«Мы долгое время имели отношение к человеку как к винтику, который нужен только для того, чтобы обеспечить бесперебойное функционирование всего механизма. Никто не говорил ни слова о личности, о ценности человека как такового»

Программа Марины Лобановой

«Книжное обозрение»

Гость: Главный редактор издательства «Никея» Владимир Лучанинов

***

Марина Лобанова: Почему для верующего человека особенно важна психология? У нас очень часто путают религиозные переживания с психологией, и, что еще хуже – с психологическими и даже психическими проблемами. И вот если мы изучим психологический подход к той или иной теме, тогда мы узнаем, где есть то свободное место, которое мы не освоили – место нашей веры в Бога. Провести это различение очень важно. Тот, кто его не произвел, он обязательно запутается и вместо обращения к Богу будет общаться со своими «внутренними тараканами», а то и внутренними бесами.

Владимир Лучанинов: В книжных магазинах наши книги из серии «Христианская психология» стоят не в разделе «Религия», а в разделе «Психология», для православного издательства – это настоящая победа. Книга Наталии Ининой оказалась самой популярной, самой востребованной среди читателей.

Марина Лобанова: Христос сказал: будьте как дети. Но что значить быть как дети? Вести себя как ребенок, быть инфантильным взрослым, требовать чупа-чупс в супермаркете, обижаться, когда брату купили велосипед? Конечно, нет. Так что же это значит?

Психология помогает нам стать лучше, это же тоже цель христианской жизни.

Владимир Лучанинов: Психологическую часть человека можно сравнить с мутным стеклом, которое не дает видеть самого себя и, соответственно, искажает и духовный мир. Ведь зачастую психологические механизмы защиты превращаются в настоящий панцирь. За этим панцирем человек не видит и ближнего, и самого себя. Он закрыт от себя, от Бога и закрыт от ближнего. Это действительно очень страшно. И вот этот психологический уровень – это разбирательство с собой – зачастую открывает возможность человеку для духовной жизни.

Одно из достоинств книги Наталии Ининой – большое количество примеров из личного опыта и из опыта психологического консультирования.

Марина Лобанова: В программе «Пастырский час», которая выходит у нас на радио в прямом эфире каждый день, кроме выходных, часто слушатели рассказывают, как спросили о чем-то священника, а он вот так-то ответил, а я не то бы хотела и т.д. И священники часто отвечают на такие вопросы: «Откройте себя Богу». И встречаются с полным непониманием, что же такое им священник говорит. И мне хочется сказать священникам: «Да не поймет вас человек, не поймет, как это открыть себя навстречу Богу, если он сам с собой не встретился. Не услышит человек Бога, если он сам себя не слышит. Не слышит, не понимает себя, не слышит священника, который ему что-то говорит, как же Бога он сможет услышать? Нам говорят, что Церковь – это лечебница. Но если это лечебница, то люди должны выписываться, или нет? Поэтому мне нравится подзаголовок книги: «прикладная христианская психология». Ведь нам так нужны именно практические рекомендации.

Владимир Лучанинов: Московская школа христианских психологов, в авангарде которой стоят профессор Борис Сергеевич Братусь, профессор Федор Ефимович Василюк – это люди, которые неразрывно связаны с владыкой Антонием Сурожским. Во многом их подход основан на богословии встречи, которое принес нам этот замечательный архипастырь.

Публикуем фрагмент из книги Наталии Ининой

«Испытание детством. Что мешает нам быть счастливыми?»

…предложение забыть о своих желаниях и полностью раствориться в другом — чудесный симптом влю­бленности. Но когда эта установка сохраняется на годы — дело плохо. Тогда влюбленный молодой че­ловек, готовый на любые уступки ради возлюблен­ной, превращается в пассивного, ведомого, безучаст­ного мужа. «Пусть жена решит», — отвечает он на любые адресованные ему вопросы. Какой купить ди­ван в гостиную, на какой курорт поехать отдыхать летом, в какую школу отдать ребенка, какой автомо­биль лучше, кого приглашать в дом на Рождество и на собственный день рождения — на эти, да, впрочем, и на все остальные вопросы ответы надо искать у же­ны. Муж же будет соответствовать ситуации и покор­но сидеть на неудобном диване, изнывать от жары под палящим южным солнцем, ездить на нелюбимом автомобиле и сидеть за одним столом с малознако­мыми, но очень полезными людьми. При этом в глу­бине души он будет мечтать о том, что бы он сделал, если бы мог: как бы поехал на тихую северную реч­ку со своим старым школьным другом, как закинул бы удочку и как был бы счастлив. Но счастье нам, как известно, только снится. Вот и сидит он год за годом, десятилетие за десятилетием, на этом ненавистном диване, смотрит невидящими глазами в телевизор, ест, не ощущая вкуса, еду, которую так любит гото­вить его супруга, уже практически не реагирует на обычное недовольное жужжание своей столь же не­счастной жены и мечтает о том, что когда-нибудь… Но этого «когда-нибудь», как правило, не наступает, а подступает старость, нашептывающая не мудрые изречения, а печальную мысль о том, что жизнь про­шла мимо и зря! Боже мой, как грустно! Неужели ни­чего нельзя изменить? Неужели нельзя начать жить заново, вот тогда бы все было бы иначе… Но жизнь не черновик, ее не перепишешь набело. Каждый день, каждый час, каждая минута неповторимы, их невозможно вернуть назад! Понимание этого требу­ет от нас бережного отношения к настоящему, глубо­кого чувства ответственности за каждое мгновение своей жизни, ведь то, что мы можем сделать сегод­ня, сейчас, возможно, больше не повторится, и шан­са что-то изменить не представится вновь.

От одного известного психолога я услышала див­ный образ — «промельк». Представьте, что вы еде­те в поезде, а перед вашим взором мелькает толь­ко сплошная стена густого леса и больше ничего. И вдруг вы видите этот «промельк»: голубое небо, легкие белые облака плывут в вышине, поля, покры­тые свежей травой, вдали сверкает гладь озера и пти­цы парят над ним… Мгновение — и все схлопнулось: опять стена леса, темная и бесконечная. Так и жизнь, точнее то, что мы с ней делаем, тянется как беспрос­ветная, бесцветная полоса, и только иногда наш взор выхватывает этот «промельк» настоящей прекрасной и живой жизни, такой, какой она могла бы быть, но мы так привыкли, так срослись с тем, что мы называ­ем жизнью, что даже не пытаемся напрячься и дотя­нуться до той, подлинной.

Вернемся к нашему инфантильному и пассив­ному мужчине, отдавшему бразды правления своей судьбой в чужие руки. Что побуждает его делать это? Надо сразу оговориться: дело здесь не только в психо­логии и не только в детстве. Необходимо еще учиты­вать влияние социокультурного, культурно-истори­ческого контекста. Давайте вспомним относительно недавнюю историю Советского Союза. Роль муж­чины, равно как и роль женщины, были подмене­ны ролью строителя коммунизма. Личность подме­нила функция. Все то, что было так ценно и важно в мире, сотканном из мужчин и женщин, потеряло всякий смысл. Женщина превратилась в многоста­ночную машину, которая должна была работать, сто­ять в очередях, готовить еду, кормить, лечить, учить. Мужчина же как глава семьи был нейтрализован си­стемой, ему подрезали крылья, его лишили возмож­ности быть увлеченным, побеждать, конкурировать, куда-то стремиться, с чем-то бороться, ему осталось только отсиживать часы с восьми до пяти за смеш­ную зарплату (ее еще называли «зря-платой»), а по­том играть в домино в собутыльниками в парке. Если в семье такой женщины и такого мужчины рождалась девочка, то она старалась быть похожей на мать, то есть все мочь и все уметь. Если же рождался мальчик, то он видел сильную, волевую мать, которая «пашет» с утра до ночи, и слабого безвольного отца, часто еще и пьющего. Таким образом, в сознании мальчика не был сформирован образ настоящего мужчины, на ко­торого бы ему хотелось быть похожим. Еще раз по­ясним, что мать становилась такой «сильной» не из-за желания быть наравне с мужчиной, у нее просто не было выхода, срабатывал материнский инстинкт и более гибкая, пластичная женская психофизиоло­гия, позволяющая ей не «ломаться» в ситуации испы­таний, а «гнуться», выдерживая большой вес. Отец же «ломался», превращался в «нечто» именно потому, что главные мужские мотивации, такие как стремле­ние к развитию, творчество, потребность в собствен­ном деле, в котором он мог бы себя выразить, были полностью истреблены.

Это вовсе не значит, что во времена Советского Союза не было настоящих мужчин, но они часто пла­тили за это большую цену — от потери карьеры и ра­боты до лишения свободы в местах вполне отдален­ных. Если учитывать этот социокультурный контекст, то становится более ясным вопрос, который современ­ные русские женщины задают вот уже более двадцати лет: «Куда подевались настоящие мужчины?» Можно поставить этот вопрос шире — почему в нашей стра­не столько инфантильных эгоцентричных людей, и по­чему их количество не связано с уровнем образования и уровнем развития социума? Ответ, конечно, должен быть многозначным, но в нем будет обязательно при­сутствовать и психологический аспект.

Мы долгое время имели страну, постулировавшую определенное отношение к человеку как к винтику, ше­стеренке системы, который нужен только для того, что­бы обеспечить бесперебойное функционирование все­го механизма. Иными словами, никто не говорил ни слова о личности, об индивидуальности, о ценности че­ловека как такового, вне зависимости от его функцио­нального значения для общества. Сам человек со своей уникальностью и неповторимостью был обществу со­вершенно не нужен. Любое культурное событие, будь то спектакль, фильм или художественная выставка, ори­ентированные на человека, пытающиеся проникнуть в глубь его личности, понять его смыслы, мотивы, цен­ности, вызывали у властей неприятие и отторжение. Та­кие события закрывали, запрещали, «клали на полку», дабы не разбудить человеческое в человеке.

Вернемся вновь в поле индивидуальной психологии, к нашему инфантильному мужчине, к нашему «под­каблучнику», и попробуем разобрать те индивидуаль­ные психологические механизмы, которые стоят за ним. А за ним будет стоять заботливая, опекающая мать, уберегающая любимого сыночка от любых тре­бований отца или другого мужского окружения. Эти мальчики в детстве всегда любимчики, они освобож­дены от любых домашних обязанностей и требова­ний, они часто изнежены, опекаемы. Это не значит, что мать на них не сердится, не злится, не пытается воспитывать, но это значит, что она всегда отступает и ни на чем не может настоять.

Я помню один характерный пример. Мать яр­кого представителя такого типа жаловалась мне: «Ну вы мне скажите, почему я должна носить ему еду в комнату, почему я должна подбирать разбро­санные по всей квартире носки и трусы, почему да­же грязную тарелку он не может принести в кухню и поставить в раковину?» Я резонно спросила в от­вет: «Действительно, а почему вы все это делаете?» Надо пояснить, что родители этого двадцатилетнего парня были давно в разводе, а все попытки ее второго

мужа, пытающегося повлиять на избалованного от­прыска, воспринимались любящей мамой как агрес­сия. «Он не твой сын, — говорила она, — ты не име­ешь права так на него давить!» Короче говоря, она отбила всякую охоту у своего мужа принимать уча­стие в воспитании ее сына, а его родной отец был на­значен предателем и мерзавцем. В результате парень был полностью лишен мужского воспитания. Зато мама, испытывая вину перед сыном за то, что разве­лась с его отцом, всячески пыталась «зализать ему ра­ны», покупая ему компьютеры, дорогие мобильные телефоны, модные вещи и прочее. Что же удивлять­ся, что мальчик вырос инфантильным, внутренне слабым, неуверенным в себе человеком, поскольку все типично мужские ситуации, которые могли бы выковать его характер, стойкость и терпение, были тщательно отодвинуты матерью за пределы уютного и «пушистого» мира, который она создавала для сво­его любимого сыночка.

Было бы несправедливо всю ответственность за воспитание инфантильных мужчин переклады­вать только на женские плечи. Роль папы здесь тоже чрезвычайно важна. Не только образ «слабого» отца формирует инфантильный стиль поведения у сы­на. Сильный и холодный отец, эмоционально рав­нодушный, безучастный, оценивающий сына толь­ко по формальным признакам, по оценкам в школе, по достижениям в спорте или творчестве, по количе­ству заработанных денег, если речь идет уже о взрос­лом человеке, — это бьет посильней, чем опекающая мать. С таким отцом сын становится не просто ин­фантильным, он становится глубинно неспособным выдерживать любое напряжение жизни, посколь­ку не имеет опыта мужской поддержки, без которой мальчик никогда не станет мужчиной.