Латышские стрелки. Часть 2

М.Лобанова: Дорогие друзья, здравствуйте! Продолжаем цикл программ, посвященных топонимии нашего города Петербурга, сегодня вторая часть, посвященная улице Латышских стрелков. Передачу ведет Марина Лобанова. Об этих воинских формированиях, которых мы называем «красные революционные латышские стрелки», продолжит рассказ историк Кирилл Михайлович Александров. Кирилл Михайлович, здравствуйте!

К.Александров: Здравствуйте, Марина Николаевна! Здравствуйте, уважаемые радиослушатели!

М.Лобанова: Действительно, такое мифологизированное явление, красные латышские стрелки, что-то такое мы знаем. А вот улица, в 1976 году названа она, и вокруг, мы видим, улицы носят революционные названия, но тем не менее, еще раз повторю, как-то обидно, такие улицы, честно говоря, иметь. Тем более что сейчас мы продолжим рассказ о них…

К.Александров: Нужно просто себе воочию представлять, что они творили и чему способствовали их действия. Если посмотреть формальную статистику, открыть какую-нибудь энциклопедию, вот в латышской малой энциклопедии еще в советское время было написано о том, что в первой половине 18-го года латышские стрелки подавили примерно около 20 вооруженных выступлений и восстаний – за первое полугодие 18-го года – мелких, средних, которые носили так или иначе антибольшевистский характер. Ну например, в Калуге, в Саратове, в Нижнем Новгороде, в Осташкове, в Старой Русе, в других городах, местечках Калужской, Московской, Пензенской, Тамбовской, Саратовской губерниях. Это еще до начала полномасштабной гражданской войны. Считается, что май-июнь 18-го года это рубеж, после которого гражданская война принимает уже всероссийский, а не региональный характер. Я бы, например, в качестве короткого эпизода о двух событиях рассказал о событиях в Осташковском уезде Тверской губернии в апреле 18-го года и об этом несчастном и трагическом Ярославском восстании в апреле 18-го года.
В районе Бологого нес гарнизонную караульную службу 5-й латышский стрелковый полк, им командовал красный командир, стрелок Рамерс. Занимались латыши тем, что они, в частности, и несли этапно-заградительную службу, то есть, грубо говоря, проверяли поезда, которые шли между Петроградом и Москвой (главная линия), и вылавливали контру всякую, которая, соответственно, в этих поездах ехала. Контру определяли по чистоте ногтей, по выражению лица, что довольно несложно было, у людей особенно тщательно проверяли документы и, при необходимости, фильтровали их, выражаясь современным языком. Вот в Осташковском уезде Тверской губернии в начале апреля состоялось такое, забытое совершенно, антибольшевистское выступление солдат, которые вернулись с фронта Первой мировой войны, то есть были бывшие крестьяне, к ним еще примкнули какие-то местные мужички вооруженные. Они арестовали всю советскую администрацию, постреляли местных коммунистов. И вот как раз этот отряд провозгласил народную Осташковскую республику, в рамках узда, они сказали, что они не зависимы от советской власти, являются народной республикой, не зависимой от московской власти. У этого крестьянского отряда, который как бы пытался в уезде установить свою власть, с таким сильным, эсеровским, видимо, запахом, если так тривиально выражаться. Был какой-то запас оружия, то, что они с фронта привезли. Естественно, что сразу же было принято решение подавить это народное движение в зародыше, потому что большевики очень боялись, опасались возникновения вот таких местечковых провинциальных эпицентров антибольшевистского движения, которые в перспективе могли слиться во что-то более серьезное И против осташковцев сразу же был двинут первый батальон и пулеметная команда вот этого самого 50-го латышского полка. Под Осташковым произошел довольно напряженный бой, в котором в начале повстанцы довольно успешно отражали атаки латышей, но к ним в тыл зашел конный полк латышский, и фактически, русских на стороне красных сражалось ничтожно мало, основная сила это были латыши. Соответственно, повстанцы были разгромлены, понесли огромные потери. В условиях гражданской войны захваченных с оружием расстреливали на месте, только очень немногим удалось скрыться. И примерно еще где-то три недели после этого, где-то до середины мая 18-го года земгальцы несли караульную службу в Осташкове, в окрестностях вылавливали скрывшихся и сохранившихся повстанцев, пока не были отправлены на фронт под Казань против уже народной армии Учредительного собрания и войск тогда еще полковника Каппеля, знаменитых каппелевцев.
То же самое было что-то подобное в Саратове. В то же время, только там другая латышская часть подавляла народное восстание. Активность латышских стрелков служила очень мощным и крупным подспорьем, потому что, конечно, если бы не было латышей, такой дисциплинированной, готовой на все, беспощадной, безжалостной силы, готовой раздавить любое антибольшевистское сопротивление, не считаясь ни с какими жертвами, карательными мерами, то ленинцам было бы очень плохо. Мне близка точка зрения некоторых историков о том, что решающим годом в гражданской войне был все-таки не 19-й, а 18-й год, когда большевики были довольно слабыми еще, и огромное значение имели те события, которые происходили, собственно, на советской территории. И вот здесь нужно сказать о том, что, отчасти, расчеты российских контрреволюционеров были связаны с деятельностью конспиративных подпольных организаций, возникавших в большевистском тылу. Одна из таких самых крупных организаций называлась «Союз защиты Родины и свободы», была создана Борисом Викторовичем Савинковым, известным бывшим боевиком-эсером, который в годы Первой мировой войны занял оборонческие патриотические позиции и потом, уже после Февральской революции, был одним из тех общественных политических деятелей, которые в отличие от Керенского опасность в большевиках видели довольно явную. Как ни странно, Савинков пытался найти общий язык и с Корниловым, и Алексеевым, но на Дону он не ужился, приступил к созданию своей организации, которая носила сетевой характер, и вербовал в нее достаточно успешно бывших офицеров, довольно много, которые становились главной ударной силой этой организации. Несколько тысяч человек у него было раскинуто по разным городам: в Москве, Ярославле, Муроме, Рыбинске. Что интересно, в составе этого «Союза» была достаточно, в Москве именно, большая группа латышских… белых латышей, назовем их так, которые приняли участие в этой организации, около 60 офицеров. Командовал этой секцией латышской Георгиевский кавалер, герой Первой мировой войны, бывший командир 1-го латышского стрелкового полка полковник Бриедис. Практически все его соратники были латыши, офицеры Белой армии, русские офицеры, латыши по национальности, которые не принимали большевизма так же как и их русские однополчане и соратники. Тем более что Бриедис поддерживал еще отношения с генералом Алексеевым, находившимся в этот момент на Дону. Здесь были разного рода всякие параллельные и вертикальные связи. История провала московской организации боевого союза Родины и свободы в мае-июне 18-го года достаточно хорошо известна, она провалилась случайно, здесь на память приходят известные строки нашего замечательного русского мыслителя Федора Августовича Степуна о том, что в реальной истории пустяки, в отличие от писанной, играют очень важную роль. Бриедис уже, по-моему, в конце июля 18-го года, скрывавшийся в Москве, был опознан красными латышами, арестован органами ВЧК и расстрелян во время уже красного террора. Главная фигура среди белых латышей, которые были готовы поддерживать российское антибольшевистское сопротивление. В этой связи план Савинкова заключался в том, чтобы поднять целую серию воостаний не только в Москве, но и целую серию восстаний в городах такого, скажем, московского региона, которые бы окружили Москву или образовали такое кольцо восстаний, прервав ее связи с провинцией: Рыбинск, Муром, Ярославль.

М.Лобанова: Действительно, такие восстания произошли?

К.Александров: Восстания такие произошли. В самой Москве, опять-таки, когда произошел конфликт на 6-м Всероссийском съезде Советов, в процессе его работы, между левыми социалистами, революционерами и большевиками, – события 6-7 июля 1918 года – и в этих событиях латышские стрелки сыграли решающую роль, поддержав Ленина в конфликте с его последними легальными политическими оппонентами. Ленин лично заявил Вацетису о том, что вся надежда его на стрелковые полки латышские, которые находились в московских военных лагерях. В эти драматические часы и охрану Кремля несли стрелки 9-го латышского полка.

М.Лобанова: Подавление восстаний, в принципе, это были, по большей части, простонародные восстания?…

К.Александров: Если говорить о лево-эсеровском конфликте, сложная запутанная история достаточно, – она к организации «Союз защиты Родины и свободы» отношения не имела. То, что произошло в Ярославле, о чем мы будем сейчас говорить, это, конечно, было выступление подготовленное членами именно савинского «Союза защиты родины и свободы». Ярославль был очень важным городом – он располагался на Волжской магистрали. Здесь, во-первых, был центром одного из советских военных округов, склады, индендантство, здесь был железнодорожный узел. Руководитель этого выступления, полковник, впоследствии генерал, Александр Петрович Перхуров рассчитывал продержаться неделю в Ярославле до того, как подойдет помощь, которую обещал Савинков. Расчет был на помощь союзников, которые должны были от Архангельска к Ярославлю подойти. Савинкову показалось, что этих семи дней будет достаточно. Перхуров со своими добровольцами продержался 17 суток, а не 7, то есть более чем в два раза. Где-то примерно во второй половине июня в Ярославль маленькими группами начали прибывать офицеры, концентрироваться здесь, появился на какой-то короткий период сам Борис Савинков, с которым Перхуров обсуждал планы по захвату города. Но самое главное, что все-таки выступление висело на волоске. В организации активно состояло несколько сот человек, но сколько явится на кладбище городское, где был сборный пункт назначен в ночь восстания, причем практически не было оружия на руках, очень мало, ничтожно. Никто, в общем, не знал. У Перхурова достаточно много было офицеров, военспецов, которые состояли на службе в разных советских учреждениях, в штабе округа и т.д., сочувствовали восставшим, были готовы немедленно на сторону Перхурова перейти. Этот фактор тоже сыграл свою роль. Весь гарнизон в Ярославле состоял из одного полка, но очень многие военнослужащие этого полка красного, и бойцы и командиры, сочувствовали, скажем так, не столько восставшим повстанцам сочувствовали, сколько большевиков терпеть не могли. Единственным, действительно, надежным подразделением был отряд венгерских интернационалистов в 200 штыков, на который местные советские власти могли рассчитывать. В 1 час ночи 6 июля на Леонтьевском кладбище заговорщики собрались, Перхуров разделил своих соратников на 2 отряда: один из этих отрядов захватил оружейные склады, не встретив никакого сопротивления, а другой захватил губернаторский дом, где проходило какое-то крупное партийное советское совещание – все участники были арестованы. В гостинице «Бристоль» был захвачен Семен Нахимсон, один из местных ярких коммунистов, и тут же на месте был убит. К утру город оказался в руках повстанцев, на многие дома и на все главные здания были вывешены трехцветные русские флаги, бело-сине-красные. Полковник Перхуров немедленно объявил об отмене всех большевистских декретов, и на стенах домов были расклеены такие воззвания: «Российские граждане! Советская власть в Ярославской губернии свергнута во имя свободной России. Долой большевиков!» Конечно, вот этих нескольких сот человек, которые у Перхурова были, было бы ничтожно мало, их бы не хватило для того, чтобы они продержались не то что 17 суток, а 3-х дней, но к Перхурову повалило довольно много местных добровольцев, особенно учащейся молодежи, гимназисты, студенты.

М.Лобанова: Как просто было, на самом деле, большевиков свергнуть. Как это было просто! И кстати, улица Нахимсона до сих пор есть в Павловске, и кстати, улицей Нахимсона был Владимирский проспект назван.

К.Александров: Вот видите, здесь так совпало обстоятельство: силы восставших стали довольно быстро увеличиваться, причем что интересно, около 1000 рабочих вступили в отряд Перхурова, в том числе почти 300 железнодорожников. Мост через Волгу был захвачен матросами Волжской флотилии, которые объявили о том, что они переходят на сторону Перхурова. Появились в Ярославле три крестьянские делегации, которые просили оружие для того, чтобы поддержать повстанцев в провинции. Ситуация стала развиваться крайне неблагоприятно, и Ленин довольно быстро понял, что Ярославское восстание представляет колоссальную опасность для Москвы, учитывая просто тяжелое положение большевиков общее в июле 18-го года. Перхуров объявил своих повстанцев Северной добровольческой армией, объявил себя, что он является воюющей стороной, и соответственно, подчиняется командованию добровольческой армии, которая находилась на юге, действовала, по крайней мере, в одной с ним какой-то парадигме. К сожалению, еще до того, как события приняли активный оборот, буквально в последние часы существования советской власти в Ярославле, прямая связь с Москвой была телефонная, удалось в Москву сообщить о том, что город захвачен контрреволюционерами, и, соответственно, уже с 8 июля начались активные боевые действия против повстанцев, причем бронепоезд подошел с морскими дальнобойными орудиями, который вел жуткую стрельбу, бомбардировке с воздуха город подвергался. Что самое интересное, главную роль в подавлении восстания сыграли 3-й венгерский интернациональный полк, 8-й латышский стрелковый полк, 1-й варшавский революционный полк, отряды китайских наемников, 2-й рижский латышский стрелковый полк, части 1-го устьдвинского латышского стрелкового полка и, в конце концов, уже в последние дни подошел еще один латышский полк, в общем-то, латыши сыграли главную роль. Бои за город носили ожесточенный характер, жуткий просто. Может быть, это самое интенсивное такое, и по динамике, по пролитию, по сопротивлению, которое повстанцы оказывали, было восстание. Причем со стороны города горожане его, в основном, защищали, сами жители Ярославля. Я думаю, что это сюжет, который ждет еще какого-то режиссера своего, потому что все это должно быть на экране запечатлено так или иначе.

М.Лобанова: Да, Вы в других программах говорили, что, на самом деле, история восстаний против большевиков не преподается, ни в школе особо не изучается, не говорится об этом. Но обычно любят говорить: гражданская война – это жестокая вещь, ну красный террор, был и белый террор, ну и что… террор был… А Вы когда-нибудь слышали, чтобы говорили: да, гражданская война жестокая вещь, война – жестокая вещь, а что такое подавление восстаний? Вот насколько это жестокая вещь?

К.Александров: Здесь-то как раз уместно говорить о том, что здесь была такая чистая картинка, что со стороны большевиков преимущественно, на две трети, если не на три четверти, сражались иностранные части, которые уничтожали русских людей и сражавшихся под бело-сине-красным флагом. Город подвергся невероятному разрушению. Несколько лет тому назад в альманахе «Белая гвардия», издававшемся в Москве, который был посвящен антибольшевистскому повстанческому движению, из архива, из государственного архива Ярославля, в первую очередь, были опубликованы фотографии разрушенного города, храмов, соборов со снесенными куполами, огромные дыры в стенах, куполах от тяжелых артиллерийских снарядов, все выщерблено, испещрено пулями, пулеметными очередями, винтовочными залпами, выстрелами… Вообще такое впечатление, что город подвергся налету какой-то немецкой авиации Второй мировой войны, то есть настолько разрушения были сильные, которые показывают на степень ожесточенности сторон. Естественно, что отсутствие поддержки сыграло свою решающую роль, 21 июля, после того, когда одной части повстанцев удалось из города прорваться через кольцо неприятеля, израсходовали все боеприпасы практически, город был полностью разрушен, потом они уходили на восток, чтобы сражаться с большевиками в рядах белых войск восточного фронта. 21 июля войска Советской республики заняли дымящийся город. Один из очевидцев пишет: «Дымящиеся, заваленные грудами кирпича и битого стекла, улицы были покрыты трупами и стонущими ранеными, которых красные янычары тут же приканчивали штыками. Латышские стрелки, венгерские интернационалисты врывались в уцелевшие от пожаров дома, выискивали своих врагов, гонялись по дворам и садам за скрывающимися и так далее». Таким образом, исход сражения за Ярославль в июле 1918 года был решен именно чужой силой.

М.Лобанова: Ну вот, у нас не так много времени до конца второй части программы, посвященной латышским стрелкам, их участию в установлении советской власти в России. Кроме подавления восстаний, не единственное это восстание, которое они подавляли, как они себя проявили и что с ними потом стало?

К.Александров: Забегая вперед, они участвовали потом в подавлении Ижевского, Воткинского восстания, восстания рабочих Прикамских заводов, которое в августе 18-го года было поднято. Опять-таки очень важную роль они сыграли в борьбе против войск Колчака. Решающий достаточно момент в их истории это событие осени 1919 года, когда латышские и эстонские красные стрелки преградили дорогу на Москву ударным частям корпуса генерала Кутепова. По существу, по боевой стойкости и боевой выучке латыши и эстонцы тогда, в октябре 19-го года, не уступали отборным частям Деникинских вооруженных сил юга России, то есть дроздовцам. Корниловцам, марковцам. Сентябрь-октябрь 19-го года – один из самых таких очень ярких и драматических периодов в Орловско-Курском сражении, которое решило исход наступления Деникина на Москву. Латышские стрелки сыграли колоссальную роль, причем, например, город Кромы четыре раза из рук в руки переходил. Со стороны белых это были цветные части, соответственно, со стороны красных это эстонская дивизия, 9-ая советская дивизия, русскими, в основном, укомплектованная, и 5, 8, 9-й латышские стреловые полки, именно они и Кромы удержали окончательно за собой, и Орел взяли у белых. Причем, 6-й латышский полк в октябрьских боях против Корниловской ударной дивизии потерял 30% своего состава. Другие латышские полки в те же 20-е числа октября лишились по 35-40% личного состава. Это показывало уровень ожесточения и размах боев, причем очень нередко латыши использовали такой метод боевых действий: они, например, переодевались в форму добровольцев, погоны себе к форме прикрепляли, под видом добровольцев проникали в белый тыл, выдавая себя за отступавшие части генерала Деникина. Когда население им оказывало помощь, это население уничтожалось, истреблялось. Об этом, кстати, не белогвардейцы, не белоэмигранты, а вот комдив Примаков знаменитый в сборнике «Сражение под Орлом», который был опубликован уже после гражданской войны. Последний такой аккорд: латышские стрелки колоссальную роль сыграли в боях на Перекопах в 20-м году, уже против войск Русской армии генерал-лейтенанта Петра Николаевича Врангеля. 13-й армией советской, которая закрывала выходы из Крыма весной 20-го, командовал латыш Пауко. При наступлении Русской армии из Крыма в мае-июне 20-го года латыши как раз оказывали ожесточенное сопротивление, пытаясь не дать врангелевцам вырваться из Крыма. В частности, например, русская газета, издававшаяся в Севастополе, белая, «Таврический голос», писала: «В бою перед Перекопом латышские стрелки сражались с необыкновенной стойкостью и упорством» – это о противнике, – «пленных почти нет, так как латыши сопротивлялись до конца и ожесточенно рубились с нашими конниками». Это о событиях еще апреля 20-го года. Бои в Северной Таврии летом 20-го года и бои за Перекоп уже, соответственно, осенью 20-го года – и там эстонцы и латыши сыграли очень важную роль.
Латышская дивизия постоянно получала пополнение, она была одной из самых сильных из соединений рабоче-крестьянской Красной армии. Примерно осенью 20-го года в ней насчитывалось более 18 тысяч стрелков и командиров, из них более 2 тысяч, где-то примерно 15%, это были члены партии большевиков, то есть достаточно большой прослойкой. Латыши сыграли очень важную роль в занятии Крыма, в нанесении поражения частым Русской армии. Потом они участвовали в ликвидации повстанческого крестьянского движения Нестора Махно, только Врангель покинул Россию, махновцы уже были советской власти не нужны – с ними расправлялись латыши. Не смотря на то что латвийское правительство заключило в августе 20-го года мирный договор с правительством Советской республики – по этому договору латышские части в составе Красной армии должны были быть расформированы и их бойцы репатриированы в независимую Латвию, возвращены ра Родину для мирного созидательного труда. На самом деле они еще 3-4 месяца за советскую власть осенью 20 года воевали достаточно активно.

М.Лобанова: Получили они то, что хотели: передел земли?

К.Александров: В декабре, в самом конце, 31 декабря 20 года латышская стрелковая дивизия перестала существовать. Кто-то вернулся в Латвию, кто-то остался в Советской России и служил в 52 стрелковой дивизии Красной армии. Иные служили в войсках военизированной охраны в частях особого назначения ВЧКГПУ. Из красных латышских командиров, которых гражданская война выдвинула, в Латвию не вернулся почти никто, ну а комиссары, понятно, все остались на политической службе, причем достаточно назвать просто несколько имен в 20-30 годы, эти лица играли колоссальную роль в военной элите советского государства.

М.Лобанова: То есть они продолжили свою деятельность в России?

К.Александров: Вацетис преподавал в Академии Фрунзе, Алкснис командовал военно-воздушными силами, командирами корпусов Красной армии были Ян Фабрициус, Ян Лацис, начальником советской военной разведки почти 15 лет был Берзниш, который потом сгинул где-то в сталинских чистках. В общем-то, они играли колоссальную роль в советской военной элите, именно вот эти самые красные командиры из латышей, их роль в установлении советской власти, в укреплении большевиков у власти, в защите Ленина и Троцкого была очень и очень велика. Те латыши, которые вернулись в Латвию зимой 21-го года, снимали с себя красные звезды со своих фуражек, вывешивали уже национальные латышские флаги, а не красные, но на самом деле, в общем-то, встретили довольно, я бы сказал, нетипичный прием. В независимой Латвии в 20-30 годы вот этих красных латышских стрелков… ну, к ним относились с достаточно большим пиететом, они считались вроде такого экспедиционного корпуса, который показал очень хорошие боевые качества. И даже писали такие стихи: «Стрелок, твое имя шепчут латышские уста, латышские сердца, и народу твоему солнце вечно светится в пути. Сраженный на Перекопе, ты, как алый флаг, упал, ты, кого в тайге забытой крыло смерти обняло». Все в таком духе. Ну, и понятно, что уже после того, когда Латвия стала частью Советского Союза, латышские стрелки были опоэтизированы, их образ романтический принял такие совершенно апологетические черты, и они рассматривались как надежная ударная сила в революции, сыгравшая колоссальную роль в победе большевиков в гражданской войне, а еще до того в удержании Лениным власти в 18-м году в России.

М.Лобанова: Вообще латышские стрелки это, действительно, та активная историческая сила, которая помогла в нашей стране утвердиться на долгие десятилетия злу. По всей логике-то человеческой – разве может быть такая улица? Я не хочу, чтобы в Петербурге была такая улица. Вы хотите, чтобы была такая улица в Петербурге?

К.Александров: Нет, не хочу. Я предложил бы переименовать эту улицу в улицу Генерала Перхурова, руководителя Ярославского восстания, который был потом расстрелян органами ГПУ. Это был герой Первой мировой войны, все его предки и родственники служили России почти 500 лет. Его дед – герой Бородинского сражения 1812 года при Бородино. Его отец – честно служащий дворянин, причем это, в общем, такое мелкопоместное служилое дворянство, Перхуровы, которые не имели никаких материальных преференций за свою военную или гражданскую службу Отечеству. Но имени этого человека нету в топонимии, на самом деле, но по логике событий этот русский офицер, герой Первой мировой войны, в период Ярославского восстания гораздо больше заслуживает увековечения памяти нежели все эти бесконечные латышские, в общем-то, ландскнехты, которые укрепляли власть Ленина и Троцкого в России.

М.Лобанова: Да, у нас есть Латышские стрелки в топонимах, у нас есть Нахимсон до сих пор есть, хотя Владимирский проспект, слава Богу, вернули, уже это было непосильно совсем, и так далее. Действительно, я предлагаю жителям, тем, кто как-то связан с улицей Латышских стрелков, кто там работает, кто там бывает, кто рядом находится, давайте свои предложения. Вы, Кирилл Михайлович, предложили Перхурова – человек, про которого рассказать не стыдно своим детям.

К.Александров: И внукам тоже.

М.Лобанова: Зачем же рассказывать про таких людей, которые сыграли отрицательную роль? Помните, мы начинали в первых программах говорить о детском восприятии Бога: что Бог смотрит сверху – ребенок думает – на нас и все видит . Бог смотрит сверху, он видит карту. Если взять какую-нибудь историю, на которых мы воспитываем своих детей, какую-нибудь сказку рассказать им, а потом сказать: ну давай все вокруг тебя назовем именами злодеев. Вот, допустим, какая-нибудь сказка, где Кащей Бессмертный…

К.Александров: Улица Бабы-Яги.

М.Лобанова: И у нас будет вокруг: Кащея Бессмертного улица, улица Бабы-Яги, улица Злого Дракона и т.д. Ну, не будет никаких имен положительных героев.

К.Александров: Проспект Гоблинов.

М.Лобанова: Да, если взять эти прекрасные совершенно, христианские произведения Толкиена, Льюиса. Назовем именами злодеев – ребенок не поймет этого. А вот мы почему-то своей душой это воспринимаем. Я предлагаю все-таки, действительно, писать письма, и радио Град Петров поддерживает эту идею, мы будем освобождаться от зла. Если мы не будем освобождаться от зла, не будет места добру.