Обсуждение фильма режиссера и сценариста Андрея Смирнова «Жила-была одна баба». Протоиерей Александр Степанов, протоиерей Георгий Митрофанов, историк Сергей Подболотов. Часть 1

Программа «Уроки истории»

25 февраля 2012 г.

 

Прот. А.Степанов: Здравствуйте, дорогие братья и сестры! У микрофона протоиерей Александр Степанов. В эфире программа «Уроки истории». Нашу сегодняшнюю программу мы решили построить на киноматериале, причем на киноматериале новом. Сегодня в нашей программе принимает участие профессор Санкт-Петербургской Духовной академии, протоиерей Георгий Митрофанов. Здравствуйте, отец Георгий!

Прот. Г.Митрофанов: Здравствуйте!

Прот. А.Степанов: И еще один историк – Сергей Павлович Подболотов, преподаватель Европейского университета. Здравствуйте!

С.Подболотов: Здравствуйте!

Протоиерей Георгий Митрофанов и протоиерей Александр Степанов в студии радио «Град Петров»

Прот. А.Степанов: Речь пойдет о фильме, который действительно можно вне всякого сомнения назвать очень крупным культурным явлением в нашей сегодняшней жизни. Картина «Жила-была одна баба» – это, безусловно, не только очень серьезный кинематографический успех, но и вообще прорыв, на мой взгляд, в осмыслении нашего исторического прошлого. На нашем радио мы посвящаем много времени этой проблематике, и конечно, мы исходили всегда из того, что наша история недостаточно известна нашим соотечественникам. Но читая отзывы об этом фильме, я был поражен глубочайшей дикостью в представлениях о том, какова была наша история. Фильм этот был снят режиссером Андреем Смирновым, режиссером с очень необычной судьбой, который в советское время получил достаточно широкую известность после фильма «Белорусский вокзал» и, может быть, «Осень», оба фильма совершенно нетипичные для советского времени. И потом он, по сути дела, исчез. Были еще какие-то фильмы, но уже гораздо менее известные. Эти фильмы, несомненно, запомнились очень многим нашим слушателям.
И вот примерно через 30 лет он вновь выходит на сцену как режиссер и снимает вот такой фильм, который, прежде всего по жанру, необычен для нашего сегодняшнего времени. Жанр киноромана, или киноэпопеи, который для постсоветского времени является не просто редкостью, а в этом жанре, пожалуй, фильмов и не снималось. Фильм обдумывался в течение, можно сказать, всех этих лет, по крайней мере, 20 лет из этих 30. Три года этот фильм снимался. Фильм поражает, конечно, своим высоким качеством. Мы уже очень привыкли к халтуре в кино. Здесь все сделано очень качественно, начиная от костюмов, декораций и заканчивая подбором актеров. Удивительное внимание к деталям, языку. И вот все это тем не менее оказалось не просто разбросанной по всему фильму этнографией, но, действительно, автору фильма удалось объединить это единой, я бы сказал, историософской идеей.
Для тех, кто не смотрел картину, я скажу несколько слов о ее содержании. Действие фильма разворачивается в промежутке примерно от 1909 до 1921 года, когда было подавлено Тамбовское крестьянское восстание. Собственно, в самом названии фильма уже говорится о том, что связующей нитью событий, о которых этот фильм повествует, будет судьба одной крестьянской женщины, бабы из вот этой вот тамбовской деревни. Ну и, собственно, вся историческая картина, полотно исторических событий будет развернуто через призму ее личной судьбы, тех событий, которые случались в ее жизни на протяжении этих лет. Таким образом, я думаю, что для тех, кто любит исторические программы на нашем радио, будет небезынтересно послушать мнения историков об этом фильме, который претерпел от процесса замысла до выхода на экран довольно серьезную трансформацию.
Насколько мне известно, Сергей Павлович, Вы уже довольно много лет назад держали в руках какой-то сценарий, какие-то наброски к сценарию этого фильма?

Сергей Павлович Подболотов и протоиерей Георгий Митрофанов в студии радио «Град Петров»

С.Подболотов: Да, мне посчастливилось немного знать Андрея Сергеевича, и идея фильма родилась у него еще при советской власти. На заключительной стадии перестройки Андрей Сергеевич, как любой честный творческий человек, имел с советской властью массу проблем. Конечно, это, может быть, рекорд, даже в истории мирового кинематографа, то есть были случаи: Полански лет 20 не мог снимать, а тут 30 лет. 30 лет, когда он решил, опять же, чисто по-русски, что лучше ничего не делать, чем делать что-то плохо, чем делать что-то против своей совести. Ну и по фильмам, конечно, даже этим советским, вроде «Белорусского вокзала», видно, что фигура режиссера очень явно проступает. И он задумал еще в конце 1980-х годов сделать фильм про Антоновское восстание, поскольку ему показалось, что это такой срез русской истории, который дает понятие вообще о стране. И в конце концов замысел так кристаллизовался, чтобы показать русскую женщину, грубо говоря, Россию-мать, то есть судьбу страны в ней.

Прот. А.Степанов: Женственное начало в образе страны отмечали многие русские философы.

Прот. Г.Митрофанов: Я могу предположить, что Андрей Смирнов вряд ли в контексте этих философских стереотипов наших размышлял, когда менялся его замысел, потому что в конечном итоге… Вы обратились к истокам, а я хотел обратить внимание, на что всегда стараюсь обращать внимание, когда говорю о фильмах. Важно, о чем рассказывает фильм, но важно еще, когда он появляется. То, что фильм, задуманный еще в 1980-е годы, появился сейчас, на мой взгляд, фильму помогло в том отношении, что очень сильно повлияло на развитие замысла. С одной стороны, действительно, Вы сказали, что замысел Андрея Смирнова предполагал сквозь призму Антоновского восстания показать русскую жизнь. Получилось так, что русская жизнь, на мой взгляд, действительно была им показана, но не сквозь призму восстания, а сквозь призму судьбы женщины. И вот здесь для меня существенный недостаток этого фильма. При всех его очевидных достоинствах, поражает на протяжении всего фильма то, что фильм, по сути дела, раздваивается. Ну, можно сказать: вы знаете, вообще это фильм-притча. У нас притчей называется все, что непонятно или стилистически не выдержано, хотя притча предполагает четкость, ясность изначального замысла, облаченного в конкретные формы. Так вот, что происходит здесь. Начало – желание показать такой вот возвышенный народный эпос о сопротивлении злу, что не только эта кучка интеллигентов, одетых в офицерскую форму, в лице белогвардейцев, и не только казаки с их более развитым частно-собственническим инстинктом противостояли большевизму, а противостоял ему народ, народ, может быть, даже и богоносец. Это тоже могло присутствовать в сознании изначально: народ как носитель высшей правды. Он постепенно от народного эпоса переходит к жанру, которым он блистательно владел, что показал в фильме «Белорусский вокзал», жанру психологической драмы, и даже трагедии. Не побоюсь сказать, что фильм «Белорусский вокзал» – это трагедия на тему войны, редкое явление в советском кино, чтобы была такая пронзительная трагедия о победителях. Так вот, у него начинает складываться именно трагедия, трагедия, основанная на судьбе этой женщины. Он постоянно садится, на мой взгляд, между двух стульев. Начинает доминировать именно тема женской судьбы, женской трагедии, сквозь призму которой проступает и страна, но проступает, я бы сказал, избирательно, может быть, даже ущербно…

Прот. А.Степанов: Фрагментарно.

Прот. Г.Митрофанов: Фрагментарно, скажем так, да. И вот эта раздвоенность – жанровая, стилистическая, – конечно, фильму мешает. Поэтому какие-то моменты в этом фильме просто смотришь довольно тоскливо, какие-то моменты вызывают отторжение. Надо признать, что натурализм этого фильма в желании показать вот эту хтоничность главной героини… Вы понимаете, что происходит, психологическая драма требует какой-то психологической выписанности характеров. А здесь люди, не склонные рефлексировать, и поэтому получается – чем создать напряжение, если нет психологической рефлексики?.. Вот начинаются натуралистические сцены, которые призваны создать ощущение какой-то динамики внутренней или внешней.

Протоиерей Георгий Митрофанов и протоиерей Александр Степанов в студии радио «Град Петров»

Прот. А.Степанов: Я не думаю, что это какой-то умышленный прием. Меня, например, что поразило больше всего, – это безмолвие людей. Происходят важные события – и они не отражены вербально вообще никак. Как происходят разговоры между людьми? Он показывает то, как, вероятно, было, то есть лексикон крайне бедный, выразить можно словами очень мало, поэтому все остальное чувство выражается действием.

С.Подболотов: Вы заметили, когда гибнет единственная, так сказать, сердечная привязанность главной героини, как у нее изменяется лицо? Она тоже ничего не говорит, но лицо темнеет. И вот это, мне показалось, очень сильный кинематографический прием.

Прот. А.Степанов: Это кульминация фильма…

Прот. Г.Митрофанов: Смирнову хотелось обозначить то, что, мне кажется, делает фильм-историю удачным, как он мог бы быть. Вот эта раздвоенность двух тем… Несмотря на эту раздвоенность, это авторская победа прежде всего потому, что если бы он на волне конца 1980-х–начала 1990-х годов нашел бы тогда деньги и создал бы такой эпический боевик о том, как благородные русские крестьяне все-таки попытались сопротивляться этому злу, получилось бы нечто, грешащее и против художественной, и против исторической правды. Потому что, насколько я понимаю, работая в архивах, бывая в тех местах, сам Андрей Смирнов обнаруживал для себя нечто такое, чего он не предполагал раньше. Было бы интересно, может быть, вот этот момент представить, что для него открылось такое, что стало вынуждать его менять свой первоначальный замысел возвышенного народного эпоса о народной борьбе.

С.Подболотов: Да, это чувствуется и по фильму, насколько замысел менялся в ходе его создания, конечно. Причем получилась как бы вообще картина очень, что ли, лоскутная. То есть, с одной стороны, она, конечно, связана вот этим сказанием о Китеже, но с другой стороны, скажем, появляется второй ребенок вдруг у героини – не вполне понятно, как она смогла вообще его обрести и прокормить здесь в таких ужасных условиях. Сразу за 1914 годом – 1919-й. Всего было снято… снят огромный материал, и потом, к сожалению, пришлось его, конечно, кромсать весьма нещадно…

Прот. А.Степанов: Были еще какие-то эпизоды? Период с 1914 по 1919-й снят?

С.Подболотов: Да, насколько я знаю, снято почти 5 часов, и пришлось затем, конечно, оставлять, чтобы получился формат двухсерийного фильма. Ну и конечно, собственно изучение крестьянской жизни здесь вообще колоссальное по масштабу и сложности задачи, поскольку изучать крестьянский мир вообще историкам было тяжело. Изучать дворянский мир намного проще: есть письменные источники, приезжаешь в усадьбу, если ее крестьяне не сожгли, и дневники, пожалуйста, библиотека, масса письменных документов.

Прот. А.Степанов: Потом, огромная литература просто осталась, которая весь этот быт, жизнь, мысли, чувства, устремления – все это было описано.

С.Подболотов: Да. А вот крестьянство. Во-первых, тут сразу специалист сталкивается, как сейчас модно говорить, с мифами, в зависимости от того, на каком стуле специалист сидит. Специалист-славянофил – у него свои возвышенные романтические представления в духе государя Николая II о крестьянстве, как то: чудесный, замечательный, добрый народ, ставший жертвой каких-то зловредных козней из-за бугра. Другое есть отношение, крайне скептическое, презрительное. Но хороших работ очень мало о крестьянском мире, прежде всего из-за того, что объективные трудности существовали. В частности, советская литература о крестьянстве была заранее в большой ее части направлена на то, чтобы показать, например, имущественное расслоение у крестьян. Как Ленин, не на православном радио будь помянут, говорил, что вот капитализм развивается. Хотя ситуация была, конечно, намного сложнее. То есть существовали мифы, причем мифы не только в историческом сознании. Возьмем начало ХХ века, период, которому начало фильма посвящено. Ведь то же самое, скажем, первая государственная Дума была задумана ее создателями с таким расчетом, чтобы там преобладали крестьяне, им было дано искусственно большинство голосов. Картина, которая возникла в результате, отличалась совершенно радикальным образом от представлений, скажем, Витте о крестьянах. То есть они голосовали по-другому, выступали по-другому, это оказались совершенно другие люди, чем представляла себе русская государственная элита в начале ХХ века. Мне кажется, что вообще крестьянство представляло собой несколько другую картину, чем то, что Андрей Сергеевич нам показал. Я, скажем, с огромным трудом могу себе представить такой эпизод крестьянской жизни: вот эта дичайшая попытка изнасиловать сноху… Я себе с огромным трудом могу представить. Все-таки в крестьянском мире… это был мир табу, многое запрещено, что-то нельзя сделать.

Прот. Г.Митрофанов: Простите, я в данном случае дерзну предположить. Учитывая, что вообще в этом фильме тема, скажем, плотских отношений приобрела гипертрофированное значение, вот именно этот эпизод я объясняю только одним – желая показать беспредельный деспотизм главы этого семейства, он вспоминает всем нам хорошо известный эпизод из «Тихого Дона», когда отец насилует дочь, за что его убивают собственные сыновья, что подчеркивает, действительно, уникальность этого случая. Мне кажется, вот здесь он больше дает какой-то литературщины. Конечно, мы вправе предполагать, и так наверняка и было, что при такой большой семье, где глава рода имеет огромную власть, такие эксцессы имелись, но, конечно, были крайне редки. А учитывая перенасыщенность этой проблематикой истории главной героини, можно было без этого совершенно спокойно обойтись. Вот здесь чувство меры его оставляет. Если он хотел показать типовую крестьянскую семью, то побои – да, со стороны свекра вполне естественны, но то, что происходит здесь… Точно так же характерной является и другая деталь: как хозяин этого семейства согласился на брак сына с бесприданницей? Надо иметь в виду, что в деревнях всегда искали себе ровню, а им не нужна была просто работница, они могли позволить себе нечто большее, – значит, остается предположить, что сын настолько страстно любил главную героиню, что убедил своего отца согласиться на этот неравный брак. Но мы не видим в ее муже ни любви к ней, ни способности противостоять отцу, и становится психологически непонятно: а почему она появляется в их доме? Опять-таки, деталь, которую нужно было бы серьезно проработать.

Прот. А.Степанов: Может быть, все-таки ее именно взяли как работницу, и скорее всего, отец выбрал дочь, потому что сын куролесил, и он хотел его осадить – даже там это как-то проскакивает, что они на него хомут, так сказать…

Прот. Г.Митрофанов: Приданое – это же очень важная тема, тем более, как явствует из дальнейшего фильма, их семья в этой немаленькой деревне становится определяющей. Почему деревня немаленькая – потому что в храме у священника есть дьякон, а если в деревенском храме у священника по штату полагался не только псаломщик, а еще и дьякон, – значит, это было довольно большое село, уже не деревня, а село. Да и храм довольно значительный.
Коль скоро мы пришли к началу этого фильма, на что бы я обратил ваше внимание. Конечно, Смирнов увлекается и темой Китежа. Понимаете, что меня в начале фильма насторожило, заинтриговало. Мы видим обезлюдевшую Тамбовщину с бегающими волками, людей нет. И вдруг мы погружаемся в этот утонувший храм, и вдруг этот храм оживает. Куда мы отправляемся? В Китеж. Мы опускаемся в Китеж. И вот там открывается Китеж – путешествие в Китеж град. Какой же был этот Китеж, о котором у нас грезили на протяжении веков люди? К концу это выясняется, какой этот Китеж был, и что самое лучшее, что можно было с ним сделать, – это погрузить его в воды. Но Китеж – это великий соблазн, это великое искушение, с точки зрения церковной. В чем искусительность Китежа, мы видим с самого начала. Мы видим вот эту самую сцену венчания, сочетающуюся со сценой заговоров вокруг брачного ложа. Действительно, в холодной должна была пройти первая брачная ночь, потому что это осквернение, она должна сопровождаться магией – и что перед нами? По существу, перед нами два магических акта. Действительно, магический акт заговоров этого брачного ложа и магический акт венчания. То есть венчание, естественно, не магический акт, но таковым воспринимают его все его участники, за исключением только священника (мы потом поговорим о нем). То есть с самого начала во главу угла ставится тема, которая во многом обусловила то, что для нас Царство Небесное, которое Христос проповедовал, заменил Китеж град. Двоеверие. Для этих людей на протяжении веков христианство существует как основной элемент языческой мифологемы. Китеж – это, по существу, если угодно, потаенное царство Антихриста, ибо оно противостоит тому Царству Небесному, Царству Христову, которое Им проповедано. Мы постоянно видим, что, по существу, здесь действительно перед нами разновидность полуязыческой, так сказать, религиозности.
Чтобы понять дальнейшее развитие образа священника, надо иметь в виду, что священник не просто это понимает – он уже смирился и ничего другого от этих людей не ждет.

Прот. А.Степанов: Там и другие языческие обряды, эта вся обрядная народная жизнь, такая сочно-красочная, со всеми этими фольклорными песнями, прибаутками. Это, конечно, очень большая часть жизни, и она заполняет большее пространство, чем храм, который очень точечно… Вот на праздник пошли в храм… Там эпизод тоже интересный…

Прот. Г.Митрофанов: Вспомним этот эпизод. Глава семейства возмущается, что приходится чертыхаться в праздничный день…

Прот. А.Степанов: Сам сидит, что-то даже типа молитвы читает, сосредоточенно, внимательно так…

Прот. Г.Митрофанов: Но что делает этот праздник особенно примечательным: что звонари особые приехали, звон будет особый, необычный звон – пойти послушать звон. Ну, а потом дальнейшее развитие событий, когда он… погибшая лошадь, так сказать, ведет к появлению совсем других, не христианских страстей. А завершается этот эпизод праздника чем, после побоев и попытки главной героини покончить с собой? Ее свекровь говорит: «Что удумала? Да еще в праздник?» Вот отношение. То есть в праздник нельзя чертыхаться, не стоит вешаться, но довести человека до самоубийства вполне разумно, если речь идет о потере лошади. Опять-таки, что в этом эпизоде для меня особенно примечательно с точки зрения психологического развития характеров главных героев. Вы помните, что боящийся отца сын готов принимать на себя, но правда должна восторжествовать, вот она и торжествует. Я хочу подчеркнуть, что в этой сцене жестокого избиения свекром невестки, за добро свое ликвидированное, проступает тот самый пафос, который поведет потом романтических антоновцев на их восстание. Вот она, суть. Вот здесь проступает тема, может, не сразу открывшаяся и для Смирнова, – а какой же инстинкт (не скажу: убеждение, мировоззрение), какой же инстинкт определяет жизнь этих людей? Инстинкт, конечно же, власти, собственности, причем в самом утилитарном смысле этого слова: утвердить себя в семье, утвердить себя на меже, утвердить себя, в конце концов, даже в постели, потому что сцена брачной ночи поразительна не только неразвитостью этих людей, а вот этим желанием показать свою силу при отсутствии таковой. И вот это насилие, которому постоянно подвергается главная героиня – это является лейтмотивом жизни уже не только ее, а всего, по крайней мере, крестьянского сословия, – которое мы видим и из которого органично вырастает и тема революции, и тема контрреволюции, хотя о потомственных контрреволюционерах говорить не приходится, мы об этом поговорим дальше.
Собственно, так начинается этот фильм, в котором религиозная тема, на мой взгляд, все-таки является сквозной и которая с самого начала преподносится очень нетрадиционным для многих православных стереотипов образом. Наш народ – двоеверец, наш народ – полуязычник. Вот так резко открывает это для себя режиссер, а последствие этого – вся дальнейшая судьба и главной героини, и страны в целом.
Ну теперь мы, наверное, пойдем дальше по сюжетной линии, и мы будем возвращаться к этой теме – что же является причиной того, что происходит с главными героями и со страной в целом.

С.Подболотов: Что историческая наука нам свидетельствует? Дело в том, что традиционное представление о крепостной России, о семье – это двор. То есть здесь как раз… ну конечно, глупо черпать исторические знания из художественного фильма, понятно, что ситуация другая, но все-таки хотелось бы немного картину-то прояснить. Семья, двор – в крепостной России одно и то же, когда несколько фактически семей, уже в нашем современном представлении, скажем, женатые дети живут еще с родителями. Но дело в том, что Россия этого периода, о котором снят фильм, начинает меняться очень быстро. И здесь как раз происходит стремительный процесс разрушения вот этой семьи, то есть большой семьи, патриархальной старой семьи. Очень быстро происходит превращение крестьянской семьи в семью современного плана, когда живут вместе только родители и дети, а женатый сын уже уходит либо на заработки, либо благодаря опять же огромным экономическим изменениям может и свой дом построить и получить свой участок земли. То есть здесь то, что делает это несуразный муж Варвары, это вполне в духе времени – они уходят, основывают свою семью в другом месте. То есть это очень типично для крестьянского мира начала ХХ века – он очень быстро богатеет, он очень быстро меняется в разные стороны, то есть одновременно разлагаются, нарушаются какие-то табу, с другой стороны, он становится, извините за ходульное выражение, более современным, более динамичным, более мобильным. И конечно, появляется совершенно новый институт крестьян-миллионеров. Вот эти все Морозовы – бывшие крепостные. Что они, конечно, с этими деньгами делают, это отдельная тема, в этом фильме об этом мало что есть. Но, во всяком случае, эта ситуация, которая показана в фильме, страдания главной героини в этой патриархальной семье, это, на самом деле, уже середина XIX века, но не начало XX, скорее.

Прот. Г.Митрофанов: Здесь имеется в виду, совершенно справедливо, тема того, что, как выясняется с опытом священника, если эта семья самая богатая, то в такой семье уж явно бы дети отделились, тем более речь идет о двух сыновьях, тем более речь идет о том, что продают какие-то хутора, это обсуждается. Но опять-таки, это такая социально-психологическая деталь, в общем, совершенно справедливая, если бы не экстремальная ситуация – такое убийство отца побудило бы его уйти, то естественный ход вещей. Но вот я бы обратил внимание, если мы возвращаемся к теме религиозной, вот на что. Главная героиня оказывается в семье, в которой живут не по-христиански, в которой она так или иначе подвергается насилиям разного рода.

Прот. А.Степанов: Но в то же время это не вызывает у нее, кроме первого эпизода, такой уж реакции сопротивления, потому что, в общем, в конечном счете, это принято.

Прот. Г.Митрофанов: Семьи тоже были разные, в этом надо давать себе отчет, здесь показано, может быть, чересчур концентрированно это авторитарное насилие, но в принципе было такое. Я не могу не вспомнить, как на меня обрушились некоторые мои православные оппоненты за то, что я сказал, что если в России была патриархальная семья, это не значит, что она была христианской. Патриархальная многодетная семья это не синоним христианской семьи. Как это так? – она, конечно, была православная, раз она была многодетной с жестко выстроенной иерархией. В фильме очень хорошо показано, что христианской эту семью большую не назовешь.

С.Подболотов: А на самом деле, извините, отец Георгий, детей-то становилось все меньше и меньше. Вот это мало известно, но на самом деле у крестьян было все меньше и меньше детей. Откуда они это взяли – от господ или что-то еще – историки спорят, но социальная история говорит о том, что количество детей в крестьянских семьях уменьшалось к началу ХХ века.

Прот. Г.Митрофанов: И в значительной степени прирост населения в России мало чем отличался, скажем, от Австрии. Он шел за счет Азии и Кавказа уже в то время. Так вот, если вернуться опять к теме семьи, это та семья, в которой очень сложно пройти школу какой-то христианской жизни. Остается храм, остается священник. Несколько слов о священнике и вообще о религиозной ситуации. Перед нами Тамбовская епархия, епархия, в которой в это время правящим архиереем был священномученик архиепископ Кирилл Смирнов, один из самых светлых иерархов в истории русской Церкви. В Кирсановском уезде родился будущий митрополит Антоний Вадковский. Его отец Василий Вадковский запечатлелся в истории епархии как человек великой праведной жизни, он даже и умер-то во время Великого поста, положив последний земной поклон во время молитвы Ефрема Сирина, не встал, а уже умер, и так был вынесен из храма. То есть это была, с одной стороны, местность, в которой были очень глубокие церковные традиции, но с другой стороны, мы видим тут же – это же восток, мордва, и в антропологии главной героини это подчеркивается – наличие огромного количества, действительно, языческих пережитков. Это точно так же, как были помещичьи усадьбы, где были коллекции живописи с полотнами европейских мастеров эпохи Возрождения, а были деревни, вымиравшие от бытового сифилиса. В каком-то смысле Тамбовщина – это край, в котором, как в капле воды, отражалось величие и уродство Российской империи той эпохи. Она была исполнена больших противоречий.

С.Подболотов: Да, Рахманинов ведь из этих мест. Он оставил весьма интересные воспоминания о крестьянской жизни.

Прот. Г.Митрофанов: Там были роскошные поместья и одновременно жуткие деревни.

С.Подболотов: Эти же крестьяне в 1917 году Рахманинова и подвигли бежать оттуда как раз в этот ужасный крестьянский бунт.

Прот. Г.Митрофанов: Действительно, это была страна больших противоречий, потому что они видели рядом с собой такую жизнь, которая вызывала, может быть, большое непонимание, но еще большую зависть.

Прот. А.Степанов: Ну и помещик, прежде всего, был глубоко чужд. Думаю, не столько даже зависть, ведь когда громили усадьбы, они не столько их грабили, сколько просто варварски уничтожали, поджигали, били посуду, гадили в вазы и т.д. То есть не возникало инстинктов взять это себе. Завидовали не в том смысле, что хотели бы жить так.

Прот. Г.Митрофанов: Завидовали в другом смысле – столько земли пропадает: под какой-то парк, под какие-то пруды… И здесь, конечно, Церковь могла бы сыграть очень важную роль, потому что, на самом деле, единственный человек, который имел какой-то контакт с крестьянами, образованный человек, – это был, конечно, священник. Конечно, существовала к этому времени и земская интеллигенция: врачи, учителя – в картине эта тема совершенно не представлена, но вот есть священник. Но что можно сказать о священнике? Видимо, священник этот был не на особенно хорошем счету, потому что, будучи таким великовозрастным, он не имеет даже камилавки или наперсного креста. Может быть, просто это такая недоработка режиссерская…

Прот. А.Степанов: Там было в консультантах 4 священника, а благодарность выражается митрополиту Калужскому Клименту, архиепископу Лонгину Саратовскому, поэтому, думаю, что это бы не проскочило случайно.

Прот. Г.Митрофанов: Я размышляю о том, что правящим архиереем был епископ Кирилл, который вообще шесть дней в неделю, если не было праздников, каждый день он вел прием, который ездил по епархии, который, конечно, отзывался на очень многих, и этого священника, безусловно, в таком великовозрастном состоянии поощрил бы чем-то. Видимо, не очень хороший священник…

Прот. А.Степанов: Значит, не очень хороший, да.

Прот. Г.Митрофанов: …остается предполагать. С другой стороны, как бы о нем ни говорить, а впоследствии я готов признать в нем будущего священномученика (к этому мы подойдем дальше), а сейчас я могу сказать одно: перед нами священник, который служит довольно давно, если не в этом селе, то, во всяком случае, в деревне как таковой, и он уже, по существу, надломлен, не пытается ничего изменить, не пытается просвещать, хотя это наверняка священник с оконченным семинарским образованием. Он, по существу, с ними сосуществует, не случайно такая никчемная, казалось бы, исповедь, никчемные рекомендации, которые по силам воспринять главным героям: вот нужно что-то сделать внешнее, чтобы улучшить, опять-таки, внешние обстоятельства жизни.
И вот начинается тема паломничества, заметим, либо в Саров, либо в Задонск. Саров дальше, Задонск ближе, это соседняя Воронежская епархия, куда она и направляется. Направляется, заметьте, после чего? После того, как она посещала колдунью, чтобы активизировать, так сказать, сексуальные возможности своего супруга, получила за это сразу утешение в виде… Что меня здесь шокировало, я думаю, Вы, Сергей Павлович, обратили внимание, они живут в этой деревне, как в глухом лесу, потому что, надо полагать, ладно, уж мы оставляем властных судей, урядников, но если бы случилось коллективное изнасилование в деревне, просто само общество с этими бы людьми нашло путь, как разобраться. А тут ощущение совершеннейшей беззащитности.

Прот. А.Степанов: Но они жили на хуторе, в деревне могли как бы и не знать.

Прот. Г.Митрофанов: Теоретически да, но вот это общее ощущение беззащитности для начала ХХ века уж чересчур.

С.Подболотов: Невозможно, я тоже думаю. Все-таки в результате реформ начала века крестьянин встал под защиту закона.

Прот. А.Степанов: Да, но может быть, сознание не успевало меняться…

С.Подболотов: Несомненно.

Прот. Г.Митрофанов: Может быть, главная героиня сама переживала по-своему, что после колдуньи получила вот такое испытание, а потом, мы даже не знаем, от кого родился этот ребенок, может быть, и не от отца. Но вот она вместе с ребенком отправляется в паломничество. И здесь, я уж не знаю почему, Смирнов затронул тему, на самом деле, мало обсуждаемую, но в свое время очень даже больную. А именно – вот я могу вспомнить, как в большом количестве отчетов, докладов из Иерусалимской миссии говорилось о том, что среди женщин-паломниц процветает проституция. Когда паломницы отправлялись из своих глухих деревень в святую землю, у них часто не хватало средств, чтобы оплатить свое путешествие. Пешком можно было дойти до Одессы, а что дальше? И они нередко расплачивались, так сказать, натурой, потому что у них ничего не было, в надежде, что с Святом граде им эти грехи отпустят, тем более, что идут они в Святой град. Миссионеры этим возмущались – не надо вообще никаких паломничеств, если они способствуют этому. Кто-то воровал, кто-то проституировал. Невольно возникает аналогия с современными ВИП-паломническими теплоходами, на которых каких-нибудь богатых православных христиан сопровождающие секретарши могут и окрестить и обвенчать, пока они еще в Святую землю приедут, по ходу дела, если это надо. Понимаете, тут паломничество отнюдь не предполагает чистоту нравов. И здесь неожиданно нам открывается вот этот эпизод во всей своей неприглядной наготе. Что характерно для паломников? Опять-таки, этот разговор – возникает тема града Китежа, вот теперь уже второй раз она возникает, вербально, словесно, об этом говорится. Все неудовлетворены своей жизнью, все считают, что другой жизни у них не будет, все пытаются от нее как-то уйти, не изменить, а именно уйти, и если бы было возможно, дойдя до Китеж града, в который можно бы было погрузиться. Но как выясняется, это не получается.
Что касается вот этого образа беглого монаха, каторжанина – в общем-то, он, скорее, напоминает какого-нибудь несостоявшегося эсеровского боевика из городских люмпенов своими рассуждениями, чем человека, который прошел каторгу, был в монастыре и который, по сути дела, предлагает ей вариант такой, знаете, распутинщины: покаяться сможешь, если это грех, а может, это и не грех, через грех всегда можно прийти к чему-то. То есть перед нами опять открывается картина, что даже в паломничестве очень трудно было обрести русскому православному человеку какую-то истину. Никто не был озабочен тем, чтобы паломники открывали для себя какие-то истины. Вот куда она пошла в Задонск?

Прот. А.Степанов: Судя по всему, мало себе представляла. То есть сам процесс, куда-то пойти, что-то такое сделать, поклониться, приложиться, уйти обратно – все. А что это должно как-то изменить душу, возвысить и т.д. – этого в сознании, видимо, не было.

Прот. Г.Митрофанов: Должно облегчить жизнь.

С.Подболотов: Тихон Задонский говорил, что эту землю снова надо крестить и просвещать, кстати сказать.

Прот. Г.Митрофанов: Далее, вот эта сцена, я, конечно, сразу напрягся, смотря этот фильм – выходит архиерей. Но потом я сообразил – раз это Задонск, то скорее всего, это викарий Воронежской епархии, Острожский епископ, то есть это не архиепископ Кирилл. Собственно, там показан такой неопределенного вида архиерей, зачитывающий этот самый…

Прот. А.Степанов: Очень хорошим языком, который так контрастирует от того странного наречия, на котором говорит народ.

Прот. Г.Митрофанов: Да. А дальше она возвращается. Возвращается, там не только война внешняя, но и сожгли их хутор. Вот здесь возникает еще одна тема. Помните, когда они приглашают священника освятить недостроенный дом, он говорит о том, что им нужно уходить, потому что старший брат, который держит в руках все дело, которому и он должен… Вот возникает еще одна очень примечательная тема. Нельзя не напомнить, что ведь наше духовенство, не имевшее жалованья, но имевшее большие семьи, по существу находилось на иждивении своих прихожан. И самым страшным авторитетом в приходе был именно богатый крестьянин, их могло быть даже несколько, от которого зависело материальное выживание семьи священника.

Прот. А.Степанов: Мог быть, конечно, и помещик.

Прот. Г.Митрофанов: В меньшей степени. Именно крестьяне, потому что они куда более были вовлечены в эту повседневную приходскую жизнь. Помещик мог приглашать священника от случая к случаю. Он сам мог не проводить все время в поместье, тем более в начале ХХ века. А эти были всегда рядом, и они были главными авторитетами. И конечно, он показывает, что он даже не в состоянии защитить их от произвола старшего брата. Так вообще надо понимать, что старший брат, видимо, и инициировал сожжение этого самого хутора.

Прот. А.Степанов: Это не очень понятно, как это произошло, то ли пьяный, то ли сам спалил…

Прот. Г.Митрофанов: Да, но вот этот конфликт, когда священник…

Прот. А.Степанов: Он припоминает, что кому-то хочет отомстить, так что, вероятно, что-то было…

Прот. Г.Митрофанов: Да. Тем более, что священник рекомендует им уехать, потому что им жизни все равно не дадут. Ну, а дальше он уходит и, к сожалению, хотя мы видим, как постепенно в его отношении к главной героине прорастают какие-то человеческие чувства: сережки он ей дарит еще в прежнем доме, начинают жить самостоятельной такой жизнью, пытаясь, собственно, ее защитить и т.д., эта тема так и гаснет. В общем, получается так, что у этой русской женщины во все ее дни был либо такой никчемный муж, ни на что не годный, либо не в меру активные односельчане, которые вот так с ней обошлись. Довольно страшная судьба, из которой следует какой-то очень для нашего времени актуальный вывод. Почему я говорю, что часто на фильм влияет современность – низкокачественность мужчин и высококачественность женщин, с той точки зрения, что героиня выполняет уже функцию: она становится хозяйкой, одинокой хозяйкой, на которой и ребенок и выживание, потому что хозяйства не осталось.

Прот. А.Степанов: Все-таки надо сказать, что мужчины, в целом, проявляют себя гораздо более активно и состоятельно, чем, к сожалению, в наше время. Кстати, Вы не видели, там еще есть такой фильм, который сняла Бессарабова о Смирнове и о съемках этого фильма? Называется «Под говор пьяных мужичков», где показана вот эта деревня, в которой, собственно, снимался этот фильм, уже в наше время. Абсолютно типичная картина – ржавые какие-то тракторы, заброшенная мастерская по ремонту, и компания пьяных, убогих, страшных мужичков, ну совершенно не выбранных, любой человек современный, который бывал в современной деревне, понимает, что вот это – население. То есть контраст вот того народа, который показан там, еще полного сил, несмотря на то, что мужчины, может быть, иногда были хуже женщин, но все-таки мужики-то были. И даже хозяин вот этого дома, при всех его, быть может, больших недостатках, тем не менее, видна энергия, вот что главное видно, в стране была огромная энергия. Можно было осваивать все эти гигантские территории, которыми мы к этому моменту уже обладали.

С.Подболотов: Несомненно, это вообще, мне кажется, какая-то гигантская катастрофа невиданных человечеством масштабов, так, чтобы земля обрабатывалась в течение тысячелетия, огромная территория, и она заброшена – это какой-то уникальный коммунистическими властями эксперимент проведен. Просто уникальный.

Прот. А.Степанов: Или какая-то должна быть экологическая катастрофа – пустыня наступила на плодородные земли или что-то вот такое.

Прот. Г.Митрофанов: Тем более речь идет о Тамбовщине – в общем, плодородная почва, во многих странах Европы нет плодородной почвы.
Но вот сейчас мы переходим к очень важной теме, мне кажется, вот какой. Это очень большой недостаток фильма – то, что мы из 1914 года переносимся сразу в год 1919. Для того чтобы понять, что произошло там, безусловно, нужно было рассказать о годе 1917 и 1918. Ведь отголоски этого времени присутствуют в этом фильме. Вы обратили внимание, что там постоянно, в деревне, уже в 1921 году звучит тема одна: коммунисты, коммунисты. Не звучит слово: большевик. Правильно, ведь, собственно, большевики стали благодетелями для многих из них, и многие из них были большевиками, с партбилетами или без партбилетов, когда произошел черный передел земли 1917-1918 года, узаконенный большевиками.

Прот. А.Степанов: Который абсолютно, кстати, не показан в фильме.

Прот. Г.Митрофанов: То, что это не показано, что люди, прошедшие войну, вкусившие крови, и без того не отличавшиеся подчас нравственным и правовым развитием, получили в 1917 году возможность наконец решить свои вековые проблемы, как им показалось, за счет соседей, прежде всего помещиков, и, конечно, то, что за скобки вынесен этот период, не позволяет нам понять, почему она, возвратившись в 1919 году в деревню, находит вот этого монстрообразного мужичка. А на мой взгляд, самыми выдающимися персонажами, в смысле образов русских людей в условиях смуты, становится вот этот самый уголовник, сменивший несколько образов на наших глазах – сначала он просто дезертир, потом уголовник, потом он продотрядник, потом он антоновец, а по ходу дела временный ее муж, зачавший ей ребенка. И второй персонаж – это Давид, который занимает, на мой взгляд, совершенно одинаковую позицию, по существу, к тому, что происходит в стране и мире. Так вот, не показан черный передел, который на Тамбовщине происходил в ужасающих формах… Ведь надо отдавать себе отчет, что священника этого могли просто убить именно в 1918, не просто дать ему по голове, как это имело место в данном случае – дьякона расстреляли, его ударили по голове, – а убить именно потому, что убивали всех тех, кто так или иначе рассматривался как не мужик, как не свой. Да, помещиков убивали в первую очередь, если они не смогли исчезнуть; ведь, как правило, мало кого пощадили из помещиков. Идиллические рассказы, что кого-то добрые крестьяне не расстреляли, имеют под собой почву, но таких случаев было очень немного. На самом деле уничтожали всех, и даже не по злобе, как выражались в тех местах, а просто потому, что они помещики и их быть не должно, начинается новая «жизня». И вот в этой новой жизни бар не будет. Но когда там появлялись еще и комиссары, то вместе с помещиками гибли и священники. Вот так погиб дедушка Зои Космодемьянской, в 1918 году в тех же самых местах, именно потому, что он был священник. Так могли погибать и врачи, так могли погибать и учителя – все то, что как-то отличалось. Начиналось мужицкое царство.

Прот. А.Степанов: И начинается, собственно, вот этот беспредел. Если до этого жизнь была невероятно груба, но она была все-таки в каких-то очень жестких формах отлита, то здесь начинается смещение вот этих самых хтонических пластов народной жизни, становится возможно все.

Прот. Г.Митрофанов: Начинается попытка реализовать, построить град Китеж, через то, что мы все возьмем и поделим. И вот, мне кажется, очень важным было бы не просто показать это. Помните, там такой мужик, который обличает коммунистов, требует, чтобы антоновцы не щадили коммунистов. Вот такой же самый мужик требовал так же уничтожать помещиков, не щадить никого из этого барского семени. Вот откуда все началось. По существу, именно этот 1917-1918 год, имея в виду еще усталость и озверелость людей от войны, обусловил начало распадения также того крестьянского мира, который существовал, то есть крестьянский мир должен был пожрать сам себя в таком случае. Они этого не понимали, они пожирали сначала помещиков.

Прот. А.Степанов: Я бы дерзнул высказать предположение, почему Андрей Смирнов исключил эти годы из своего фильма. Дело в том, что ведь все-таки крестьянское разорение помещичьих усадеб, вот этот черный передел земли, произошел не на пустом месте. Все-таки 200 лет крепостного права, довольно тяжелого рабства, в которое был поставлен народ, и этот народ помнил, что когда-то земля была его, и когда-то он был свободным, а его сделали рабами, порождали то, что Яков Аркадьевич Гордин называет народной обидой. Обидой, которая жила в течение двухсот лет имперской России, когда это закрепощение произошло полностью, в народном сознании. И порой это прорывалось, как мы знаем, вот в эти бунты русские, бессмысленные и беспощадные, как, собственно, и всякие восстания рабов. И вот здесь черный передел, конечно, имел под собой вот эту основу, хотя уже 40 лет как крепостное право было отменено, но все равно это сознание, эта обида на правящий класс в сознании людей сохранялась. И если уж тогда говорить о счете, который можно предъявить крестьянам по поводу разорения крестьянских усадеб и овладения чужой землей, то надо было бы этот счет отодвинуть куда-нибудь в XVII век, когда формировалась империя, и когда у крестьян, собственно, отнимали землю, которую они считали своей. Все это вместить в контекст одного фильма, чтобы не нарушить баланс этой правды народа, дворянства и всех участников народной драмы, русской революции, просто одного фильма мало. Мне кажется, Смирнов хотел показать трагедию крестьянства, он ее показал, действительно, со всем реализмом, с определенной беспощадностью, и в то же время, с большим сочувствием к этому свирепому, но в то же время такому по-детски беспомощному миру.
Время нашей программы подошло к концу. Но разговор о фильме Андрея Смирнова «Жила-была одна баба» мы все-таки не закончили и продолжим его в нашей следующей программе. Напоминаю нашим слушателям, что в сегодняшней программе принимали участие профессор Санкт-Петербургской духовной академии протоиерей Георгий Митрофанов и историк, преподаватель Европейского университета Сергей Павлович Подболотов. Передачу вел протоиерей Александр Степанов. Всего вам доброго!

Сергей Подболотов и отец Георгий Митрофанов в студии радио «Град Петров»

В архиве на сайте:

Обсуждение фильма режиссера и сценариста Андрея Смирнова
«Жила-была одна баба» на радио «Град Петров»:

1.   2.   3.

В анонсах:

В основном, всё показано верно, но вопрос в другом: как к этому относиться?
В нашем эфире фильм «Жила-была одна баба» обсуждают протоиерей Александр Степанов, протоиерей Георгий Митрофанов и историк Сергей Подболотов

Фильм режиссера и сценариста Андрея Смирнова «Жила-была одна баба» вызвал широкое обсуждение в обществе. Свое мнение о фильме, в котором рассказывается история русской крестьянки в период с 1909 по 1921 год, высказал историк Кирилл Александров

К 90-летию подавления тамбовского крестьянского восстания (1921)

С 5 сентября в эфир выйдут пять программ – беседы историков Кирилла Александрова и Владимира Черняева, посвященные 90-летию знаменитого «Таганцевского дела»

Великая война: Россия вступала в кампанию 1917 года непобедимой, более сильной, чем когда-либо… Цикл передач историка К.М.Александрова о Первой мировой войне

Юбилейная серия программ «Псковская Православная Миссия. Биографии. К 70-летию основания»

Если Вы хотите узнать, как воевал дед или прадед, как проходил его боевой путь, где он погиб – что можно сделать?  На этот вопрос ответил гость программы «Встреча» Даниил Петров во второй части беседы, посвященной 70-летию нападения гитлеровской Германии на Советский Союз

9 мая – день памяти о войне

Цикл программ по письмам Евгении Свиньиной из Петрограда-Ленинграда в Париж «Родная чужбина»

В рубрике «Под знаменем России» – цикл программ, рассказывающий о жизни Антона Ивановича Деникина

Они получили то, что заслужили?
90-летие кровавого подавления Кронштадтского восстания

Письмо внучки генерала М.В. Алексеева по поводу программы, посвященной ее знаменитому деду в цикле «Белые генералы» на радио «Град Петров»

«И.С. Шмелёв был, кроме писательства, еще и выдающийся русский человек», – написал о Шмелёве другой выдающийся эмигрант, историк церкви Антон Владимирович Карташёв. Новый диск, выпущенный радиостанцией «Град Петров» – прямая иллюстрация к этому высказыванию