Памяти игумении Ольги (Слезкиной)

Памяти игумении Ольги (Слезкиной)

Л.Зотова:
Здравствуйте, дорогие радиослушатели! У микрофона ведущая передачи Людмила Зотова.
В дореволюционном Петербурге, в семье выпускника Училища правоведения Ивана Михайловича Слезкина на свет появилась дочка Аленушка. Фрагмент из воспоминаний Ивана Михайловича: «Когда я вернулся домой со службы в день ожидаемого события, Екатерина Федоровна на пороге поздравила меня с прибытием Елены Ивановны. Маленькая Аленушка была с черными волосами, чудная толстая девочка. Это было 16 октября 1915 года. Уже в середине декабря мы переехали на Невский проспект, дом 140».
Вот так, отсюда начался жизненный путь Елены Ивановны Слезкиной, ставшей впоследствии игуменией Покровского монастыря в Бюсси-ан-От во Франции, игуменией Ольгой. Сегодня мы уже можем говорить о полном ее земном пути, о земном пути в целом, так как он завершился, совсем недавно – 3 ноября 2013 года. И эту передачу мы не будем посвящать рассказу о жизни матушки Ольги, есть книги, из которых мы можем об этом узнать достаточно подробно. А в этой передаче мы попробуем поговорить о личных встречах с матушкой, о ее влиянии на судьбы людей и ее роли, пусть не совсем заметной, в жизни нашего радио, радио «Град Петров».
Если кто-то приезжал в монастырь из Санкт-Петербурга, матушка Ольга почти непременно спрашивала о тех, кого любила какой-то особенной, поистине материнской любовью – «а как там отец Александр поживает? А что сейчас с Ольгой?» Отец Александр Степанов и Ольга Суровегина были для нее очень близкими и любимыми людьми, о которых она всегда молилась.
О встречах с матушкой Ольгой нам сегодня расскажет сам отец Александр Степанов.
Здравствуйте, отец Александр!

Протоиерей Александр Степанов:
Здравствуйте, Люда!

Л.Зотова:
Итак, отец Александр, мы хотели бы, чтобы Вы поделились с нами сегодня своими впечатлениями от встреч с этим удивительным, прекрасным человеком, жизнь которого началась на нашей земле, а закончилась на земле французской. Ваша первая встреча, где, как и почему она произошла?

Протоиерей Александр Степанов:
Мы познакомились в 1990 году, когда я в первый раз был, собственно, за границей, во Франции и именно в этом месте, в монастыре в Бюсси-ан-От. Мое пребывание там было неслучайным и непраздным. Это был семинар, который устраивали Евгений Евгеньевич и Елена Петровна Поздеевы, и на который была приглашена группа относительно молодых людей из Петербурга и такая же группа из Москвы. Нас было десять человек из Советского Союза, и я был в числе тех, кто туда приехал. Игуменией монастыря тогда была мать Феодосия, а мать Ольга была старшей монахиней. К тому времени она в монастыре была еще относительно не очень долго. Я не помню точно, пять или десять лет, но в монашестве она была уже около сорока лет, если не больше.
Она приняла монашество в миру, она была секретарем владыки Мефодия во Франции и занималась очень много издательской деятельностью, в этом она больше всего ему помогала. Они издавали замечательный журнал «Вечное», который какое-то время пользовался популярностью и очень большим спросом здесь у нас. Это начало 90-х годов. Это были совсем маленькие сборнички, выходившие ежемесячно, и в них были, как во всяком журнале, разные материалы. Было что-то всегда связанное с церковным календарем, были какие-то духовные беседы, наставления и так далее. Тогда вообще было мало духовных книг, но даже на фоне гораздо большего числа и духовных книг, и изданий эти журнальчики «Вечное», конечно, выделялись своим безукоризненным подбором материалов, которые были там собраны. Каждый выпуск был сделан с большой любовью, с большим знанием, с большим духовным тактом, я бы сказал. Мы возили их тогда рюкзаками сюда, в Россию; здесь раздавали. И у нас собралась довольно полная коллекция этих сборников. Издавались они где-то с конца 40-х годов, по-моему, с 1948-49 года и до 80-х годов, я думаю. Потом они стали издавать такие альманахи, сборники тематические, часто собирая материалы, которые были в разных журналах, по какой-то теме. Например, об Игнатии Брянчанинова был целый толстый сборник; о патриархе Тихоне и о других. Я так понимаю, что матушка Ольга прежде всего занималась этим, очень много уделяла этому времени и сил, еще будучи монахиней в миру.
Как получилось ее монашество в миру? Как она рассказывала, у нее была мама, которая очень тяжело заболела. И уже в виду скорой кончины мамы – а будущая мать Ольга, конечно, будучи секретарем владыки, мечтала о монашестве и, конечно, монастырь в Бюсси, который тогда, в довоенное время, был еще не в Бюсси, но Покровский монастырь уже существовал, несколько монахинь было; и мать Ольга всей душой хотела бы к ним присоединиться, но из-за мамы не могла. И вот, когда мама уже тяжело заболела, она приняла постриг, имея в виду, что она проводит маму в последний путь и водворится в монастыре. А мама поправилась после этого и прожила еще долгую жизнь. Поэтому мать Ольга была вынуждена находиться при ней, продолжая свою работу и помощь, которую она оказывала владыке Мефодию. Таким образом, только после смерти матери, она оставила мир и поселилась в монастыре. И поскольку она была уже и по возрасту, и по стажу монашескому старшей, она была несомненной на тот момент преемницей матушки Феодосии. Это все как-то понимали, знали, и это было бесспорно.

Л.Зотова:
Насколько я слышала, она все-таки не хотела быть настоятельницей монастыря и пыталась отказаться от этого…

Протоиерей Александр Степанов:
Да, понятно, что это тяжелый груз, бремя, ответственность, и никто из нас не стремится к тому, чтобы на себя лишее взваливать. Тем более для монаха. Ведь за этим просматривается желание властвовать, командовать, повелевать. И поэтому естественно, что она, как человек скромный, каким она была всегда, уж во всяком случае, не стремилась к этому никаким образом. Но тем не менее всем остальным, повторяю, было совершенно понятно, что если не она, то кто? Была, конечно, мать Елизавета, еще ныне здравствующая, но она по монашескому стажу была намного моложе на тот момент. Она приехала в монастырь и здесь приняла монашество. А мать Ольга уже очень долго была монахиней до того. И ее богословская подготовка и образованность была почти никакая, а мать Ольга все-таки очень уже была серьезно подготовлена. Во всяком случае эта многолетняя издательская деятельность, когда она прочитывала, а она филолог по образованию, очень большое количество духовных текстов, и для себя, конечно, она читала очень много этой литературы. Систематическая работа с этими текстами, конечно, позволила ей очень серьезно как-то богословски «подковаться». И потом, будучи при владыке она, очевидно, часто и в службах как-то участие принимала, читала. Хороша знала, я думаю, устав. В общем, все данные были за то, чтобы именно она была игуменией. И вот матушка Феодосия пожила еще, по-моему, года два; она была очень преклонных лет, и здоровье было уже слабенькое, когда мы с ней познакомились. Тем не менее она очень живо всем интересовалась.
Вообще, они были разные и по характеру. Матушка Феодосия политическими событиями интересовалась, слушала радио, читала газеты, всегда с приезжими все обсуждала, что нового. И всегда Россия, конечно, была всегда в центре внимания у них у всех. И она, конечно, интересовалась не политикой ради политики, а Россия ее волновала – как Россия, что в России происходит. Матушка Ольга в этом смысле была более сдержанной. Конечно, ее всегда очень живо интересовала Россия, и особенно жизнь Церкви, это понятно, но все-таки вот так, чтобы постоянно слушать радио и читать газеты – по-моему, это в меньшей степени было ей свойственно, менее ее интересовало.Духовная жизнь, духовные вопросы – вот это то, чем она, действительно, жила полностью.
Тогда мы познакомились, мы виделись в монастыре – мы там жили довольно долгое время. Потом я приезжал туда – почти уже 25 лет с того времени прошло – почти каждый год.

Л.Зотова:
Еще не будучи священником?

Протоиерей Александр Степанов:
Да, 1990-91-й годы. В 1992 я стал священником. Но эти годы я приезжал и у Поздеевых даже жил подолгу – месяц, скажем. Другие разы это было по один-два дня, короткие были визиты. Но бывали годы, что и по два, и по три раза я приезжал, когда какие-то были события – например, освящение нового храма, какая-то конференция, какие-то еще встречи по благотворительности, по социальной работе, которой я занимался. Одним словом, много было разных контактов, и, в общем, в каждый приезд я старался в монастырь все-таки заглянуть хотя бы на день-два. Так что, виделись более-менее постоянно.
А первое наше пребывание запомнилось почему-то очень ярко монахиням и матушке Ольге. Они тогда разбирали, я помню, подвал. Эту историю они рассказывали всем, кто были общие знакомые. Они разбирали подвал в доме, где они жили, где были кельи. И это был подвал, где, с одной стороны, был уголь, а, с другой стороны, огромное количество книг. Книг русского издания, классика, изданная уже в эмиграции в основном. И очень много книг, конечно, разных – Солженицын, каких-то книг такого, я бы сказал, антисоветского характера. Там ведь жили разные люди, престарелые люди избирали местом своего последнего прибежища монастырь, и один какой-то жил казак, может быть, даже генерал еще белогвардейский, я уже не помню точно, который тоже страшно всем этим интересовался, и он собрал довольно много книг. И его библиотека, и другие – все это копилось годами. А тут сестры решили делать большой ремонт и разгребать этот подвал. И вот мы с моим другом, отцом Львом будущим, тогда он тоже был еще не отец, мы взялись помогать в этом деле. И мы эти книги оттуда вытаскивали, конечно, с восторгом все это смотрели – ведь можно было брать все, что хочешь, и мы увозили просто рюкзаками, килограмм сорок-пятьдесят каждый. Мы тогда еще на поезде ездили, не на самолете. Понятно, что мы с энтузиазмом занимались этим разбором, но были все в этом угле, чумазые, вылезали из подвала как трубочисты. И это страшно умиляло, и это вошло в историю монастыря – «как отец Лев и отец Александр разгребали наш угольный подвал».

Л.Зотова:
Отец Александр, Вы видели монастырь при матушке Феодосии. Затем матушка Ольга стала игуменией этого монастыря. Монастырь при матушке Ольге – он изменился?

Протоиерей Александр Степанов:
Вы знаете, нет. Я бы сказал, что в основных своих чертах, то, что нам сразу там понравилось, оно не изменилось. Мать Ольга совершенно не революционер была, и слава Богу, конечно. Она очень дорожила тем, что там было создано до нее, и старалась это очень поддержать, сохранить.
Скажем, нас сразу как-то очень удивил и порадовал уклад жизни монастыря. Я помню, они нам рассказывали, как у них все строится. Каждая монахиня имеет обязательно три вида послушания: одно послушание физическое, грубо говоря – это работа по саду, по кухне, уборка, что-то простое, физическое. Затем обязательное послушание в храме: кто-то поет, у кого данные есть, кто-то читает, кто-то за свечками смотрит, кто-то в алтаре, вот как раз старшая монахиня, мать Елизавета была очень долго алтарницей. И третье послушание – какое-то, скажем, интеллектуальное послушание. Тогда они еще активно занимались издательской деятельностью; кто-то занимался иконописанием, кто-то занимался вышивкой. То есть что-то такое культурно-просветительское дело обязательно было. Кто-то, например, мать Анна, до сих пор ведет переписку. Она, француженка, переписывалась с Россией.
Как мне кажется, у нас в монастырях, я, конечно, не очень хорошо знаю, но обычно всегда за монахиней закрепляют что-то одно. В этом тоже отражается определенная, с одной стороны, иерархичность продвижения монаха или монахини внутри монастырской структуры; с другой стороны, есть некоторое расслоение – некоторые занимают более, что ли, «привилегированные» места – может быть, и вполне обоснованно; действительно, человек имеет способности, а другой – нет. Но в Покровском монастыре принцип именно такой, чтобы все обязательно участвовали в этих трех основных видах.
Второе, что мне очень понравилось и тоже как-то удивило: внимание к каждой монахине со стороны игумении. Монастырь тогда был очень маленький – было всего восемь монахинь в 1990 году. Почти все преклонного возраста. И какое-то было немножко печальное, грустное чувство, что все, похоже, умирает. Но вот чудо Божие при матушке Ольге совершилось – сейчас больше двадцати монахинь, насколько я помню; и новый храм построили, и много всего. И очень впечатляло это внимание к каждой монахине, к ее духовной жизни, к ее состоянию, чем она живет, как она себя чувствует, что она переживает? С какой-то периодичностью, причем, достаточно частой, не реже, чем раз в неделю, я думаю, а, может быть, и чаще игумения общалась лично с каждой монахиней. Духовная задача стоит на первом месте в монастыре – не строительная, не сельскохозяйственная, не какая-то даже очень полезная просветительская – все-таки в центре жизни монастыря всегда стояла монахиня с ее духовной жизнью. Вопрос спасения каждой – это была главная проблема игумении. Я думаю, что и матушка Феодосия тоже в этом смысле была на высоте, но дерзну предположить, что матушка Ольга в этом отношении была еще гораздо более внимательна и жила жизнью своих сестер.

Л.Зотова:
А все остальное – приложится, как говорится…

Протоиерей Александр Степанов:
Да, при ней совершилось вот этот чудо. Такой расцвет монастыря вдруг произошел. Конечно, туда приезжало огромное количество не только православных – католики, протестанты французские и другие, неверующие люди. Всех туда как магнитом тянуло. Монастырь всегда переполнен паломниками, которые приезжают, живут в монастыре. Матушки всех, конечно, стараются принимать. При матушке Ольге там и в этом смысле монастырь расширился – не только храмом прирос, но еще и большим домом, который тоже чудесным образом появился.
Когда построили новый большой храм, приехало очень много народа, больше ста человек, наверное. Надо было всех принять единовременно. Там собралось очень большое количество русских, в этом городке Бюсси, многие там себе купили дачи – конечно, они приехали туда ради монастыря, ради русского общения; и всегда ключи от их дач находятся в монастыре, и когда кто-то приезжает в монастырь, они всегда дают право в своем доме поселить сколько нужно людей. Но и этого тогда было бы мало. Мне рассказывала матушка Ольга как раз, что они с ужасом думали, что приедет много людей, а все-таки мест мало. И прямо в этот день, буквально когда они это обсуждали, приходят какие-то французы и говорят – какие у вас проблемы, там продается рядом с монастырем один дом, и мы покупаем его для вас. Это дом, в котором несколько комнат, который можно для гостей как гостиницу оборудовать. И за это время была сделана большая трапезная для паломников. Когда-то это был сеновал – вообще, этот монастырь представлял собой усадебку с двухэтажным домом и еще был мансардный этаж; конюшня, в которой был устроен первый храм, он там и существует, этот замечательный храмик, в котором так уютно, который мы полюбили с первого раза. И когда мы уже здесь, в России, какие-то свои первые храмы устраивали, еще не имея настоящего храма, а где-то в комнатах, мы все время, вольно или невольно, но копировали то, что мы видели в Бюсси. Как-то это было тепло, и казалось, что именно так нужно устроить церковную жизнь. Так вот, там, где был сеновал – я его еще очень хорошо помню, но все это преобразилось в очень красивую и торжественную трапезную для паломников. А до этого все вкушали в той трапезной, где и монахини; в доме была такая небольшая столовая комнатка, где все стены были увешаны фотографиями дорогих для них людей: архиереи, которые там бывали и служили, и священники замечательные, начиная от отца Сергия Булгакова и заканчивая и Шмеманом, и Афанасьевым, и Зеньковским. Все знаменитые богословы Парижского богословского института – все они там, на стенах. И, конечно, монахини, которые там были; просто люди, им дорогие и близкие. Как-то невероятно уютно.

Л.Зотова:
Отец Александр, встречу с каждым человеком Господь нам посылает неслучайно. Матушка Ольга – необыкновенный человек, при всей ее скромности, сдержанности, простоте, кажущейся на первый взгляд. Что лично Вам дала эта встреча?

Протоиерей Александр Степанов:
Во-первых, она была человек очень молитвенный. Очень любила и службы в храме, и было понятно, что человек жил молитвой. Второе – она, конечно, была человеком очень жизнерадостным, она светилась всегда радостью. И это заражало. Всегда хотелось с ней общаться, и побольше бы. Но мне все-таки Господь дал застать время, когда она еще была достаточно бодра. Мы много с ней времени проводили. Она очень щедро как-то всегда это время тратила на меня, на отца Льва. Иногда даже мы вместе с ней куда-нибудь шли в гости, например. В какой-то дом в Бюсси она меня приглашала с собой. И я помню, как однажды была китайская чайная церемония для нас устроена. Мы очень долго сидели, часа два беседовали много о чем.
Конечно, это был человек очень острого, здравого, проницательного ума – как, я думаю, все по-настоящему духовные люди. Это вещи сопутствующие. Мути в голове у духовного человека не может быть. Муть бывает от отсутствия духа. А там, где дух – там трезвость, ясность и очень большая точность всех суждений. И это очень ей было свойственно. При всей этой такой ясности и как бы «сфокусированности» зрения никогда ни о каком человеке я не слышал от нее что-нибудь плохое, или чтобы она как-то походя кого-то осудила. Никогда. Всегда с огромной любовью обо всех. Всегда была озабочена судьбами близких людей – родственники, племянники и просто знакомые, которые приезжают в монастырь много лет, и их какие-то родственники. Кто-то из молодежи с наркотиками связался, кто-то в семейной жизни потерпел неудачу, у кого-то с детьми проблемы – все это ее волновало, и она была наполнена заботой о них. В ее поле зрения всегда было огромное количество людей. Не было впечатления, что она озабочена делами, хотя, конечно, это понятно – строительство храма хотя бы. Она страшно переживала, стенала под этим гнетом – и кто строил хотя бы что-то, начиная с дачи, я уж не говорю про храм, понимает, сколько это искушений, сколько это всегда денег в какие разы больше, чем ты планировал, как все сложно всегда идет, какие непредвиденные возникают обстоятельства – и все-таки ей уже тогда было далеко за восемьдесят, когда все это происходило. И понятно, что сестры помогали, но все-таки первое лицо есть первое лицо, и на ней это все держалось. И ее это тяготило. Она мужественно этот крест несла, но ее это не увлекало так, чтобы захватить. Духовные вещи всегда абсолютно были у нее на первом плане – «да, не знаю, откуда-то Господь посылает. Вот денег кто-то дал, вот еще кто-то помог. И я думаю – откуда это берется, что это такое?» И всегда с таким юмором рассказывает, посмеется – заслушаешься. Да и на любую тему.

Л.Зотова:
Отец Александр, то, что Вы стали священником, нет ли в этом доли заслуги матушки Ольги; не благодаря ли ей Вы приняли такое решение?

Протоиерей Александр Степанов:
Я бы сказал, что благодаря монастырю в значительной степени. В 1992 году я уже стал священником. А когда я в 90-м году приехал туда, эта мысль уже была, а отец Лев уже прямо тогда – есть такая фотография: матушка Феодосия благословляет отца Льва. Он с ней уже говорил об этом; я этот вопрос там не обсуждал ни с кем. Но уже этот вопрос у меня в голове стоял, уже со Львом об этом, естественно, говорили, мы вместе к этому пришли. Каждый сам по себе, но потом я как-то с ним поделился и узнал, что он, оказывается, тоже озабочен мыслью о своем будущем. Он прямо такое благословение получил от матушки Феодосии. С матерью Ольгой мы тогда это не обсуждали, мне кажется, так, впрямую. Но мы как-то сблизились больше и стали много разговаривать уже несколько позже, где-то с 93-го года. Еще Поздеевы были живы. Я приезжал к ним, жил у них и общался прежде всего с ними.

Л.Зотова:
То есть прямого влияние не было?

Протоиерей Александр Степанов:
Не было, да. Но монастырь, вся эта атмосфера духовной жизни…

Л.Зотова:
…которую мать Ольга поддерживала.

Протоиерей Александр Степанов:
Да, конечно; монастырь в целом повлиял сильно на мое решение и на понимание того, в чем задача священника, пастыря, вообще – Церкви. Монастырь и многие тогда в русской эмиграции помогли это видение сформировать так, как оно сложилось.

Л.Зотова:
Матушка Ольга с радостью приняла Ваше решение – то, что Вы стали священником?

Протоиерей Александр Степанов:
Да, конечно. Страшно были все рады, поздравляли и всегда служили. Они обожали, когда я приезжал и служил. Потому что все-таки там в основном румынские монахи служили, они, правда, неплохо навострились по-славянски. Но все-таки служба там особенная – ведь монастырь многоэтнический, поэтому там на всех языках служба. А старым русским монахиням служба на славянском языке, да еще и без акцента – это был бальзам. И когда я приезжал, всегда меня просили обязательно послужить. И я уже знал, что если я приезжаю, то обязательно буду служить Литургию. Так было до последних лет.

Л.Зотова:
Отец Александр, Вы рассказали о встрече с этим человеком при жизни. Понятно, что жизнь такого человека интересна; она могла служить для нас каким-то уроком, примером. А вот смерть человека, уход из жизни матушки Ольги – о чем нам этот уход может сказать, на Ваш взгляд?

Протоиерей Александр Степанов:
Святой человек жил рядом, мы понимали это при жизни. И смерть в этом смысле ничего нового не открыла. Ее личная святость абсолютна для меня была ясна уже много лет. Конечно, это и скорбь оттого, что уже больше мы не свидимся в этой жизни вот так, впрямую. Но, конечно, и радость. За нее все равно как-то радостно. Это такая поразительно цельная жизнь. Смерть всегда ставит последнюю точку – ведь человек может как-то сбиться с пути в любой момент. Конечно, в глубокой старости это мало вероятно, что может произойти. Но тем не менее, человек может проявить какие-то черты, которые по немощи вдруг вылезают. Я не могу представить, чтобы в матушке Ольге что-то проявилось помимо того, что мы знали. Я не был в это время рядом с ней, но несколько дней назад, еще когда она была жива, мне говорили, что она все время лежит, что она уже почти не может говорить, она только глазами как-то отвечает, дает понять, что она понимает, что ей говорят… Во всяком случае, в целом это жизнь законченная, это уже «готовый продукт» для Царства Божия.

Л.Зотова:
Удивительно, как она ушла из этого мира. Скончалась во время Литургии. В это время была Литургия…

Протоиерей Александр Степанов:
Я не знаю подробностей…

Л.Зотова:
Была Литургия, и она не выходила из своей кельи. К ней пришел священник, который торопился куда-то уехать. И он пришел к ней немножечко раньше, чтобы ее причастить. И вскоре после причастия она отошла ко Господу. Вот такая тихая смерть. А накануне была родительская суббота, и она всегда с теплом вспоминала своих ушедших родных, близких. Наверное, в родительскую субботу она в молитве с ними встретилась, и буквально на следующий день они встретили ее в том мире, в который она от нас ушла.
После ее смерти открылись еще две, может быть, небольшие тайны, о которых знали только самые близкие ее люди. Во-первых, что у нее был рак, и она тихо переносила испытания этой тяжелой болезни, смиренно это несла и всегда появлялась с улыбкой. Хотя она в последние годы на Литургии не всегда была, но когда приходила, то всегда с улыбкой и радостно всех встречала, как это у нее было принято.
И второе, что она была схиигуменья.

Протоиерей Александр Степанов:
Пострижение в схиму, во всяком случае, в русской традиции – самая высшая форма отречения от мира, посвящение себя в окончательной, полной степени молитве и общению с Богом, наивысшая точка монашеского подвига.

Л.Зотова:
Что же, она, действительно, была в непрерывном общении с Господом. И я думаю, что Господь ее принял как свою любимую дочь. И надеемся, что теперь, отойдя от всех страданий, которые ей пришлось пережить в этом мире – это была и разлука с родиной, и разлука с близкими, и болезни, которые выпали на ее долю – она получит заслуженную награду от Господа. А мы можем молиться о ней, можем таким образом отдать долг от радости встречи с матушкой Ольгой, игуменией Покровского монастыря.

А сейчас своими воспоминаниями от личных встреч с матушкой Ольгой поделится Ольга Николаевна Суровегина.

О.Суровегина:
С тех пор, как я узнала, что она ушла из нашего мира, конечно, вспоминала ее бесконечно и даже, честно скажу, больше, чем молилась о ней, смотрела фотографии, перечитывала книги – и ее воспоминания, и книгу о монастыре, и ту главу в нашей книге о «Голосе Православия», которая была посвящена монастырю. Действительно, очень многое вспомнилось…
А первая встреча у нас состоялась в 96-м году. Я незадолго до этого познакомилась и с отцом Александром, и с отцом Львом, начала немножко сотрудничать с «Голосом Православия». И вот попала на эту встречу с сотрудниками «Голоса Православия» в Париже. Уже тогда сложилась эта традиция, что без посещения Покровского монастыря в Бюсси эти встречи никогда не проходили. Надо сказать, что для меня это была первая встреча вообще с монастырем, первое посещение не туристически-паломническое, а более серьезное, монастыря и первая личная, близкая встреча с настоятельницей монастыря, с игуменией. Для меня это было очень страшно, мне казалось, что это существа уже совершенно из другого мира, почти инопланетяне для меня. И, конечно, это было очень сильное впечатление, потому что, с одной стороны, все оказалось очень просто и очень легко – как, в обществе хорошо воспитанных людей себя чувствуешь легко, здесь тоже сразу это замечаешь просто по той естественности, в которой себя чувствуешь в этой обители и в общении с матушкой Ольгой. Это человек был, действительно, настоящей еще «той» петербургской культуры – ведь она родилась в 1915 году, и, конечно, в ней еще очень многое было из того, что нам уже практически недоступно, и мы можем только какие-то искорки замечать. Что мы знаем из книг, из музыки, из картин – но общении с живым человеком, носителем этой культуры – это, конечно, совершенно бесценно.
Может быть, покажется странным, что я говорю о монахине, об игумении – и начинаю с того, что для меня это была прежде всего встреча с человеком из «того» Петербурга, из «той» России. Но я честно рассказываю свои воспоминания, как они у меня возникают.
И это, действительно, для меня было очень важно, потому что с тех пор для меня образ игумении, образ настоятельницы, образ какого-то человека, который во главе какого-то очень важного, серьезного дела всегда связан с игуменией Ольгой и с ее замечательной погруженностью в русскую культуру, настоящей интеллигентностью, настоящей воспитанностью, настоящим аристократизмом в самом высшем смысле этого слова. Настоящий аристократизм всегда подразумевает какую-то простоту в общении, естественность в общении. Нет ни тени высокомерия – это свойственно каким-то выскочкам и людям, которые чувствуют себя не на своем месте, которым что-то нужно постоянно доказывать и себе, и другим, и себя утверждать. А это такая простота, доброта, открытость, за которыми чувствуется невероятная глубина, культурная и, конечно, духовная.
Думая о игумении Ольге, вспоминая историю ее жизни, я хочу сказать, что для меня в этом было несколько таких, можно сказать, уроков, которые я вынесла – надеюсь, что вынесла – из общения с этим человеком. И прежде всего, это знакомство с настоящей монахиней. Вот есть понятие – настоящий музыкант, настоящий художник. То есть люди, которые призваны; люди, которые не что-то о себе нафантазировали, надумали – «ах, я буду таким-то, у меня есть какое-то влечение к этому». Это никакое было не влечение. Если она пишет о себе, что уже в четырнадцать лет она для себя определила этот путь – и действительно, так оно и было. Вот это потрясающая цельность человека. И это первый урок. Если Господь призывает, это настолько ясно и настолько определенно, что никаких сомнений, никаких метаний не возникает. Это так – и никак не может быть иначе.
Второй урок в том, что несмотря на то, что она действительно была монахиней по своему призванию, по своему, можно даже сказать, рождению, она обладала удивительным чувством материнства. Вот это сочетание абсолютной чистоты, целомудренности, девственности с настоящим глубочайшим материнством – это тоже потрясающий урок. Это вещи, данные Богом, как какой-то особый дар. И это совершенно может быть не связано с тем, что, например, мама многодетная. У нее этого дара может и не быть. Это тоже не детерминизм какой-то, что уж если ты мамаша, то тебе это и послано; а если ты – монахиня, то ты уже совершенно другого склада. И у игумении Ольги это материнство выражалось в том, что весь монастырь у нее просто цвел как сад.
Часто пишут в воспоминаниях о монастыре, что каждая монахиня расцветает под ее руководством материнским, как цветок. Потому что она видит их всех как настоящая мать, которая не любит своих детей такой слепой, инстинктивной, животной какой-то любовью; она любит их очень глубоко, глядя на них как бы с Божественной точки зрения, с высоты совсем другой. И видит в каждой самое лучшее, и на это лучшее направляет все свои усилия, всю свою поддержку, всю свою помощь. Помогает вот этому лучшему расцветать – и тогда, собственно, то, что худшее, что есть в каждом человеке, оно просто уходит, потому что ему просто уже нет места в этой жизни, в жизни этой монахини. И то, что сестры у нее занимаются все теми делами, дарами, которые им Господь дал, это совершенно замечательно, потому что, как мне рассказывают – а мне кажется это каким-то просто, с одной стороны, анекдотичным, а, с другой стороны, каким-то изуверским – в некоторым монастырях, в качестве воспитания смирения и других фантастических добродетелей, человека, скажем, одаренного музыкально или одаренного живописно, заставляют делать совершенно черную работу. Конечно, все делают дела, которые необходимо делать, но вот в этом монастыре все сестры заняты тем, к чему душа у них лежит: кто-то вышивает, кто-то пишет миниатюры, кто-то пишет иконы, кто-то поет в хоре, кто-то занимается садом, огородом. У всех, конечно, есть своя череда на кухне, по уборке и прочее, но матушка всегда следит за тем, чтобы сестра занималась большую часть своей жизни в монастыре именно тем, для чего ее Господь и послал в этот мир. Потому этот монастырь и стал таким центром Православия, православного просвещения не только для всей Европы, но даже и для России.
Мы уже говорили о журнале «Вечное», который еще с 48-го года матушка Ольга издавала, помогая своему духовнику владыке Мефодию, который был главным редактором этого журнала. И когда здесь ничего не было в России, никакой духовной литературы, они посылали сюда целыми посылками этот журнал. И кроме того, сестры занимались очень много переводами богослужебных книг, книг духовных – и тоже рассылали это по всем монастырям по всей Европе. Это еще один урок, который от матушки можно получить, не забыть о нем. Действительно, людям нужно давать возможность расцветать, дать возможность им сделать то, что они очень хотят сделать – и это совершенно точно, что будет хорошо, потому что это именно то, чем они хотят поделиться.

Л.Зотова:
Некоторые священники, святые отцы говорят, что в Царстве Небесном мы как раз будем продолжать то дело, которое мы начинаем на земле. Свои таланты будем там дальше развивать. Поэтому можно сказать, что обитель в Бюсси – это некоторое преддверие Царства Небесного…

О.Суровегина:
Конечно. И мне всегда казалось, что монастырь таким и должен быть, но вот счастье наше, что мы попали именно в такой монастырь и могли в это «преддверии» побыть уже немножко и ощутить такую радость и естественность такого состояния. Это не какие-то духовные вершины, до которых ты ползешь с какими-то неимоверными усилиями. Все там кажется настолько просто и естественно, приветливо. Конечно, за этим огромный труд стоит и молитвенный, и просто физический. Но заслуга матушки в том, что она приводила все это в замечательную гармонию. Конечно, мы были там совсем небольшие промежутки времени; Вы, Людмила, жили там подольше. Но, действительно, не было видно ни тени какой-то усталости, раздражения у кого-то. Ведь это всегда заметно, даже если человек очень усердно это прячет, все равно это до конца не спрячешь. А сестры ведь действительно очень напряженно живут, у них масса всяких обязанностей. Но поскольку человек делает то, что он хочет делать, эта усталость тоже совсем не та, которая возникает от работы, которая тебе кажется бессмысленной или не твоей. Это тоже хотелось помнить и в нашей работе, в нашем общении тоже как-то друг другу в этом смысле помогать. Тогда человек просто ту работу, которая необходима, будет делать совсем с другим настроением, зная, что это не все, что есть в его жизни. А есть и та отдушина, где он, действительно, может раскрыться по-настоящему.
Еще один урок. Тоже, кажется, простой, но на самом деле не все до него додумываются. Я знаю, что в монастыре еще со времен прежних игумений было такое правило, оно и сейчас до сих пор существует: каждая сестра имеет возможность на два часа уединяться в своей келье. Это правило выполняется неукоснительно, и для этого монастыря это особенно важно, потому что наши слушатели, может быть, уже знают по нашим передачам, что этот монастырь – просто центр паломничества. Постоянно там многолюдно, постоянно нужно общаться с людьми. И сестры очень охотно это делают, считают, что это их главное послушание, главная задача. Но тем не менее все настоятельницы прекрасно понимали, что человеку для его душевного, духовного здоровья необходимо быть с собой, быть с Богом, быть в полной тишине и одиночестве. И вот эти два часа затвора такого ежедневного, они на самом деле тоже очень способствуют тому, что в монастыре такая замечательная атмосфера, что сестры чувствуют себя свободными в эти два часа. Можно делать что угодно – спать, молиться, читать, вышивать, письма писать. В любом случае это время, которое принадлежит тебе. Это очень важное и очень мудрое решение.
Для самой игумении Ольги это тоже было важно – она устраивала себе такой затвор, насколько я знаю, на целый день. Кажется, среды были всегда днем такого полного одиночества и молитвы. И вот это тоже для всех для нас урок. Это просто необходимо нам – необходимо, как есть, дышать, пить воду. Оставаться наедине с самим собой, не бояться этого. И специально для этого выделять время, место. Выключать телефон – ничего не произойдет в мире без нас за несколько часов или даже за один день. Это очень важно для того, чтобы мы все-таки не включались полностью в эту бесконечную беготню, которая нам кажется такой важной, и все от нас чего-то ждут и хотят. Нет. Это очень важный урок. Я для себя это поняла и, насколько возможно, пытаюсь практиковать такие «затворы» хотя бы на сколько-то часов, а если возможно, то на день. И хочу сказать, что это иногда бывает тяжело, потому что с собой оставаться трудно, много чего о себе узнаешь «хорошего» – но это нужно.
И еще один урок – это отношение игумении Ольги, человека, очень глубоко укорененного в Православии, в православной традиции, в церковной традиции; очень хорошо все это чувствующего и понимающего, ценящего, ее отношении к инославию, к тому, что нам может дать другая христианская традиция, западная христианская традиция. Естественно, что и сейчас монастырь существует, и изначально возник в окружении инославном. Это русский православный монастырь во Франции. И то, как они взаимодействуют с окружающим миром, это просто замечательно. Как этот монастырь распространяет свет Православия по всей Европе, как к ним съезжаются со всех сторон, как это действует на самых разных людей – но, с другой стороны, происходит и некоторый процесс и обратный. Те люди, которые приезжают в монастырь, они, конечно, что-то привозят с собой, привносят в жизнь монастыря. И в том числе в жизнь игумении Ольги. Она всегда рассказывала, как они дружат с бенедиктинским монастырем; как она особенно любила «маленькую Терезу».
Маленькая Тереза Иисуса Христа, Тереза из Лизье – я совсем ничего о ней не знала. Но матушка Ольга всегда мне дарила при встречах какую-нибудь ее фотографию, как-то всегда обращала внимание на эту святую. И, конечно, с такой подачи, из таких рук – я не могла не доверять матушке и старалась сама как можно больше об этой святой узнать, почитать. И я поняла, что матушке Ольге было близко в маленькой Терезе – вот это ощущение постоянной жизни, постоянного хождения перед Богом, постоянной жизни рядом со Христом. И это выражается в очень простых вещах. Тереза говорила – вообще, она очень мало говорила, она была из очень строгого ордена, где вообще говорить не принято, но то, что она писала и советовала: ты делаешь какую-то работу – ты делай ее для Христа. Не просто абстрактно для Христа. Вот ты стелишь постель – стели ее так, как будто ты думаешь, что сегодня к тебе придет ночевать Господь, и ты для Него это делаешь. Ты чистишь картошку, ты готовишь ужин – все, что ты делаешь, ты делаешь для Него. И это не абстракция. Ты делаешь это предельно хорошо – так, как ты бы делала для самого любимого человека, которого ты ждешь всю свою жизнь. Но не просто ждешь, а совершенно уверена, что Он уже здесь. И для Него ты можешь это делать, зная, что эта встреча уже осуществилась.
Очень простые вещи, очень радостные я прочитала в книге, которую мне мать Ольга подарила, или от самой матушки услышала – Тереза говорит: «Вы не представляете, как приятно, когда думаешь о людях хорошо. Не лишайте себя этой радости». Вот такие вещи. Или она тоже говорила замечательно: «Мы должны себя, конечно, воспитывать, возделывать – но так, как садовник возделывает свой сад». Вот это совершенно особая линия аскезы, воспитания христианского, потому что можно себя все время корить, все время обвинять во всем, в себе ковыряться, бесконечно находить какие-то новые и новые грехи, новые и новые гадости. А здесь другой совсем подход к этому труду. Как садовник следит за садом? Он убирает лишние ветви, но это делается ради того, чтобы сад расцвел во всей своей красе. И внимание все обращено именно на эту красу, а не на то, что эти ветви нужно убрать, сжечь или каких-то жучков или какую-то саранчу убрать.
Такие вещи были очень в характере самой игумении Ольги, потому что она была человеком удивительно радостным, и при ней как-то не хотелось о чем-то дурном и думать. Просто видишь человека, который живет рядом со Христом, и это так естественно для человека. Все вопросы уже отпадают. Обычно ездят в монастыри за какими-то духовными беседами, за какими-то наставлениями. А здесь все наставление было в ней самой. С ней просто можно было рядом побыть полчаса, выпить с ней чашку кофе… Она всегда угощала шоколадом, она сама его любила – и все, собственно говоря. Побыть с человеком, который живет такой радостью о Боге.
Хотела еще рассказать одну историю в связи с тем, что я говорила о таком настоящем материнстве игумении Ольги. Я приехала домой – может быть, в первый, может быть, во второй раз – после монастыря, под очень сильным впечатлением, и одной своей знакомой рассказывала, как там живут, какой там необыкновенный дом, настоящая семья, и столько монахинь – все такие разные, из разных стран, разные языки, разные характеры, темпераменты, традиции, возрасты – все абсолютно разные. Совершенно отдельные люди, с каждой из которых нужно находить общий язык. Их тогда, кажется, двадцать человек было. И вот эта моя знакомая отреагировала так, неожиданно для меня: «Это же какую нужно хитрость иметь!» Так она сказала, а я подумала – Боже мой, насколько это все не о том, насколько это совсем не в ту сторону, потому что здесь этого абсолютно нет! Здесь никакой нет какой-то подводной игры, какой-то скрытой интриги. Всегда матушка говорила – «я стараюсь, чтобы между сестрами все было очень открыто». По монастырскому обычаю они всегда просят прощения друг у друга каждый вечер, и это не просто традиция, не просто формальность.
Но что у нее у самой было – это бесконечная любовь, мудрость, терпение и вера, необыкновенная вера в каждого человека. В каждую монахиню, что в ней масса всего хорошего, масса заложена в ней возможностей, которые только нужно как-то вытащить на свет Божий и ей самой показать, что, «нет, ты это можешь, ты можешь с ней помириться, ты можешь перестать сплетничать, ты можешь перестать ревновать» или что-то еще. Но нужно увидеть это самой в ней, и чтобы сама сестра это в себе увидела. Это никакая не хитрость. Это как раз то, чему мы можем поучиться. Ведь на самом деле монастырь – это, как в этой книге о монастыре написано, образ целого мира, потому что он такой многоликий, многонациональный, многоязыкий. На самом деле – это образ любой, так сказать, «организации», будь то семья, радиостанция, какое-то еще предприятие – все, что угодно, где нас Господь поставил. И это еще такой урок отношения к людям. Как раз бесхитростное – но мудрое.

Л.Зотова:
Ольга, Вы с отцом Александром, когда Вы общались с матушкой Ольгой, приезжали в Покровский монастырь – в это время шла подготовка к открытию радио «Град Петров». Какое-то влияние матушки Ольги, на Ваш взгляд, есть в работе нашего радио?

О.Суровегина:
Я думаю, что очень большое влияние. Может быть, не всегда я об этом как-то думаю, но оно действительно есть. И с самого начала оно было в том, что матушка Ольга удивительно как-то меня приветила. Это, конечно, очень нескромно звучит, но это в том смысле, что она очень как-то поверила в это дело, поверила в меня, что я способна сделать что-то для этого радио. И это всегда были такие невероятные восторги – я это принимала, как некоторый совершенно необоснованный аванс. И когда мы приезжали, всегда перед сестрами нас выставляли как создателей радио, которые что-то такое совершенно новое делают, новое слово миру скажут, и всю Россию они просветят. Конечно, это было все очень неловко слушать.
Но, с другой стороны, вот эта вера на самом деле окрыляет. Потому что такой человек как матушка, который все-таки не будет говорить лишних слов ради каких-то комплиментов – и так видно, что она нас любит. Мне кажется, что она хотела, действительно, как-то поддержать. Она очень большую роль сыграла и в «Голосе Православия», в организации этой радиостанции. И то, что именно в ее монастыре произошли эти знаменательные встречи, о которых мы тоже много рассказывали, когда встречалась Россия эмигрантская и Россия новая, так сказать, в лице наших священников, отца Александра, отца Льва и других, которые приезжали на эти семинары. Сам дух монастыря, его открытость, с одной стороны, всему современному миру, и инославному, и православному, и, с другой стороны, такая укорененность в настоящей, без всяких каких-то наростов идеологических, этнографических, любых, православной традиции – это было очень важно для формирования и главного направления «Голоса Православия». Это всегда были очень родственные «организации», если можно так сказать.
Конечно, матушка Ольга очень много в этом смысле значит – ее образ, ее дух, ее вот такая поддержка наших начинаний. И кроме того, конкретно – мы до сих пор читаем по радио очень многие материалы из этого журнала «Вечное», потому что это было составлено, действительно, на века, это вечный журнал. И это тоже серьезное подспорье, потому что то, что было в этом журнале, это сделано на прекрасной основе, этому можно доверять – всегда сказано то, что нужно, очень просто, очень доступно и очень глубоко.

Л.Зотова:
Ольга, Вы сказали об уроках, которые Вы получили от встреч с матушкой Ольгой, от уроков ее жизни. А есть ли урок, который Вы получили с уходом ее из этой жизни? Урок ее смерти? Я не имею в виду, конечно, мужественность ее ухода из жизни…

О.Суровегина:
Конечно, да. Я была совершенно уверена, что переход для этого человека состоится как-то совершенно особенно. Девяносто восемь лет – понятно, что человек уже в этом возрасте готов к этому переходу, хотя кто может сказать, что он готов… Но главный, может быть, урок ее ухода… Мы знали, что она болеет, что это случится, рано или поздно, скорее – рано, но у меня было всегда такое ощущение невероятно светлое, когда я вспоминала о ней. И то, что она пришла в свой мир теперь, в совершенно свой мир, где каких-то досадных помех в виде всякой суеты из нашего мира уже просто не будет, и она там расцветет так, как расцветали сестры под ее руководством.

Л.Зотова:
И, наверное, лишним подтверждением этой Вашей надежды является то, что она ушла в день Воскресения Христова, в воскресный день, во время Литургии, сразу же после принятия Святых Таин Христовых.

О.Суровегина:
Да. Я в себе ищу какую-то горечь утраты, что-то еще. Но я ее не нахожу – потому что это не утрата. Она просто теперь молится за нас там.
У меня всегда стоит на столе ее фотография – так же, как и других сестер. Потому что, может быть, это дерзко звучит, но мне очень бы хотелось, чтобы наше радио было каким-то небольшим ответвлением, веточкой этого монастыря. Я даже не знаю, в каком смысле, но чтобы наши эти связи никогда не прерывались. Благодаря, может быть, тому, что эти лица улыбающиеся я всегда вижу перед собой.
А игумения Ольга – настоящий образ игумении, такой мудрой, доброй руководительницы, в которой удивительно сочетаются такие свойства… Вот она на фотографии: игумения, со своим посохом, с наперсным крестом, в торжественном облачении. И вот это сочетание такой царственности, огромной ответственности за все, что происходит не только в этом монастыре – я знаю, что ее очень почитали вообще в православном мире, по крайней мере, западном точно; на похороны ее съезжаются многие и многие серьезные люди, и она для очень многих имела огромное значение духовной руководительницы… Так вот, с одной стороны, царственный облик настоящей игумении, а, с другой стороны, удивительно открытое, приветливое, радостное лицо… Вот это сочетание – может быть, самое драгоценное. Что это может сочетаться, что это строгость прежде всего к себе, и это такой авторитет, который уже не нуждается во внешних «тычках и затрещинах», что называется, каких-то санкциях, а который просто есть. Вот она такая. И это – самый главный урок, вот эта ее фотография.

Л.Зотова:
Действительно, все паломники, которые приезжали в Покровский монастырь, старались каким-то образом или сфотографироваться рядом с матушкой Ольгой, или иметь ее фотографию. Она не любила фотографироваться, не любила позировать, но она была снисходительна к слабостям нашим и часто соглашалась на это, несмотря на то, что ей самой это никакой радости не доставляло.
В заключении нашей сегодняшней передачи хочу такой итог подвести беседам с отцом Александром и с Ольгой Суровегиной. Это счастье, это подарок от Господа – встреча с таким человеком, как игумения Ольга, которая уже теперь ушла из этого мира. И те, кому не довелось при жизни с ней встретиться, могут встретиться с ней, наверное, на страницах книг. Две из них Ольга нам сегодня назвала – это книга «Голос Православия», в которой есть и о монастыре в Бюсси, и о матушке Ольге, и беседа с ней там приведена. У нас еще есть эти книги на нашем радио…

О.Суровегина:
Да, но уже совсем немного осталось…

Л.Зотова:
И это книга, которая рассказывает о жизни Покровского монастыря, замечательная книга. И еще книга, которая вышла в прошлом году, если я не ошибаюсь, книга Марии Васильевны Зубовой «Моим детям», где помещены воспоминания отца игумении Ольги и ее собственные воспоминания с многочисленными фотографиями. Я думаю, что те, кто хотят подробнее познакомиться с ее жизнью, могут обратиться к этим книгам.
А для слушателей радио «Град Петров», которые живут в Петербурге, я даже хочу предложить такой вариант: если вы хотите получить книгу «Моим детям», вы можете у нас на радио заказать эту книгу, позвонив по телефону 328 29 32, и мы из Москвы специально для вас попросим эти книги прислать. Так что это тоже будет молитвенная память о матушке Ольге, с которой тесно связана жизнь в том числе и нашего радио «Град Петров».

О.Суровегина:
Я еще хочу добавить немножко как музыкальный редактор. Помимо этих книг на нашем радио еще есть диск – записи песнопений в исполнении монахинь этого монастыря. И это тоже продолжение образа игумении этого монастыря, потому что все, что в этом монастыре происходит, конечно, делается по ее благословению, и все это соответствует ее стилю, ее духу, ее привязанностям к каким-то музыкальным православным традициям. Поэтому это тоже такая память, которая воплощена в звуках песнопений.

Л.Зотова:
Да, и исполнение этого монастырского хора в Бюсси тоже очень о многом говорит – какой там дух витает. И, действительно, матушка Ольга благословляла или не благословляла исполнение того или иного песнопения, регентов тоже подбирала подходящих для того, чтобы стиль и дух монастыря проявлялся и в молитвенном песнопении.
Спасибо, Ольга. Наша передача закончилась. Сегодня мы слышали воспоминания о игумении Покровского монастыря в Бюсси-ан-От матушке Ольге. В нашей передаче принимали участие протоиерей Александр Степанов и Ольга Суровегина.
До свидания!

О.Суровегина:
До свидания! Спасибо!