происходит в человеке, ближе к микромиру, чем то, что мы наблюдаем в макромире.

Мысль в этом направлении продолжает развиваться и, вероятно, отец Кирилл тоже мыслит в этом же направлении. Я не согласен с отцом Кириллом, что мысль – это «психическое» Творца, мысль странная.

Александр Крупинин: Отец Кирилл говорит, что человеку даны две книги: Священное Писание и Мир для постижения Бога. Обе книги созданы Богом, и Бог выступает не как ремесленник, а как Творец, как поэт.

Протоиерей Александр Степанов:  Если речь идет, что это есть творение Бога, Его творческий акт, то тут все понятно. Но когда мы говорим о «психическом» — психическое человека – это имманентное мне. А если мы говорим, что мир – это «психическое» Бога, то это значит, что мир имманентен Богу, он причастен Божественной жизни, Божественной природе, что, конечно, не так. Я не думаю, что концепция именно такова, ибо она отдает пантеизмом: что мир – это какое-то продолжение Божества, или часть, сторона Божества. Мир – это творение Бога, в этом мире отражены, какие-то свойства Бога (также как в картине видны мысли, переживания художника), но мы очень хорошо отличаем самого художника от его картины. Мир – это нечто вне положенное Божеству.

Александр Крупинин: Вы же, отец Александр, на этой неделе были в Москве, где проходят 23-е Международные Рождественские образовательные чтения. В чем Вы принимали участие?

Протоиерей Александр Степанов:  Я ездил только на то мероприятие, которое для меня представляло непосредственный интерес: там был «круглый стол» по церковной радиожурналистике. В этом «круглом столе» принимало участие около 20-25 человек. В президиуме сидело 5 человек, представлявших уже существующие радиостанции: там был Е.К.Никифоров (радио «Радонеж»), был отец И. Пчелинцев (радио Нижегородской епархии «Образ»), затем было радио Воронежской епархии, и наиболее динамично развивающаяся станция «радио Вера».

Это радио открылось в Москве, они сумели приобрести FM за очень большие деньги, этим радио занимается наш бывший сотрудник Денис Маханько и там наши программы тоже звучат. Они меня пригласили на одну из своих программ, и сейчас я опять еду в Москву и запишусь в часовой программе. Все радиостанции очень разные, у каждой своя концепция, нет двух похожих станций, но в основном, эфир занят музыкальными передачами с небольшими вкраплениями текстов по православной тематике. Мы рассказали о том, что мы делаем, обсудили формы сотрудничества с другими радиостанциями.

В храме Христа Спасителя а рамках «Рождественских чтений» одновременно шли «круглые столы» по очень широкому кругу вопросов, заседали в других залах и на многих других площадках. Я посетил еще один «круглый стол» в Отделе Внешних Церковных связей – по диаконии и социальному служению, в котором тоже принял участие.

Вопрос шел о семейном насилии. Сегодня у нас в стране 14 тысяч женщин в год убиваются в семье своими мужьями и 3 тысячи мужей убиваются своими женами. Семейное насилие в 99% случаев – это насилие мужчины над женщиной и над детьми.

С этим, в общем-то, что-то надо делать. Можно воспитывать, можно говорить проповеди в храме, но те, кто ходит в храм, наверное, не убивает своих жен и детей поленом или кочергой. Оказывается, что единственный способ – это как-то влезать в семью. Здесь возникает самая главная проблема. Церковь, в лице отца Димитрия Смирнова и многих других людей отстаивает идею, вполне архаическую, что семья – это абсолютно замкнутый мир.

Это мир, в который не должны влезать никакие государственные службы, общественные организации – никто. Если нарушен закон – тут приходят правоохранительные органы, в законе все прописано. Но количество таких преступлений огромно, и нужно заниматься какой-то профилактикой: какие-то психологи, социальные работники должны беседовать, работать с этой семьей. Но они должны тогда получить право влезть в эту семью. Насколько это хорошо, насколько это способствует сохранению семьи, ее органичной жизни?

Это та же проблема, что и с ювенальной юстицией: насилие по отношению к детям, сексуальное насилие, плохое обращение, убийство. И вот проблема: что хуже? Оставить так, как есть – семья будет сама разбираться, и кто выжил, тот выжил? Или дать возможность каким-то внешним людям (непонятно каким, какой квалификации эти социальные работники, и что это за психологи, которых у нас сейчас пруд пруди) влезать в семьи с пропуском, которым закон даст им это право. Это разрушение частной жизни, семья – очень тонкий организм. Если в него влезть неумело, то можно многое разрушить, можно еще и хуже сделать. Здесь идет полемика. Начали с терминов, и определили, что есть такое явление, как «семейное насилие».

Председатель комиссии по семье, отец Димитрий Смирнов стоит на страже семьи, как крепости. И Церковь стоит на страже этих ценностей. Другой вопрос – насколько прямое эти ценности имеют отношение к христианству? Это ценности, скорее, архаичные: они в мусульманской семье, в буддийской и прочих.

Семья – это институт замкнутый, где строится совершенно особый род отношений, который не воспроизводятся нигде. В Церкви церковная община – это отчасти расширенная семья, а семья – это малая Церковь. Но если в этой «малой Церкви» происходит систематическое избиение женщины, когда дети все это видят и часто сами являются объектами насилия – это страшно, и ничего похожего на «малую Церковь».

Вопрос сложный, это и обсуждается сейчас. Хорошо было бы, ели бы эти социальные работники и психологи были добросовестны и профессиональны, чтобы ими двигала любовь. Но где они? А проще, конечно, изъять из неблагополучной семьи ребенка. В этом главная проблема.

Вопрос слушателя: Огромное спасибо, отец Александр, за Ваше радио, лучше него все равно нет. А вопрос об отце Александре Мене: что Вы думаете об издании его сочинений? И это мученик, который достоин канонизации.

Протоиерей Александр Степанов:  Жизнь отца Александра – это подвиг. Он был пламенным миссионером, очень талантливым церковным писателем, и очень многие люди в 70-80-е годы пришли в Церковь благодаря ему, и прежде всего интеллигенция. Священникам тогда очень ограниченно дозволялось выступать, даже в проповедях (они обязаны были все писать, сдавать кому-то на проверку).

Впечатление у людей, которые в 70-80-годы посещали храмы, было такое, что большинство священников косноязычны и говорят на каком-то полупонятном языке. Конечно, это все было сделано руками соответствующих органов, чтобы интеллигенция не интересовалась Церковью. И вот вдруг возникает такой человек, замечательно образованный, эрудированный, талантливый, хорошо говорящий, пламенно верующий, при этом настоящий пастырь.

Конечно, к нему обращается огромное количество людей и через личное общение и через его книги. Конечно, это подвиг. И смерть его – странная, так до конца и не выясненная. Совершенно не исключено, что может вполне быть когда-то и канонизация. Для этого нужна какая-то несколько более спокойная обстановка в Церкви. Она уже стала более спокойной, потому что в 90-е годы еще всякие книжечки были, что он еретик или что-то в этом роде – это было очень широко распространено.

Сейчас уже гораздо более спокойное отношение к его книгам, писаниям: люди начинают различать литературу собственно богословскую и литературу миссионерскую. Ситуация двигается постепенно к тому, что это уже не кажется совсем невозможным. То, что будет пятнадцатитомное собрание – это, конечно, хорошо и достойно, потому что человек действительно оставил большое наследие. Другое дело, что миссионерская литература не очень долговечна, она всегда очень привязана ко времени, как кино: фильм сегодняшнего дня воспринимается очень остро, а когда мы его смотрим через 10 лет, он хороший все равно, но это уже памятник.

Глубокие богословские вещи не устаревают (святоотеческие), хотя тоже, конечно, стилистика трудна, взгляды на мир тоже могут устаревать. Священное Писание – не устаревает.

 Текст: Надежда Лукьянова